Тёмный день

Дарин покачал головой.

— Слыхал, Барклюня? Стало быть, этот Кехелус — вовсе не убийца? А в рудники его — только за то, что он подрался с племянником Мунгара?

— Все рассказал? — грозно спросил Барклюня. — Ну, доложу господину Гораму о таком самоуправстве, попляшете вы у него! Без суда стряпчих человека на рудники отправили! Самоуправство! А самоуправства господин Горам очень не любят!

— Да я… — пробормотал несчастный стражник, багровея.

— Сегодня же вечером, — снова пообещал Барклюза, — Поговорю с господином Горамом лично! Пусть распоряжение подпишут, чтоб освободить невиновного.

— Не успеете, — пробурчал стражник.

— Как не успеем?! — встрепенулся Дарин. — Разве отплытие не завтра в полдень? Во время Ярмарки ни один корабль из бухты не выйдет!

— С прошлого месяца на рудники арестантов дозволено возить и во время Ярмарки. Корабль вот-вот с якоря снимется, — стражник тяжело вздохнул. — Ох, не жить мне теперь…

— Приказ за номеров три-дробь-пять! — хлопнул себя по лбу Барклюня. — Точно! Как корабль называется? — быстро спросил Барклюня.

— «Весенний цветок».

Секретарь подскочил.

— Скорей в Управление! Я распоряжение возьму и печать на него поставлю, а документ завтра задним числом оформлю!

И они бросились бежать.

Дарин несся со всех ног, так, что только ветер у ушах свистел, но щуплый Барклюня не отставал.

— Печать, — пытался выговорить он на всем ходу. — Печать в кабинете у меня! А завтра полный документ напишу!

— А не нагорит тебе от Горама? — выкрикнул Дарин, перепрыгивая через кучи водорослей, выброшенных на берег приливом. — Не нагорит за самоуправство?

— Это не само… мы ж невинного человека от рудников спасаем! — секретарь поскользнулся и чуть не растянулся. — А господин Горам любит, что бы все… чтобы все по справедливости! Человека без суда стряпчих на рудники отправить! Уже сейчас Мунгарм не отвертится! Отвечать ему придется!

Дарин почувствовал, как в боку у него закололо так, что не вздохнуть. Он на мгновение остановился, отдышался и бросился дальше.

Они промчались мимо кораблей в бухте, мимо перевернутых рыбацких лодок на берегу… до ворот Управления было уже рукой подать, как вдруг раздался чей-то громкий звучный голос:

— Эй, эй!

Дарин затормозил, озираясь. Кричала его знакомая русалка, носовая фигура корабля «Любимица морей».

— Приветствую, — еле выговорил он, превозмогая боль в боку. — Желаю… уф…

— Ты узнал? — нетерпеливо спросила она. — Узнал?

— Что узнал? А! — спохватился Дарин. — Когда «Морской тритон» а Лутаку приходит? Блин! Забыл!

Русалка сердито сдвинула брови, Дарин заторопился.

— Да это не беда! Вот, смотри, кто со мной! Это секретарь Морского Управления, Барклюня! Он тебе и скажет. Барклюня, капитанские сводки помнишь? Когда в Лутаку «Морской Тритон» придет?

— Через четыре дня, — откликнулся запыхавшийся секретарь.

Русалка расцвела улыбкой.

— Так скоро! — она порывисто вздохнула. — Жду, не дождусь! Помню, мы…

Дарин понял, что разговор будет долгим.

— Извини, — быстро сказал он. — Мы с Барклюней спешим страшно!

Русалка умолкла и сложила руки на груди.

— Куда это вы торопитесь? — недовольно спросила она.

— Доброе дело делаем, — объявил Дарин. — Как тимуровцы, ага. Человека из тюрьмы освобождаем!

— Что за человек?

— Понятия не имею! Не видел его никогда. Знаю только, что зовут Кехелус. Ну, все, пора мне! Желаю процве…

— Кехелус, Кехелус… — задумалась русалка. — Где-то я это имя уже слышала. Так сразу и не припомню…

— Опоздаем! — в ужасе воскликнул Барклюня и припустил к Морскому Управлению что было духу.

— Пока! — крикнул Дарин русалке и тут же поправился. — Желаю процветания!

И помчался вслед за Барклюней. Приятель на всем ходу уже влетал за ворота Управления.

— Кехелус, Кехелус, — бормотала русалка, глядя им вслед, и вдруг хлопнула себя по лбу.

— Эй, эй! — отчаянным голосом закричала она, одновременно пытаясь вспомнить, как зовут парня: имя у него было чудное, похожее на гномское. Русалка лихорадочно порылась в памяти.

— Дарин! Стой! Стой! Я вспомнила, кто такой Кехелус!

Но Дарин и Барклюня ее уже не слышали.

…По давней традиции все три дня Ярмарки корабли не покидали тихую бухту Лутаки, но, видно, горные тролли, эти «истинные таланты в области педагогики», так скучали без любимого дела, что для них решили сделать исключение.

Дарин и Барклюня успели в последнюю минуту:

«Весенний цветок» был готов к отплытию. По палубе прохаживалось несколько стражников: все, как на подбор рослые, широкоплечие. С борта корабля на берег был перекинут трап — узкая длинная доска — и два матроса готовились затащить его на борт. Дарин не раз видел, как ловко бегают по трапу моряки, но сам взбежать по шаткой доске не решился бы ни за какие коврижки.

— Эй! — завопил Барклюня, размахивая бумагой. — Эй, на корабле!

К борту приблизился один из стражников. Крепкий и могучий, он на полторы головы возвышался над остальными, которые тоже были отнюдь не маленького роста. На правой руке, по локоть, у стражника был намотан длинный кожаный кнут.

— Чего голосишь? — хмуро поинтересовался чернобородый, холодно разглядывая взъерошенного запыхавшегося секретаря.

— Приказ от господина Горама, главы Морского Управления! Живо сюда!

— От господина Горама? — оплетенной рукоятью кнута стражник почесал в бороде. — За пять минут до отхода? Что за приказ?

— Освободить человека по имени Кехелус! — крикнул Барклюня и, привстав на цыпочки, показал листок гербовой бумаги.

— Вкралась ошибка! — поспешно объяснил Дарин. Чернобородый не обратил на него ни малейшего внимания. Он повелительным тоном бросил пару слов матросам и те, ругаясь, на чем свет стоит, сбросили трап.

Один из них сбежал на берег и приблизился к Барклюне. Секретарь вручил ему бумагу.

— Распоряжение, — как можно внушительней сказал Барклюня. — Вот, видишь? Личная печать господина Горама!

— Вижу, — недовольно буркнул матрос, держа документ вверх ногами — команда «Весеннего цветка» явно была не сильна в грамоте. — Передам.

Чернобородый стражник, получив приказ, впился глазами в бумагу. Возможно, неровные строчки, второпях нацарапанные Барклюней, и не внушали ему доверия, но в подлинности печати главы Морского Управления сомневаться не приходилось.

— Кехелус? — угрюмо переспросил чернобородый. — Это еще кто?

Другой стражник подсунул ему развернутый свиток.

Чернобородый, сдвинув лохматые брови, просмотрел список арестантов. На лице его отразилась досада.

— А, этот… — сквозь зубы пробормотал стражник. — Номер пятьдесят первый. Нашли, кого освобождать! По нему рудники плачут…

Он окинул Барклюню и Дарина тяжелым взглядом.

— А вы кто такие?

— Мы здесь по личному распоряжению главы Морского Управления, — важно ответил Барклюня, скрестив на груди руки. — Поторопитесь.

Чернобородый пробормотал что-то и нехотя кивнул головой кому-то из стражников.

Дарин и Барклюня переглянулись.

Вскоре послышались голоса, звон цепей и на палубе показался заключенный. Дарин во все глаза уставился на «господина» об освобождении которого так хлопотали овражные гномы — им оказался высокий человек с черными вьющимися волосами и черными же непроницаемыми глазами. На скуле арестанта красовалась свежая ссадина. Он остановился перед стражником, тот выразительно взглянул на него: видно было, что за то короткое время, что Кехелус находился на борту корабля, он успел порядком всем насолить.

Стражник нехотя снял с пояса связку ключей.

— Благодари богов, номер пятьдесят первый, — проговорил он, выбирая нужный ключ. — Повезло тебе. Но, клянусь, встретимся еще раз — и уж я сделаю все, чтоб доставить тебя горными троллям!

Кехелус не удостоил стражника ответом. Дожидаясь, пока с него снимут кандалы, он стоял, надменно выпрямившись, и без особого интереса рассматривал берег, лодки и стоявших на песке Дарина с Барклюней.