Последний единорог

– Сделай что-нибудь, – повторил в ушах Шмендрика хриплый голос то, что когда-то сказала Молли. Сзади него с окровавленным лицом и безумными глазами стоял Принц Лир. Он был похож на Короля Хаггарда.

– Сделай что-нибудь, – сказал он. – У тебя есть сила. Ты превратил ее в единорога – спаси ее теперь. Я убью тебя, если ты откажешься. – И он угрожающе протянул руки к волшебнику.

– Я не могу, – спокойно отвечал Шмендрик. – вся магия в мире теперь не в силах ей помочь. Если она не станет с ним биться, она должна быть в море вместе с остальными. И магия и смерть здесь бессильны.

Молли слышала, как на песок набегают небольшие волны, – вода начала прибывать. Она пригляделась к воде: единорогов нигде не было видно. Не слишком ли поздно? Что если последний отлив унес их далеко в открытое море, куда, опасаясь кракенов и морских змей, не заплывают корабли, где царят плавучие джунгли водорослей, опасные даже для этих чудовищ? Она никогда не найдет их. Захочет ли она остаться со мной?

– Для чего же тогда магия?! – свирепо выкрикнул Принц Лир. – Для чего же тогда магия, если она не в силах спасти единорога? – Чтобы не упасть, он крепко ухватился за плечо волшебника.

Шмендрик не повернул головы. С печальной усмешкой в голосе он сказал: – Для этого на свете существуют герои. Громада Быка скрывала единорога, но внезапно Она повернула обратно и пустилась по берегу к ним. Слепой и терпеливый, как само море, преследовал ее Красный Бык. Копыта его оставляли в мокром песке громадные ямы. Они неслись вместе, не удаляясь и не сближаясь, словно огонь и дым, волна и пена. Принц Лир тихо и понимающе хмыкнул.

– Да, конечно, – согласился он. – Именно для этого и созданы герои. Когда даже волшебники ничего не могут сделать, тогда должны гибнуть герои. – Улыбаясь, он отпустил плечо Шмендрика.

– Ваше рассуждение несправедливо в своей основе… – негодующе начал Шмендрик, но Принц так и не услышал, в чем он был неправ. Она промелькнула мимо них, словно молния, из ноздрей били сине-белые струи, голова ее была слишком высоко поднята, – и Принц Лир преградил дорогу Красному Быку. На мгновение он пропал, словно перышко в огне. Бык пронесся мимо, сбив Принца на землю.

Он упал, не издав ни звука, Шмендрик и Молли застыли столь же безмолвно, но Она обернулась. Красный Бык остановился вслед за ней и вновь попытался оттеснить ее в море. На этот раз на приплясывающий тягучий натиск Она обращала не больше внимания, чем на токование тетерева. Не двигаясь, взирала Она на изувеченное тело Принца Лира.

Прибой набирал силу, и полоска пляжа уже чуть сузилась. Набегавшие волны вскидывали в предрассветном свете белые гребни. Молли не видела в них ни одного единорога. Небо над замком было алым. отчетливо и ясно, словно безлистный стол, чернел на самой высокой башне силуэт Короля Хаггарда. Молли видела прямой шрам рта и потемневшие от напряжения ногти на охвативших парапет пальцах. Но замок теперь не может пасть. Лишь Лир мог повергнуть его:

И тут Она крикнула. Это был не тот вызывающий трубный звук, с которым Она встретила в первый раз Красного Быка; это был уродливый, квакающий стон, полный печали, потери и ненависти, стон, который не может вырваться из бессмертных уст. Замок пошатнулся, закрыв лицо рукой. Король Хаггард отпрянул от парапета. Красный Бык колебался, переминаясь с ноги на ногу и клоня голову.

Она крикнула снова и саблей откинулась назад. Это было так прекрасно, что Молли закрыла глаза. Открыв их снова, она увидела, как Бык увернулся от ее удара. Рог единорога вновь светился, и свет его трепетал, словно крылья бабочки.

Она ударила снова, и Бык опять отступил. Он был тяжел, но движения его были легки, как у рыбы в воде. Его рога напоминали молнии, и малейший поворот его головы заставлял ее уклоняться, но он отступал, отступал вниз к воде, как только что отступала она. Она бросилась на него, пытаясь убить, но не могла. С тем же успехом она могла бы пытаться убить тень или память.

Так без битвы отступал Красный Бык, пока Она не загнала его в воду. Там он встал, прибой бился о его копыта, вымывая из-под них песок. Он не наступал и не спасался бегством, и теперь Она знала, что не может убить его. И все же, пока в горле Быка что-то удивленно клокотало, Она готовилась к новому броску.

В глазах Молли Отравы в этот момент мир застыл неподвижной картиной. Словно бы с башни, более высокой, чем башни замка, она глядела на бледное взморье, где две куклы, мужчина и женщина, как прикованные не отрывали глаз от глиняного бычка и крошечного единорога из слоновой кости. Брошенные игрушки… А рядом еще одна, полузатоптанная в песок, вблизи высится песочный замок со щепкой-королем, воткнутой в одну из кривых башен. Сейчас все поглотит прилив, и не останется ничего, кроме вяло кружащих над пляжем птиц.

Тогда Шмендрик рывком прижал ее к себе: – Смотри, Молли!

Издалека, от горизонта набегали тяжелые волны, вздымая белопенные гребни над зеленым стеклом, вдребезги разбивавшимся о песчаные отмели и покрытые слизью скалы, волны, терзавшие берег со свирепостью огня. Стаями с берега взлетали птицы, и полные внезапной ярости крики их тонули в реве волн.

А в снежной пене из белизны разодранной в клочья воды, из струящегося зеленого с белым прожилками мрамора – их гривы, хвосты, изящные бородки самцов в лучах солнца… темные и глубокие, как само море, драгоценные камни глаз… и сияние… перламутровое сияние рогов. Рога приближались, словно радужные мачты серебряных кораблей.

Но выбраться на землю, пока там был Бык, они не осмеливались. Они бились на мелководье, будто перепуганные рыбы, когда сеть поднимает их из воды, – еще не оставившие море, но уже теряющие с ним связь. Каждая волна приносила все новые сотни единорогов и бросала их к тем, кто уже боролся с потоками воды, выносящими их на берег. Они толкались, вставали на дыбы, спотыкались, откидывали назад длинные молочно-белые шеи.

В последний раз Она опустила голову и бросилась на Красного Быка. И существо из плоти и крови, и беплотный дух от этого удара лопнуло бы, как перезрелый арбуз. Даже не заметив удара, он повернулся и медленно вошел в море. Давая ему дорогу, единороги заметались в воде, разбивая прибой в мелкие брызги, встававшие у берега стеной тумана, который их рога превращали в радугу; но и песок, и скалы, и все королевство Хаггарда, и вся земля вздохнули, когда Бык ступил в море. Чтобы пуститься вплавь, ему пришлось зайти далеко. Самые большие волны доставали лишь до его колен, прилив застенчиво разбегался в стороны. Наконец Бык погрузился в море, подняв чудовищную черно-зеленую волну, твердую и гладкую как ветер. Она беззвучно вздымалась, заслоняя горизонт, пока на мгновение не скрыла из вида сгорбленные плечи и покатый круп Красного Быка. Шмендрик поднял мертвого Принца и побежал вместе с Молли, пока их не остановила крутая стена утеса. Волна разлетелась ливнем разбивающихся цепей. Тогда единороги вышли из моря. Молли не различала их – они были несущимися к ней криком и светом, слепившими глаза. Она была достаточно умна, чтобы понимать: ни один смертный не должен видеть всех единорогов на свете, и она попыталась найти только своего единорога и глядеть только на нее. Но их было слишком много, и они были слишком прекрасны. Протянув руки, слепо, как Бык, она двинулась к ним.

Единороги, конечно, растоптали бы ее, как Красный Бык Принца Лира. Они обезумели от свободы. Но Шмендрик заговорил, и они разделились, обтекая Молли, Лира и его самого справа и слева: некоторые даже перепрыгивали через них – там море обтекает скалу и вновь смыкает за ней свои воды. Вокруг Молли, сверкая, тек поток света, столь же невероятного, как горящий снег, тысячи раздвоенных копыт пели словно цимбалы. Она стояла очень тихо. не плача и не смеясь, такое счастье было непомерным для нее.

– Посмотри наверх, – сказал Шмендрик. – Замок рушится.

Она обернулась и увидела, что в потоке вспрыгивающих на утес и обтекающих замок единорогов тают стены и башни, словно песочная крепость в волнах. Замок рушился громадными холодными глыбами, таявшими и исчезавшими в воздухе. Он исчез без звука, не оставив следа ни на земле, ни в памяти двоих людей, следивших за его падением. Через минуту они не могли вспомнить, ни где он стоял, ни как выглядел.