Попаданец на рыбалке. Дилогия (СИ)

Надо отметить, что общее впечатление от реки совпадало с тем, что было получено нами во время предыдущих походов по ней. Сура сильно петляла, образовывая своеобразную речную долину. Непосредственно у воды местами располагались обширные песчаные участки, настоящие пляжи, которые сменялись высокими глинистыми берегами. Эти участки чередовались между собой, попеременно возникая то справа, то слева по ходу движения, но в целом правый берег оставался выше. Чем‑то всё это напоминало гигантский овраг, по дну которого протекал шустрый ручеёк.

Низкие берега преимущественно заросли ивняком, на песке образовывались настоящие заросли лопухов. В пойме реки, в небольшом отдалении можно было видеть множество озёр, многие из которых соединялись небольшими протоками с основным руслом. Ниже устья Вылы высокий правый берег стал преобладающим, по его краю, над обрывом стоял сосновый лес, временами уступающий свое место дубовым исполинам и кое–где скромно пристроившимся березкам и другим лиственным деревьям. Вдоль крутояра практически повсеместно торчали из воды ветки и сучья затонувших деревьев.

Высокие берега местами прорезались ложбинками, чаще всего заросшими по краям кустарником, на взгляд издалека — смородина, малина и ежевика. Сколько раз мы бывали в самых разных местах на Суре, вроде бы всё уже видели, но открывающийся с воды вид буквально ошеломлял своей красотой, а многочисленные затончики, старицы и заливы звали остановиться и забросить снасти. Тем более, что погода способствовала продолжительному отдыху — солнце, легкий ветерок, отсутствие комаров и слепней, до середины реки они, видимо, не добирались. Из соображений безопасности, а также опасаясь топляков, мы держались ближе к середине, хотя во многих местах отмели и перекрывали почти всю реку. Несмотря на всю свою прелесть, Сура достаточно сложная река для плавания, все трудности происходят из‑за извилистого русла, большого числа мелей и наличия топляков.

Наше плавание продолжалось уже третий час, и за всё это время мы не заметили явных следов постоянного пребывания в этих местах человека. Начинала появляться усталость от длительного сидения в лодке в одной позе, но мы как‑то все не решались остановиться, буквально заворожённые всем происходящим — спокойным течением реки, величием лесов и общим умиротворением, словно висевшем в воздухе, который можно было намазывать на хлеб и есть, особенно нам, отравленным выхлопами большого города.

Вот за очередным поворотом реки с левого берега появился какой‑то приток, по старой памяти, где‑то в этом месте должна быть речка Белавка. Если это так, то устье Суры, а значит и Волга, уже недалеко. Приблизительно через час, после очередного крутого поворота открылся широкий водный простор. Кроме Волги здесь ничего другого быть не может, если это, конечно, те места. Во всяком случае, никакого Васильсурска на горе нет. Значит, надо чуть–чуть спуститься ниже, там, где в наше время находилась деревня Хмелёвка, располагались в древние времена марийцы.

Ну вот, хоть признаки человека появились. В небольшом заливчике за горой на берегу лежало несколько лодок, издали настоящие долблёнки, а чуть дальше какие‑то жилища, что‑то похожее на землянку, поверх которой поставили шалаш, откуда и поднимался дым. Про такое строение древнего жилища приходилось читать в литературе, характерно было для этих мест в VIII — X веках. Запомним и это. Я направил лодку к берегу и после того, как она в него ткнулась, вытащил наполовину из воды, придержал и разрешил собаке выскочить на берег.

Следом выбралась и Галка. Собака бегала кругами, изредка останавливаясь и принюхиваясь к окружающему. От селения уже спешили к нам несколько человек с какими‑то палками, мне показалось, что это копья.

Глава 4

Попаданцы знакомятся с аборигенами

— Держи собаку, возьми её на поводок, не время ей сейчас бегать. И держись ближе к лодке, если что — сразу отплывай, — сказав это Галке, я пошёл навстречу приближающимся людям.

Оружия у меня с собой никакого не было, только в сапоге был нож, хороший такой ножик, с лезвием длиной сантиметров тридцать, как раз в сапог помещается, только одна ручка торчит. Делал его мой хороший знакомый, любитель ножей, и как‑то за рюмкой чая в порыве щедрости подарил. Направляясь к приближающимся людям, там были одни мужики, пять человек, с копьями и какими‑то палками, я развёл руки в стороны, показывая, что у меня нет оружия. Увидев это, местные защитники замедлились и с любопытством стали разглядывать меня, о чем‑то громко переговариваясь. Да и было на что посмотреть. Болотники, камуфляж, кепка — всё больно уж непривычное.

Для меня непривычной была их одежда — какая‑то серая, похоже, самодельная ткань, на ногах у одного из них что‑то, напоминающее лапти, остальные босиком. В их разговоре между собой я уловил нечто знакомое, точно — марийцы. Правда, трудно понять, уж сильно отличается язык от привычного мне. Дело в том, что прожив всю свою жизнь в соседях с марийцами и чувашами, научился если не свободно говорить, то хотя бы понимать их языки и как‑то общаться. Да и в местах их проживания приходилось подолгу находиться. Так что язык был знаком, и сейчас я услышал некоторые привычные слова.

Немного напрягаясь, давно не было практики, поздоровался и спросил кто у них старший, при этом протянул перед собой раскрытые ладони. Вперёд вышел один из местных и что‑то спросил. Как мне удалось понять — кто я такой, что здесь делаю и что мне надо. С трудом подбирая слова, ответил, что мы попали сюда из далёких мест и хотели бы узнать, как и где нам можно найти других людей. Старший, а это по видимому был он, мне что‑то ответил, но я его не понял.

Тогда начал процедуру знакомства. Хлопнул себя по груди, сказал:

— Вик–тор, — и указав на старшего спросил, как его зовут. При таком разговоре мы поняли друг друга, и мой собеседник, если его так можно назвать, ответил,

— Шумат.

С трудом подбирая слова, предложил старшему угощение, на что получил согласие. Взял из лодки складной столик, поставил около него два складных стульчика и предложил садиться, сам показав пример, как это надо делать.

— Галка, у тебя там какая‑то еда осталась, бутерброды ты делала, я знаю, и чай. Привяжи собаку к лодке и давай еду сюда. Да, мою фляжку захвати и лишние кружки. Шумата я сразу предупредил, что это моя баба и она сейчас нам принесёт еды.

Надо сказать, что и столик и стульчики произвели на местных огромное впечатление. Шумат всё ощупал, внимательно осмотрел, только на зуб не попробовал. Все остальные тоже столпились вокруг и старались прикоснуться к этим удивительным вещам. Когда супруга принесла бутерброды, все нашли для себя новые предметы для изучения. Я протянул один бутерброд Шумату, сам взял другой, сказал ему, что можно есть, и начал есть сам. Выражение его лица, когда он откусил кусок и начал его жевать, передать просто невозможно.

Проглотив, почти не жуя первый кусок, он попытался целиком засунуть остаток бутерброда в рот, но мне пришлось ему объяснить, что так делать не надо, и показал, как надо. Шумат меня понял и стал есть так же, как я. Тут я предложил ему выпить воды, которая горит. Он заинтересовался, что это такое. Тогда я достал фляжку, капнул из неё на лезвие ножа и поджёг жидкость. Надо сказать, что во фляжке у меня самогон, и никогда его крепость не бывает ниже пятидесяти градусов. Увидев горящую воду, Шумат буквально остолбенел. Правда, неизвестно, что больше его удивило — мой нож, зажигалка или горящая вода.

Пришлось объяснить, что это специальная вода, огненная, которая позволяет разговаривать с богами, а людям лучше понимать друг друга. Шумат согласился попробовать и я пояснил, как надо пить эту огненную воду, а потом и показал, налив себе и выпив не больше ста грамм. Собеседнику из‑за его непривычки к такому напитку налил немного. Так и объяснил, что такую воду надо уметь пить и объяснил, как это делается. Выпил он свою дозу лихо и так, как его учил, хорошо, что сразу запил водой, а то бы, наверное, меня тут же и закопали бы.