Локумтен

Филь пускал голубей и думал, в какое хорошее место он угодил. У него была, пусть не родная, большая семья и дом, а еще дружище-кузнец Ирений, на которого всегда можно положиться. Не было только цели и это Филя раздражало. Он не умел жить просто так, ничего не делая. Однако хандра его мгновенно улетучилась и в груди забили барабаны, стоило мальчику услышать за собой:

— Вот ты где прячешься, а мы с ног сбились тебя искать! — весело проговорила Эша.

Радуясь солнцу, она улыбалась, стоя перед ним всё в тех же штанах и рубахе. За последний год она успела догнать его в росте. Филь вспомнил, что ей, должно быть, уже пятнадцать лет.

Габриэль, в нарядном платье, затормошила мальчика, смеясь:

— Филь, а чем тебя кормят тут? Ты стал в плечах как настоящий кузнец! А как твоя рука? Ой, всё еще бледная?

К ней вернулась ее обычная живость. Косы она развязала, но Эша оставила свой смешной пучок.

— Меня кормили весь год кувалдой от рассвета до заката, — сказал Филь ухмыляясь. — Рука болит, но только к вечеру.

Он подумал, что жить на свете не так уж плохо. Девчонки стали такие красивые, что глаз от них было не отвести. Эша заметила смешливо:

— Людскую и сердарскую медицину на тебе пробовали, остались демоны. Попробуй с ними договориться, может, у них найдется средство для тебя.

— Откусить руку, — сказала Габриэль.

Принявшись сворачивать другого голубя, Филь спросил:

— А долго длится этот ваш катаклизм?

Эша ответила:

— По описаниям, он как снегопад. Не знаешь, когда придет, сколько навалит и когда кончится.

— Ой, а дай и мне попробовать! — сказала Габриэль. Она тоже принялась сворачивать голубя, делая ему залом на клюве.

— Ты неправильно делаешь, — сказал ей Филь.

— У тебя совсем другой получается, — сказала Эша.

— Не мешайте! — ответила Габриэль. И даже ногой топнула.

Сделанный ею голубь долго висел в воздухе и почти долетел до корабля. Девочка захлопала в ладоши:

— Ага, Филь, я тебя побила! Будешь мне указывать!

Она начала следующего. Заинтересовавшись, Филь спросил:

— Габриэль, а откуда ты знаешь, что ему нужен клюв?

— Потому что так должно быть!

Скоро она так навострилась, что ее голуби стали играть в перегонки. Свесив головы, все трое стояли у ограждения и следили за полетом белых маленьких птиц. От моря тянуло солью. Волнения не было, и сквозь голубую воду у подножия утеса и темно-синюю на глубине просвечивали валуны, заросшие водорослями. Солнце светило уже почти в глаза, когда им надоело запускать голубей, и они направились к саду.

— Помнится, тут росла груша, чьи плоды именно в это время обалденно вкусные, — сказала Эша, озираясь.

— Они все попадали давно, — сказал Филь.

— На самом верху должны остаться, — сказала Эша. — Я всегда лазила на самый верх.

— У нас в Кейплиге вкуснее груши, — сказала Габриэль. — Надо лишь подождать, пока они вырастут.

При упоминании Кейплига Эша вздохнула.

— Чего, не нравится там? — спросил ее Филь.

Эша опять вздохнула, уставившись себе под ноги.

— Да вроде бы никакого дискомфорта, а жизнь один сплошной стресс. Как-то теряется целесообразность жизни, нацеленной на обрастание благами, которые почему-то, облегчая жизнь, делают ее тупее и скушнее.

Она перешла на язык, который ранее требовал перевода, но сейчас Филь ее понял, хотя не взялся бы повторить, что она сказала. Габриэль воскликнула:

— Ой, Эша, ты как всегда! Ну хоть здесь перестань нагонять тоску, смотри, осень какая!

Под их ногами шелестели разноцветные листья. Еще ярче они горели на окружающих деревьях, не сбросивших пока листву. Спокойное нежаркое солнце играло в них дюжинами оттенков, от желто-зеленого до густо-красного. По саду расплывался запах свежеиспеченного хлеба из близкой кухни, смешиваясь с запахом опавшей листвы.

— В Кейплиге говорят, что эта зима будет суровой, — сказала Эша.

— Уж не суровей, чем семнадцать лет назад, когда замерзло всё море, — возразила Габриэль. — Мне Лентола рассказывала.

— Да, а что Лентола? — заинтересовался Филь. — Как ее стражник, вы видели его?

Габриэль фыркнула, Эша улыбнулась:

— Лицо умное, но всё какие-то уставы проговаривает. Скушно с ним! Зато бардак не переносит так же, как она. Ты никогда не догадаешься, что он нам подарил.

— А что?

— Да тебе не догадаться никогда.

— Ну хоть намекни! — попросил он.

— Живое, — сказала Эша.

— Дрожжи? — спросил Филь.

Габриэль звонко засмеялась.

— Марро! — выговорила она сквозь смех.

— Чтобы он вспахивал наш сад в Кейплиге для лучшего плодоношения, — разъяснила Эша.

Тут Филь сам засмеялся, представив такой подарок.

— А что вы им подарили? — спросил он. — Если у них дома посидеть не у чего, то смело дарите мебель. Например, разбитое корыто.

Габриэль расхохоталась, схватившись за бока. Эша улыбнулась.

— Он не скупой... Просто такой, странный.

Обнаружив искомое дерево, она в минуту оказалась на его верхушке, взобравшись туда ловко, как обезъяна. Филю с Габриэль осталось только складывать в кучу груши, которые Эша принялась кидать вниз. Половина плодов разлеталась при падении ошметками.

— Хватит уже! — взмолился Филь, которому надоело уклоняться от сыпавшегося на него увесистого града. — Ой!

Одна груша угодила ему по макушке и растеклась по ушам и голове. Габриэль засмеялась, отбежав на безопасное расстояние.

Задрав голову, Филь проговорил с угрозой:

— Говорю, слазь! А то тебе не жить!

— Давай не будем меня запугивать, а то я упаду, — раздалось сверху. — Ты что, собрался со мной драться?

— Да, — сказал Филь. — Слазь, будем драться на вениках!

— Мал еще, — сказала Эша. Она довольно выглянула между ветвей. — Кстати, ты не знаешь, отъезжал Мастер с Руфиной недавно куда-нибудь по делам?

Она стала быстро спускаться. Филь скинул с макушки прилипшие к волосам куски груши.

— Было дело, — сказал он, морщась и вытирая руки о штаны. — Месяца два назад, а что?

Черные глаза Габриэль загорелись от любопытства. Эша спрыгнула на землю, подошла к Филю и пригнула его голову к себе.

— Дай уберу, что осталось... Их видели гуляющими под руку по Пассифону.

Габриэль ахнула:

— Это правда? А ты мне ничего не сказала! Как ты могла, а еще сестра!

Эша оглядела Филя.

— Осталось голову помыть... Правда, правда! — ухмыльнулась она.

Габриэль воскликнула, всплеснув руками:

— Но он же старый! А еще он злой и правого уха у него нет!

Филь уставился на обеих, не в силах понять, о чем они говорят. Они лишь догадался, что обсуждают они Мастера.

— Он не старый, это Запретные Земли сказались на нем, — возразила Эша. — Он забрел там, куда не следует, буквально на минутку, а вышел спустя полтора года и до сих пор не понимает, куда делось это время. А ухо потерял в ходе одного из своих экспериментов. Ты зря к нему так, он ведь едва не самый интересный жених!

— Интересный! — фыркнула Габриэль. — Сумасшедший, покалеченный, и ни гроша в кармане!

— Э-э, — встрял Филь в разговор. — Может, поделитесь, о чем спорите?

Вместо ответа Эша вонзила зубы в сочную грушу. Габриэль хлопнула на Филя глазищами.

— Ой, ты не знаешь ничего? У нас в каждом городе есть «брачный» переулок, называемый Пассифон, где надо только взяться за руки, и ты женат. Переезжай скорей обратно в Кейплиг, мы займемся твоим образованием!

— Правда, такой брак признается лишь после достижения шестнадцати лет, — добавила Эша, жуя.

Филь немедля заложил себе в память по достижении шестнадцати лет ходить по этим переулкам с руками, засунутыми глубоко в карманы. А лучше по любым переулкам, для гарантии. А переезжать действительно было пора. Насколько мальчик видел, кузнец научил его всему, чему можно, и уже начинал повторяться. Надо помочь ему закончить ковку метеорита, и можно в путь.

Габриэль вдруг расхохоталась:

— Слушай, Эша, а если Флав просто задумался, как всегда, не зная, что делает? Вот будет фокус для Руфины!