Посох царя Московии

Мысленно стеная от неожиданно обуявшей его жадности, Граевский отсчитал в мозолистую ладонь Конрада несколько золотых монет, — отдал почти все, что у него было — и буркнул:

— Премного благодарен…

Ему пришлось заплатить не только за себя, но и за немецкого купца Яна Гануша. Однако шляхтич решил благоразумно промолчать, что в обозе не только его товар, дабы избежать расспросов.

Повеселевший Конрад ответил:

— Если еще когда надумаешь сходить в чужие земли, хозяин, мы всегда к твоим услугам. Где нас найти, знаешь.

— Что ж, Конрад, прощевай, — сказал черный рыцарь. — Хорошо бы нам как-то свидеться и посидеть по-дружески в трактире за чаркой доброго вина, но это вряд ли. Мы с тобой солдаты, и стоим не рядом, в одном строю, а друг против друга.

Наемники так и не показали свои спины. Они дожидались, пока обоз и отряд Елчанинова исчезнет за поворотом дороги, стоя на месте. А затем, построившись в колонну по двое, в приподнятом настроении пошагали вслед за Конрадом обратно. Однако, несмотря на то что их служба закончилась и что им повезло избежать верной гибели, они сдерживали в себе радостную эйфорию — по-прежнему держались настороже и не тушили фитили аркебуз.

Наблюдавший за ними Кудеяр зло сплюнул и сказал:

— Проклятая немчура! Болдырь, труби общий сбор. Возвращаемся…

В лесу раздался звонкий голос пастушьего рожка. До прозрачности чистые звуки взметнулись к седому небу и, рассыпавшись на множество тихих ноток, начали медленно падать на землю в виде крохотных снежинок, первых предвестников метели.

Унылый Граевский совершенно не обращал внимания на порывы ветра, который время от времени забрасывал под тент возка немалые порции снега. Снежинки таяли и холодными струйками стекали по спине и груди, но Граевский не замечал этих неудобств. Шляхтич с ужасом ждал встречи с кровожадным царем московитов, который, как болтали на городских рынках, пьет кровь младенцев, чтобы омолодиться.

А Даниил Левшин радовался. Скоро он приедет домой, где его ждут родные и товарищи по оружию.

Наконец Граевский не выдержал долгого молчания и спросил, указывая на конников Елчанинова:

— Это опричники?

— Опричнины уже нет, — тихо ответил Левшин. — Она упразднена. Любые упоминания о ней запрещены под страхом смертной казни. Это кромешники.

— Что такое кромешники?

Даниил пугливо оглянулся, словно у него за плечами мог стоять соглядатай, и громким шепотом сказал:

— Лучше тебе, пан Криштоф, этого не знать.

— И все-таки?..

— Кромешники — самые доверенные слуги Иоанна Васильевича. Никто не ведает, сколько их и кто они поименно. Кромешники — это рыцари русского монашеского ордена. Глава его — великий князь Иоанн Васильевич, который носит сан игумена. Только смотри, пан Криштоф, я тебе этого не говорил! И не болтай о том, что теперь знаешь, на всех углах. Иначе не успеешь и охнуть, как тебе язык отрежут. У кромешников везде есть глаза и уши.

Граевский тут же мысленно дал себе зарок забыть то, что говорил ему Левшин. Дела русских его не касались. Вот вернуть бы обоз с сукном… Шляхтич горестно вздохнул и поплотнее закутался в попону.

Метель усилилась. Кромешники и сани утонули в седой мгле, и казалось, что возок, в котором сидели Граевский с Левшиным, плывет по бескрайнему северному морю, покрытому шугой.

Глава 10. Напарники

На следующий день Глеб отправился по магазинам. Для выхода в «поле» требовалось прикупить продукты и разную мелочевку. У Тихомирова-младшего это мероприятие обычно занимало полдня — нужно было, по возможности, учесть все, что могло случиться во время работы в «поле», даже совсем уж непредвиденные обстоятельства.

Остаться без харчей в какой-нибудь глухомани — перспектива безрадостная. Глеб терпеть не мог подобные ситуации, хотя и попадал в них не раз. Даже обычная иголка — бывало и так — иногда ценилась на вес золота; не будешь ведь щеголять в рваных штанах; работа в «поле» — это не прогулка по бульвару, всякое случается.

Список у Тихомирова-младшего был размером с пергаментный свиток старинного манускрипта; чтобы не потерять листы, а значит, не упустить ничего важного, Глеб составил его на плотной рулонной бумаге, которая применяется в различных регистрирующих и записывающих устройствах.

Последним пунктом его закупочной «эпопеи» был центральный рынок. Там Глеб обычно приобретал сало — продукт, ценность которого в путешествиях просто не сравнима ни с чем. Съел грамм пятьдесят с куском хлеба, запил горячим сладким чаем, — и энергии хватает на целый день.

Сало Тихомиров-младший покупал только у одной торговки. Это была плотно сбитая тетка с украинскими корнями. Звали ее Прися Прокоповна. Для хороших знакомых она была просто Прокоповна. К ним относился и Глеб. К нему Прися Прокоповна почему-то была особенно благосклонна.

Однажды она раскрыла свой «секрет»: «Ото був у меня когдась давно хлопец, такой як ты… От точно, як ты! И очи такие, аж горять, и брови. А я, дура, його любила, ох, любила… И шо ты думаешь — Маруся увела! Лучшая подруга. Потом, конечно, он покаялся, хотел вернуться, да уже поздно. Во я дужэ горда була. Ума ж не хватало… А теперь каюсь, одна вот живу, кручусь, як та белка в отом колесе».

— Глебушка, хлопчику, чого давно не заходил? — вскричала радостно Прися Прокоповна.

— Да как-то не было времени. Работа…

— Нэхай работает трактор, он железный. Работа — работой, а сало завсегда требуется… — Она наклонилась через прилавок к Глебу и заговорщицким шепотом сказала: — Для тебя у меня есть шось особенное. Полтавское сальцо. Только учера привезли. Держу его для добрых людей. Я як съела кусочек, то будто дома побывала. Во рту тает. Во кабанчик был кормлен не якой-нибудь гадостью, а бурячком и половой. И смалили его соломкой. А запах! — у-у…

— Спасибо, Прокоповна, — улыбаясь, поблагодарил Глеб.

Он взял сало с запасом — чтобы и дома оставить. От розоватого на срезе сала с мясными прослойками и впрямь исходил потрясающий аромат. У Глеба даже рот наполнился слюной.

Когда он расплачивался, Прися Прокоповна неожиданно снова перешла на шепот и тихо молвила:

— Ты тилько не верти головой… Ото я смотрю, шо якыйсь волоцюга за тобой все зырит и зырит. Вон он, стоит возле Кириенчихи, якобы огурчики на вкус пробует. Уже у всех перепробовал, а купувать и не думает. Цэ я тебе точно кажу. Я таких наскрозь вижу. Во не первый раз замужем и не сегодня родилась.

Глеб поверил словам Приси Прокоповны сразу. У рыночных торговок был глаз-алмаз. Различных проверяющих, милиционеров, воров и бандитов они видели за версту. Даже в толпе торговки вычленяли их практически мгновенно. Сказывался большой опыт, приобретенный в «боевые» девяностые…

Он еще минут десять послонялся по рынку, и в конечно итоге убедился, что Прися Прокоповна была права — за ним тянулся «хвост», парень в потертой кожаной куртке и джинсах. Он ничем не выделялся среди покупателей, толпящихся возле прилавков, и если б не наметанный глаз торговки, Глебу и в голову не пришло бы, что за ним следят, и именно этот невзрачный хмырек с равнодушными серыми глазами.

Глеб специально круто развернулся и пошел ему навстречу. Они едва не столкнулись. Парень вежливо уступил Глебу дорогу, посмотрел на него ничего не выражающим взглядом и затерялся в торговых рядах. Но теперь Тихомиров-младший уже ощущал его постоянное присутствие где-то поблизости затылком.

Немного нервничая, Глеб прошел на стоянку, сел в свою машину — на этот раз он взял из гаража «ауди» — и вырулил на проезжую часть. Вскоре сзади показался старенький «жигуль», водитель которого достаточно ловко и профессионально пытался остаться незамеченным.

«Кто этот человек? — встревоженно думал Глеб. — Может, милицейская „наружка“? С какой стати? Или меня каким-то образом вычислили, кто сообщил в дежурную часть о смерти Тверского? Нет-нет, это бред! Менты не могли так быстро взять мой след. Хотя… Не исключен вариант, что кто-то мог заметить номер моей машины, когда я отъезжал от дачи Никиты Анисимовича. Заметил и „стукнул“ куда следует.