Начало пути

Мир разом потускнел, потерял краски, оставив лишь тусклый серый цвет, а сердце, гулко стукнув, резко остановилось. Стало ватно тихо. Все звуки разом пропали, оставив лишь звук капающей воды. Капли равномерно падали на пол, отсчитывая уходящие, уже никому не нужные мгновения. Нехорошая тишина обволокла плотным покрывалом, лишая воздуха, отрезая от солнца, от недолгого счастья, от жизни.

Санти остановился и как во сне оглянулся вокруг. Медленно прошел глазами по густо забрызганной кровью стене, по порванному окровавленному пологу залитой красным кровати. Трудно было поверить, что в маленьком теле жены ее могло быть столько!

Герцог обо что-то споткнулся, наклонился и поднял с пола руку жены. Потом бездумно воткнул факел в кольцо на стене и достал из комода покрывало. Он хотел скинуть окровавленное постельное белье, но обнаружил, что что-то ему мешает. Опустил глаза и с недоумением рассмотрел то, что держал, не понимая, как это оказалось у него. Потом вспомнил и бережно положил страшную ношу в сторону, убрал испачканную простынь и постелил чистое покрывало. На нем тут же стали проступать красные пятна.

Двигаясь заторможено, как в кошмарном сне, герцог тщательно собрал останки Скиале, которые были разбросаны по всей спальне. Последней Сантилли нашел голову, которая закатилась под стол. На когда-то красивом лице любимой застыла предсмертная мука, глаза были широко открыты. Он осторожно, боясь потревожить, закрыл их.

Живот жены вскрыли ножом, нерожденного ребенка со всего размаху ударили о стену и бросили сломанной куклой на пол. Герцог бережно взял маленькое тельце и положил рядом с тем, что осталось от матери.

Когда Шали вбежал в разоренную спальню, то застал друга, покрытого кровью с головы до ног стоящим посреди комнаты. Он сосредоточенно оглядывался вокруг, словно что-то искал.

— Шали, посмотри, я все собрал? — спокойно спросил герцог.

И этот какой-то отрешенный деловой голос напугал дэма до смерти. Если бы Сантилли бился в истерике или бушевал бы от ярости, он бы знал, как его успокоить. Но это неестественное сосредоточенное спокойствие…

Дэм по инерции осмотрелся вокруг, увидел останки Скиале, сложенные на покрывале, и ему, бывалому воину, стало очень плохо. Ашурт не стал ждать, когда графа перестанет рвать, и обошел с факелом всю комнату. Потом вернул его на место и стал заворачивать покрывало. Кое-как отдышавшийся Шали стал помогать ему, стараясь не смотреть на то, что осталось от некогда красивой и немного застенчивой девушки.

Графа сильно мутило, и он не понимал, как герцог, еще совсем мальчишка, выдерживает это страшное напряжение. Вдвоем они вынесли кровавый сверток из ставшей мертвой и пустой комнаты. И только потом, при свете факелов, Шали увидел, что друг поседел: белым выкрасило виски, протянув густые светлые нити в каштановых волосах.

На время похорон Сантилли будто весь заледенел. Ни слезинки, ни даже отблеска горя в глазах не было. Спокойный, собранный, подтянутый, он вызывал удивленное недоумение у тех, кто съезжался на похороны. От герцога ждали хоть какого-то проявления горя. Но он без лишних слов и суеты все сам организовал и подготовил, безразлично выслушивал слова соболезнования, ставя собеседника в тупик своим поведением. И как только догорели погребальные костры, он собрал свою дружину и уехал, ни с кем не попрощавшись.

С этого времени вяло текущая война перешла в новую стадию. И раньше были стычки между домами, во время которых подчас вырезались целые семьи. Но то, что делал герцог Дэ Гра, не поддавалось описанию.

Набеги его были быстрыми, дерзкими, даже наглыми. Сантилли проявил недюжинную фантазию, ни разу не повторившись. Где и когда он появится в следующий раз, предугадать было невозможно. Он вырезал всех ийет подчистую с какой-то изощренной жестокостью, не щадил даже детей и стариков. Убивал с наслаждением и удовольствием, часто просто голыми руками вырывая сердце или отрывая голову. Просто так, мимоходом, не слушая призывов о пощаде и милости.

Его стали бояться, рассказывая страшные истории по ночам, пугали им детей. Герцог не обращал на это внимания, кажется, даже не замечал. Во время очередного нападения, когда после короткого жестокого боя с защитниками было покончено, он приказал распять стрелами на воротах еще живую молодую жену хозяина замка. Отойдя в сторону, оглядел сделанное и пренебрежительно усмехнулся. Шали, уже сидевший в седле, мрачно посмотрел на него и сказал:

— Сейчас ты как никогда похож на своего бывшего хозяина.

Нехорошо прищурившись, Сантилли окинул его внимательным изучающим взглядом, будто в первый раз увидел, но ничего не ответил. Вечером он уехал один, никому не сказав ни слова, и исчез на несколько дней. Граф смог проследить его путь до трактира на перекрестке дорог. Как сказал напуганный хозяин, герцог много пил в тот вечер и был сильно пьян. Даже на ногах стоять не мог. И глаза у него были совсем бешенные, налитые кровью. Потом к нему подошел высокий светловолосый господин и увел герцога. Шали готов был на себе волосы рвать от отчаяния и досады.

Сантилли проснулся на белоснежных шелковых простынях под мягким покрывалом совершенно чистый, трезвый и голый. Комната была неприятно знакомой, а на краю просторного ложа обнаружился задумчивый хозяин.

Таамир был безукоризненно одет: рубашка с пышными рукавами, кисти рук как всегда утопают в кружевах, широкий кружевной воротник застегнут не до конца, обнажая мускулистые шею и грудь. Облегающие брюки заправлены в высокие сапоги. На тонкой талии застегнут широкий кожаный пояс. Все насыщенного черного цвета, придающего коже дракона еще более бледный цвет. Гладкие блестящие волосы, как приклеенные лежали на спине, почти сливаясь с рубашкой. В руках Повелитель Ин Чу вертел небольшой нож, богато украшенный причудливой золотой вязью.

Герцог облокотился на подушки и равнодушно спросил:

— У тебя траур?

Таамир поднял на него серые глаза:

— Ты набегался?

— Нет еще, — нагло ответил Его Светлость.

Ин Чу уже насмотрелся на него за те сутки, что ашурт пропьянствовал в его доме. Но видеть трезвого Сантилли было все-таки приятнее. Пьяный герцог оказался совершенно неуправляем, взрывался по малейшему поводу, дрался как дьявол, совершенно не чувствуя боли, хамил, буянил, в общем вел себя совершенно по-свински. К такому Санти дракон не привык и не хотел привыкать. Ему был нужен прежний ашурт. Этот его неприятно удивил и разочаровал.

Да, мальчик изменился. За те сорок лет, что они не виделись, герцог возмужал, заматерел, в каштановых волосах появились густые серебряные нити, совершенно выбелив виски. Губы сжаты в жесткую линию. Появились бородка и усики, больше похожие на щетину недельной давности, которую Таамир терпеть не мог. На левом плече — мастерски выполненная татуировка: скалящий зубы тигр, выбирался наружу, разрывая кожу.

Герцог стал выглядеть старше на несколько лет. Обычно насмешливые глаза теперь смотрели холодно и отчужденно. Изучали. Очень неприятный взгляд.

— Чье художество? — Таамир кивнул на плечо с тигром.

— Мое, — безразлично ответил ашурт, не сводя с дракона темных равнодушных глаз.

— Твою одежду почистили, — тот кивнул на стул, — Завтракать будешь?

Тот неопределенно пожал плечами, хмыкнул и откинул покрывало. Таамир наблюдал, как он одевается. Движения были скупыми, быстрыми движениями воина. Мальчика больше не было, вместо него появился мужчина. И поэтому он стал не интересен для дракона. Жаль. Таамир надеялся на продолжение. Сантилли сумел надолго заинтересовать его своей непредсказуемостью.

Они вместе завтракали в эркере гостиной Повелителя, перебрасываясь ничего не значащими пустыми фразами.

— И надолго я здесь? — ближе к концу завтрака по-прежнему безразлично спросил герцог, — отпивая белое вино из широкого бокала.

— Можете уйти, когда пожелаете. Не смею Вас надолго задерживать, Ваша Светлость, — ответил Таамир.

Он уже мысленно с большим сожалением попрощался с бывшим любовником, почти потеряв к нему интерес.