Обязалово

Мы с Ноготком, пожалуй, тянем на пару «юных кавалеров». Если нас смешать и пополам поделить. Но — «забыла»? — Теперь вспоминай:

Хоть и трудно, но придётся «поверить». Что поиск приключений оказался успешным, желание «сделать назло» — исполнилось. Выполнилось и перевыполнилось. А «эпилог» к сегодняшнему «роману» может быть только один — чистый лист бумаги, полное гарантированное молчание.

Наконец, я услышал и ожидаемый скулёж, и формулу покорности, и «господином» назвала, и ручку облобызала. Можно отвязывать.

— Сними-ка серьги да подари своему трахальщику. Сама, сама. За труды его тяжкие, а также в знак глубокой любви и таковой же благодарности.

Учитывая несколько фанатичную любовь части дам к украшениям — очередная проверка на прогиб. Серьги у неё знатные: золотые эмали выполненные в перегородчатой технике. С изображениями святых Бориса и Глеба в обрамлении зелёных листочков. Типично суздальская вещь, может даже — подарок покойного Гоши. Он свой замок в Кидешме построил на том месте, где, идучи в Киев, встречались князья-мученики, одни — из Ростова, другой — из Мурома.

Сама сняла, сама подала. Фольк так и говорит: «Для милого дружка и серёжка из ушка».

С поклоном и благодарностью. Сквозь скулёж и слёзы. Кажется, мы со щелочью доломали византийку.

— Ноготок, промой её хорошенько.

— А воды-то… в ведре на донышке.

Факеншит! Пугать — одно, калечить — другое.

— Так помочись на неё!

Мочевина, вроде нейтрализует щёлочь? Я ракетой взлетел с пустым ведром на третий этаж. И замер, ощущая шеей холод стали.

— Кто?

— Ф-фу. Чарджи. Ну ты меня испугал. Твоя… сударушка где?

— Тут. А ты чего как конь от волчьей стаи — галопом носишься?

— Ведро. Отдать Сухану. Сменить его на посту. Ему — набрать воды, идти с поспешанием сюда, вниз в застенок. Алу на завалинке сидит — погнать спать. Быстро.

Алу… ну просто лишние уши мне сейчас… Замена… Торку я верю. Но «мертвяку» доверяю больше.

— Сударыня, твоя госпожа нуждается в твоих услугах. Пошли, я посвечу.

В карманах у меня ничего нет. Потому что в «Святой Руси» — и карманов не шьют. Всё на поясе, в кошеле. Но, раз уж я сделал потайные карманы-газыри, то добавил по пустому отделению. Железная «зиппо» размером с ладонь во внутреннем кармане — обеспечивает приличную защиту печени. Чисто на всякий случай.

Кремешком щёлкнул, баба ахнула. Эта, вроде, по-миловиднее госпожи своей. И вот так всегда: этому Чарджи — всю дорогу мёд, да ещё и ложкой.

Мне без служанки не обойтись: не знаю, как это великокняжеское тряпьё на дуру надеть, не знаю, где она ночевать встала. Кто-то должен отвести её и обеспечить первую помощь до утра. Ну, там, воды подать… Блин! Куда эти сони подевались! Сожжём нахрен императрице лобок с промежностью!

Нам пришлось использовать всю накопившуюся во всех наличных организмах мочевину, прежде чем спокойный, как всегда, Сухан притащил ведро воды. Локально промываемая княгиня только поскуливала под причитания своей служанки. Наконец, кое-как одетую, мы вытащили её наверх.

Факеншит! Надо лифт делать. Если у меня тати да разбойники косяками пойдут — заморюсь таскавши.

Мы уже выдвинулись в темноту двора, когда я услышал за углом детские голоса. Вот только мне этого сейчас… Служанка с Ноготком и Суханом потащили нестоящую на ногах, хотя и совсем трезвую уже, императрицу в сторону. А я шагнул навстречу разгорающейся детской ссоре.

Карманный огнемёт — великая вещь. Голубенький спиртовой факел ослепил собеседников и позволил мне развернуть их так, чтобы они лишних во дворе не увидели.

Двое мальчишек спорили между собой — куда идти. Рядом стояли два монаха в годах.

— Что не спиться, уважаемые? В такое время только бесы, тати да влюблённые по Руси гуляют.

Мальчишек я узнал — княжичи. А попы, похоже, «кормильцы». Воспитатели. В прежние времена к княжичам приставляли учителей из воинов. А тут вот — «монаси». О времена, о нравы… Куда катиться мир…

Разговаривать с деревенщиной-посельщиной для княжичей и их надзирателей было, явно, невместно. «Земской баран» по определению может только мекать. А уж на его вопросы отвечать…

Менее всего здешние социальные абсолютные истины укоренились в самом младшем. Семилетний малыш запрокинул голову, явно подражая Боголюбскому, и сообщил:

— Мы маму ищем. Ну… Великую Княгиню. Она нас перед сном не поцеловала.

Малыш постарше немедленно фыркнул. Демонстрируя полную свою непричастность к высказанной детской глупости. Ну просто сопли какие-то! Да и вообще о поцелуе на ночь… их, взрослых почти, рюриковичей. Которые уже вот — клинки на поясах носят. И вообще…

— Ясно. А в птичнике искали?

— С чего это?!

— Так на возах куры были. Особенные, я их специально из Рябиновки забрал. Может, ей интересно стало?

«Земской баран» мекает в меру своего бараньего разумения. Говорить с аборигеном — просто терять ихнее высокоблагородное время. Но один из монахов попытался:

— Госпожа Великая Княгиня не интересуется курями. И уж тем более — не пойдёт глубокой ночью в курятник. Ночью княгини спят в опочивальнях.

— Да ну? Правду говоришь? Не знал. Сам пойми — я-то с княгинями… где они по ночам спят… откуда ж… А может — в овчарню заглянуть? У меня тама ягнят ныне полно. Может, ей молодые барашки интересны? Они ж такие… смешные, голенастые…

«Топики илифиос» — этот греческий я понимаю даже вполголоса: «идиот местный».

— Ну не знаю… Из усадьбы она не выходила. А где здесь…

Младший княжич заворожено смотрел на голубой язычок пламени, вырывающийся из моей зажигалки.

— Мы её ищем. Только темно очень. А факелов у тебя нет…

— Твоё княжеское… княжечество! Дозволь, от всего сердца и в знак… а также для явной и немедленной пользы… Преподнести тебе в подарок вот этот… вот эту… зажигалку. Дабы она освещала тебе дорогу в любой темноте.

— Пути человеческие осветит лишь слово божье. (Ещё один придурок в православном прикиде влез).

— Да ну? Не знал, не знал. Ну так давай: скажи «слово божье», чтоб княжичу светло стало.

Хорошо быть дураком. Сельский придурок — «взятки гладки». А то пришлось бы драться: монахи-то не мелкие.

— Ты, княжич, глянь. Тута вота… крышечка. Вот так — закрыл. Оно, стал быть, того — погасло. Открыл, а оно, вишь ты — не горит. Вот тут большим пальчиком, ну или какой есть, колёсико крутнул, искра, она известно… И — горит. Понял? Ну то-то. Держи подарок.

Я совершенно забылся и даже потрепал князёныша по голове. Виноват, следуя Далю следует говорить: подрочил будущее Большое Гнездо по головке. Любя.

Прикрываемая мною группа уже успела за спинами собеседников просочиться в чёрный ход терема, где должна была ночевать Великая Княгиня.

На сегодня, надеюсь — всё. Пойду я сегодня спать или нет? — Нет. Старший княжич, так старательно обфыркивавший брата, вдруг выхватил мой подарок и отскочил в сторону.

— Отдай! Это мне подарили!

— И чего? Я старший — значит моё.

Братья немедленно вцепились друг другу в волосы, воспитатели пытались растащить и увещевать…

С точки зрения банальной эрудиции в области социальной психологии, необходимость постоянно доминировать способствует развитию таких свойств личности, как упрямство, вздорность, истеричность… с самого раннего детства. Что и наблюдается у многих Рюриковичей.