Конан в Венариуме

Сержант отвесил спорщикам шутливый поклон и прорычал:

— Продолжайте работать, лодыри! — и с этими словами отправился прочь, понукать других вояк.

После того, как родственники придали срубленным стволам нужную форму, заострив с обоих концов и оставив достаточной длины, то они оттащили готовые бревна назад, к стоянке. Там, под охраной лучников, другие воины выкапывали лопатами траншею вокруг лагеря. В канаве уже, кое-где, высился частокол. И те бревна, что приволокли Грант с Валтом, скоро заняли свое место рядом с остальными.

— Да, не стал бы я штурмовать подобный лагерь, — сказал Валт, оглядывая изгородь. — Надо быть сумасшедшим, чтобы решиться на такое.

— Может, ты и прав, — неохотно признал его двоюродный брат.

Но даже он не стал бы отрицать, что стена вокруг стоянки выглядела весьма внушительно и продолжала расти с каждой минутой. Лесорубы трудились достаточно далеко от траншеи, вырубая густой киммерийский лес, и Грант был готов поспорить, что затаившиеся дикари, в случае чего, не смогут захватить армию врасплох.

Долговязый боссонец, выправляющий шесты частокола заметил:

— Я тоже не стал бы атаковать, но это не означает, что проклятые киммерийцы оставят нас в покое. Разница между ними и нами велика. Они, действительно, сумасшедшие и поступают как безумцы.

— Они — варвары, и мы пришли на их землю, — сказал Грант. — Они наверняка попробуют нас уничтожить любой ценой, не считаясь с потерями.

— Так ведь и я о том же говорю, или не так? — боссонец упер руки в боки. — Конечно, попытаются, независимо от того, за кого мы их считаем. Но, пусть поразит меня Митра, если я знаю, когда это произойдет.

Подошел другой сержант, тоже родом из Боссонии, и также подпер свои бедра.

— Слушая подобные разговоры, меня беспокоит только одна мысль — будете ли вы дальше работать или лениться. И сразит меня Митра, если я не угадаю верно. Немедленно за работу, ты, безмозглый пес! — рявкнул он, и долговязый моментально бросился выполнять приказ. — А вы, — сержант обернулся к кузенам, — что оскалились? Если есть еще готовые бревна, то тащите сюда, если же нет нарубите. И не приведи боги, если я поймаю вас, болтающимися впустую. Вы оба пожалеете, что родились на этот свет! Слышите меня, идиоты?! — заорал он уже в полный голос.

— Так точно, господин сержант, — эхом отчеканили гандеры и поспешили убраться с глаз долой.

Дойдя до вырубки, они обнаружили свих товарищей, буксировавших очищенные стволы к лагерю. Грант мог поклясться, что рубить деревья гораздо труднее, чем транспортировать. «Нельзя никому доверять» — пожаловался он про себя, снедаемый завистью к сослуживцам. Гандер подзабыл, что днем ранее, они с Валтом шустро утащили три бревна, прямо из — под носа других лесорубов.

Землю быстро окутывала темнота. В Киммерии — стране вечных туманов, не возможно было точно определить, в какое время солнце заходит и восходит. В аквилонском лагере жалобно заиграла труба, призывая воинов на ужин. Ароматный пар поднимался над металлическими котелками, возбуждая аппетит. Потирая животы, показывая всему миру, насколько они пусты, солдаты выстроились в очередь за едой.

— Опять тушеная баранина? — фыркнув, спросил Грант.

— Именно, — с насмешкой подтвердил толстый боссонец, помешивая в котле варево.

Действительно, баранина была единственным блюдом, чем питалось войско, с момента пересечения границы. Фураж в этих местах был недостаточно хорош, и местные овцы выглядели маленькими и щуплыми.

Повар бросил половиком кусок мяса в подставленную плошку Гранта. Тот отошел в сторону, уступая место следующему солдату, и вытащил, выточенную из роа, ложку. Мясо было на редкость жестким и, к тому же, с душком. Ячмень, который пошел на гарнир, везли на подводах из Аквилонии. Скудные поля Киммерии могли родить, по большей части, рожь или овес. А ячмень, не говоря уже о пшенице, редко вызревал в суровых условиях.

Если б Гранту подали подобный ужин в какой-нибудь таверне в южной части Гандерланда, то он обругал бы хозяина последними словами. А здесь, в полевых условиях, он был рад даже такой еде. Главное, чтобы живот заполнился основательно. А все, что могло быть лучше этой снеди, теперь казалось каким-то чудом.

Кто-то из соседей вдруг, ни с того — не с сего, спросил:

— Как мы назовем наш лагерь?

Граф Стеркус всегда давал имена прежним стоянкам по названию имений, своих или, принадлежащих близким друзьям. Грант предполагал, что это делалось, чтобы лучше запоминать количество остановок армии.

— Венариум, — предложил другой солдат. — Пусть будет — Форт Венариум!

Мордек примерял стальной шлем на голову. На его поясе висел длинный кинжал, размером не уступающий небольшому мечу. Боевой топор и круглый деревянный щит, отделанный кожей и металлическими заклепками, ждали своего часа, прислоненные к печи кузницы. Кожаный походный мешок вмещал в себя достаточное количество овсяных лепешек и копченого мяса, чтобы не думать в ближайшее время о пропитании.

Конан прибывал в отчаянии. Он чуть ли не подпрыгивал на месте от досады.

— Возьми меня! — крикнул он, уже в который раз. Возьми меня с собой, отец!

— Нет, — отрезал Мордек.

Обычно, одного этого короткого слова было достаточно, чтобы заставить сына умолкнуть, но только не в этот раз.

— Прошу, возьми меня с собой! — чуть не плакал юноша. Я могу сражаться. Видит Кром, могу! Я больше и сильнее многих мужчин в Датхиле!

— Говорю же, нет! Тебе понятно? — рявкнул кузнец, и в его голосе уже слышались угрожающие нотки.

Конан замотал головой. Ему, во что бы то ни стало, хотелось попасть на войну с аквилонцами. Тогда Мордек схватил его за плечи и хорошенько встряхнул. Потом сам мотнул головой, словно отгоняя комаров. Он признавал, что его сын, действительно, мало чем уступает взрослым воинам.

— Ты родился на поле битвы, мальчик, — вздохнув, с неохотой начал Мордек. — И я не хочу видеть твою смерть во время другого сражения.

— Я не погибну! — горячо воскликнул Конан, последние слова отца показались ему чем-то нереальным. — Вот увидишь, я заставлю врагов валиться, как стебли под косой.

В способностях сына Мордек не сомневался. Но также знал, что зеленый юнец не выстоит против опытного воина, повидавшего на своем веку в два раза больше битв, чем лет мальчишке. И, конечно, любой, будь то ветеран или новичок, не застрахован от полета стрелы или точного броска копья.

— Когда я говорю — нет, то это значит — нет. Ты еще слишком молод. Ты останешься в деревне, и будешь заботиться о матери.

Но Конан был слишком горяч и необуздан, чтобы беспрекословно подчиниться и пропустить сражение.

— Я не хочу и не буду! — вскричал он. Как только ты уйдешь, я убегу из дома и присоединюсь к киммерийскому войску!

В следующий момент, он уже лежал на полу. В голове и ушах звенело от тяжелой оплеухи. Его отец нависал над ним, готовый преподать еще один урок.

— Ты будешь делать только то, что я велю, и никак иначе — хрипло объявил Модек. — Ты понял?

Вместо ответа, Конан схватился за длинную рукоятку топора. В этот момент, он был готов даже на убийство родного отца. Но тут, сильная рука Мордека сжала его запястье. Конан извивался, но так и не смог вырваться из железной хватки. Сила юноши, и вправду, могла поспорить с силой обычного мужчины, только не с могучим кузнецом.

Отец приподнял за шиворот сына, даже не изменившись в лице.

— Ты хотел почувствовать вкус драки? — спросил Мордек. — Кром! Хорошо же, я тебе его покажу!

Он ударил Конана еще раз и еще. Тому часто доставались тумаки от отца, но такого хладнокровного избиения юноша не получал никогда. Конан пытался сопротивляться, однако силы были не равны. Кузнец продолжал наносить жестокие удары. Он все ждал, когда сын запросит пощады, но Конан только сильнее стиснул зубы, полный решимости скорее умереть, чем показать слабину.

И, наверное, он так бы и умер под ударами озверевшего отца, но тут Верина вышла из спальни.