Цвет мира — серый

— А как же основной постулат дипломатии «договориться можно с каждым»? — парировал я.

— Это только в идеальном мире, — сказал маркиз Жюст. — В реальности же встречаются очень упрямые правители, с которыми невозможно вести дипломатические переговоры.

— В таком случае я организовал бы небольшое политическое убийство и постарался договориться с кем-то из наследников упрямого индивида.

— А если наследники окажутся такими же?

— А так бывает?

— И довольно часто.

— Тогда — еще одно политическое убийство. Тихое и не имеющее ко мне никакого отношения.

— А наследник оказался еще более упертым.

— Так нечестно, — сказал я. — Невозможно решить задачу, если на каждый мой ход вы бросаете новые вводные, которые все усложняют.

— Но в жизни так бывает, — заметил маркиз Жюст.

— Тогда я сведу решение к общему ответу, — сказал я. — Я попытался бы обойтись без войны, а если бы военных действий все же не удалось бы избежать, я постарался свести бы их к минимуму. Даже ценой потери собственного лица.

— После чего подданные считали бы вас слабым королем.

— Короли имеют привычку плевать на мнение подданных, — заметил я. — К тому же, как бы силен ни был монарх, подданные все равно не будут от него в восторге. Идеальных королей не бывает, как не бывает идеальных людей. Кому-то всегда что-то не нравится.

— Вы очень несерьезно относитесь к монархии, — заметил маркиз Жюст.

— Серьезное отношение к монархии — первый шаг на пути к тирании, — сказал я.

— Вы на самом деле в это верите?

— Конечно.

Учитель вздохнул.

— Простите, что лишний раз напоминаю вам об этом, но ваш отец умирает.

— Это не новость, он умирает уже лет десять, — собственно говоря, за все свои семнадцать лет я ни разу не видел своего отца полностью здоровым. Преклонный возраст, жизнь, первая половина которой прошла в седле, а вторая — в бесконечных званых обедах и попойках… Ничего удивительного, если в свои пятьдесят два король Беллинджер выглядит на все девяносто.

— На этот раз все гораздо серьезнее, — сказал маркиз Жюст. — Лейб-медик не даст вашему отцу больше года, а это значит, что к восемнадцати годам вы уже будете сидеть на троне, принц Джейме.

Как будто я этого не знаю… Перспектива оказаться королем в неполные восемнадцать лет меня несказанно удручает. Мне удалось смириться с мыслью о смерти отца, но себя на троне я все равно не представляю. Власть, даже власть в таком маленьком, почти игрушечном государстве, как Тирен, — это ответственность, а кто хочет взваливать на себя ответственность в семнадцать лет? Да еще в такое сложное время, когда на континенте идет война, а в перспективе маячит схватка двух величайших государств мира? Когда дерутся двое крутых парней, на орехи достается и окружающим, и чем слабее невольный свидетель драки, тем больший урон ему может быть нанесен.

Даже если бы Тирен обладал нормальной регулярной армией, наша страна слишком мала, чтобы оказать достойное сопротивление Империи Гарриса.

Мои суждения редко совпадают с мыслями старых советников отца, постоянно ноющих о славном прошлом, но в одном я с ними согласен. Десять лет назад все было гораздо проще. Десять лет назад Тхай-Кай казался слишком далеким, Брекчия еще не попала под влияние культа Шести, и Срединный континент не слышал имени Гарриса Черного Урагана, сметающего своих врагов, самопровозглашенного императора, который делает большие успехи на военном поприще.

— Попытаемся вернуться к обсуждаемой теме и затронем вопрос об Империи, — сказал учитель. Иногда мне кажется, что он обладает способностью читать мои мысли. — В приведенном вами примере с государствами А и Б война была связана с чисто экономическими причинами. А ради чего воюет Империя?

— Это мое личное мнение, но Гаррис — псих, — сказал я. — Он воюет только потому, что ему это нравится. Нравится война и власть, которую он получит в ее итоге.

— И когда, по-вашему, может закончиться эта война?

— Вариантов тут немного. Я вижу три.

— Любопытно было бы послушать.

— Извольте, — сказал я. — Во-первых, война имеет возможность закончиться вместе со смертью Гарриса. Правда, император относительно молод и искушен в чародейском искусстве и может прожить еще очень долго, так что вся надежда на то, что его прикончат. Но сие тоже маловероятно, ибо он зарекомендовал себя отличным воином. Во-вторых, война может закончиться, если имперскую армию начисто раздолбают, но это тоже случится нескоро. Реально противостоять Империи способен только Тхай-Кай, а до того, как они схлестнутся, пройдет еще лет двадцать-тридцать. А может, и того больше.

— А каков третий вариант?

— Война закончится, когда Гаррису будет не с кем воевать. То есть когда его Империя покорит весь мир.

— И вы считаете такой исход возможным?

— Как я уже говорил, Гаррис — псих. А когда речь идет о психах, то возможно все.

— В своих весьма любопытных выкладках вы совершенно забыли про Брекчию.

— Не забыл. Но я не считаю, что Брекчия может нанести поражение Империи. Они будут сопротивляться, поливая каждый метр своей территории реками крови, но Гарриса им не остановить.

Маркиз Жюст неопределенно хмыкнул.

— Могу обосновать, — сказал я.

— Сделайте одолжение.

— Брекчианцы — фанатики, — сказал я. — Но Гаррис — совершенный маньяк. А в схватке психов всегда побеждает более сумасшедший.

— Интересная аргументация, — заметил маркиз Жюст. — А какую позицию по отношении к Империи должен занимать Тирен?

— В корне неправильная постановка вопроса, — сказал я. — Дело не в том, какую позицию по отношении к Империи займет Тирен, а в том, какую позицию займет Империя по отношению к Тирену. Лично я надеюсь на то, что мы Гаррису неинтересны, ибо наше завоевание не даст ему никаких дополнительных преимуществ.

— И вы рассчитываете на то, что он про нас просто забудет?

— Нет, — сказал я. — Он про нас не забудет. Гаррис дал обещание стать абсолютным правителем мира, и он просто не может обойти своим вниманием целое государство, сколь бы малым и незначительным оно ни являлось. Последние четыре года наглядно показали, что Гаррис очень педантичен, когда дело касается выполнения его обещаний. Однако существует нехилая вероятность, что он отложит завоевание Тирена до тех пор, пока не разберется с основным своим противником — Тхай-Каем. И если благородные Фанги Гаррису все-таки вломят, то вопрос взаимоотношения Тирена и Империи решится сам собой ввиду отсутствия последней. А если не вломят, то все будет зависеть исключительно от Гарриса. Глуп тот муравей, который продумывает мудрый и взвешенный подход к слону — слон его раздавит и не заметит. Или заметит, но все равно раздавит. Слоны, они муравьев не уважают, знаете ли. Такие вот здоровенные сволочуги.

— Иногда вы довольно здраво смотрите на мир, — вздохнул маркиз Жюст. — Но вам постоянно не хватает серьезности.

— А по-моему, я очень серьезен.

— Вы не серьезны, — возразил учитель. — Вы достаточно умны, вы понимаете, что эти занятия вам необходимы, а еще вы понимаете, что я не могу принять против кронпринца каких-либо решительных мер. Например, поставить в угол или лишить сладкого. Хотя вам уже семнадцать лет и наказывать вас таким образом глупо. Вы без пяти минут король, Джейме, вы ходите на уроки, слушаете мои лекции, что-то запоминаете, делаете какие-то выводы, но я не могу заставить вас относиться к этому серьезно.

Да, тут маркизу не повезло. Он даже королю на меня пожаловаться не может. Ибо король стар, король болен, король умирает, он находится в сознании всего несколько часов в день, и сознание это замутнено болезнью… Иногда король даже не помнит, что у него есть дети, тем более ему сейчас не до их образования.

К счастью маркиза, Крису всего шесть, он слишком мал, он еще не понимает выгоды своего положения младшего принца и серьезно относится к написанию букв и попыткам сложить из них слова.

— Вы молоды, — продолжал маркиз Жюст. — И мне жаль, что вы станете королем в столь нелегкие времена. Над Тиреном сгущаются тучи, от Империи нас отделяют только горы, и рано или поздно, но она сюда явится. Тогда вам нужно будет принимать решения, от которых будет зависеть судьба нашего королевства. Вы можете стать неплохим королем, Джейме, если отнесетесь к короне на своей голове хотя бы с капелькой уважения.