Тайна Владигора

— Долго нам плыть к Поющему Рифу? — спросил он, желая сменить тему разговора.

— Дня три-четыре, если ветер не переменится. Да куда тебе спешить, скажи на милость? Вчера, как на пристань вышел, едва на ногах стоял, а сегодня уже в дорогу рвешься! Тебе надобно отдохнуть, откормиться, силы восстановить.

— Я вполне здоров, — возразил Бродяга. — А вчера… Наверно, просто от вольного воздуха отвык, голова замутилась. Все давно прошло.

— Чего же она у тебя на ристалище не мутилась, а? Хитришь, молодец! Ну да ладно, не моего ума дело. И хватит тебе здесь одному сумерничать, иди в светелку — принцесса зовет.

То, что Урсула назвала светелкой, было, по сути, обычной кормовой пристройкой. Но, шагнув через ее порог, Бродяга невольно замер. Он никак не ожидал увидеть на разбойничьем драккаре (пусть и не заурядном, а принадлежавшем самой принцессе пиратов) столь уютный уголок: золотой светильник, подвешенный к потолку, мягко озаряет роскошные ковры на стенах; вместо привычных лавок или кресел — атласные и бархатные подушки, разбросанные по полу; низенький резной столик уставлен золотыми и серебряными блюдами со всевозможной снедью.

И принцесса… Боги небесные, до чего же она прекрасна! Волна медных волос свободно ниспадает на обнаженные мраморные плечи, тихая улыбка загадочно скользит по лицу, большие изумрудно-зеленые глаза смотрят внимательно, с чуть скрытой иронией. Платье — легкое, почти прозрачное и очень короткое — не столько прячет, сколько подчеркивает восхитительные линии молодого и страстного тела.

Принцесса полулежала на подушках, явно довольная произведенным эффектом.

— Долго ты будешь стоять? — спросила Агния. — Не робей, присаживайся.

Бродяга наконец очнулся, торопливо и неловко опустился на подушки.

— Хочу угостить тебя замечательным аквитанским вином. — Она протянула ему тонкостенный серебряный кубок. — Его подают к столу аквитанского принца Варик-Сонга в особо торжественных случаях.

— Благодарю, — сказал Бродяга, принимая кубок. Он сделал маленький глоток и подтвердил: — Да, великолепное вино.

— Я так и думала, что оценишь его по достоинству, — кивнула Агния. — Ведь ты не из простолюдинов, верно? В тебе наверняка течет кровь знатного господина.

— Кровь у всех людей одного цвета — красная, — ответил Бродяга. — Ты называешь себя принцессой, однако твоя кровь ничем не отличается от моей или от крови твоей чернокожей служанки.

— Опять уходишь от прямого ответа, — усмехнулась Агния. — Не желаешь рассказывать о себе?

— Ты, как я заметил, тоже весьма скрытна.

— Разве? — Изобразив искреннее удивление, Агния окинула красноречивым взглядом свой полупрозрачный наряд. Оба весело рассмеялись. Бродяга почувствовал, что его привычная настороженность исчезла. Да, ничего не скажешь, эта рыжеволосая красавица умеет завоевывать сердца!..

Осушив кубки, они вновь наполнили их, и Агния продолжила разговор:

— Ты прав, синегорец, кровь Урсулы тоже красного цвета. И ты не прав, называя Урсулу моей служанкой. Семь лет назад мы стали кровными сестрами.

— Вот как? Я думал, этот обряд признают только мужчины.

— Не всякий мужчина способен выдержать то, что нам с Урсулой довелось испытать. — Словно какая-то тень пробежала по лицу Агнии, сразу сделав ее на несколько лет старше. — Ты когда-нибудь слышал об аквитанских золотых копях?

Бродяга отрицательно покачал головой.

— Я не знаю в Поднебесном мире более страшного места… Сотни несчастных, измученных рабов день и ночь добывают золотоносную руду для самого жестокого и отвратительного человека на земле — принца Варик-Сонга. Рудокопы мрут как мухи, но войско принца исправно поставляет в подземные шахты новых рабов — кельтов, киммерийцев, степняков, тавров, савроматов. Даже надсмотрщики, хотя им не приходится махать кайлом и ломом, не долго выдерживают в этом кошмаре. Иной раз они начинают роптать, и тогда Варик-Сонг избавляется от самых ворчливых, а другим, дабы утихомирились, посылает из своего дворца какую-нибудь подачку — несколько бочонков крепкого вина, свежее мясо, дюжину молодых рабынь… Порядок быстро восстанавливается, кровавое золото вновь течет в казну принца.

Слушая печальный голос Агнии, Бродяга вдруг понял: она пригласила его не для того, чтобы о чем-то выспрашивать. Наоборот, это ей необходимо было высказаться, сбросить с души тяжкий груз воспоминаний!

— Мне было тринадцать лет, когда аквитанские воины вторглись на земли нашего племени, — рассказывала Агния. — Вместе с другими женщинами, как это принято у аквитанцев, меня отправили в дар царю Таним-Сонгу. Конечно, все знали, что на самом деле невольницы предназначены его уродливому сыну, горбатому и кривоногому принцу Варик-Сонгу. Аквитанский царь уже тогда был стар и немощен, наложницы его не интересовали. О принце ходили жуткие истории, в них с трудом верилось… Говорили, например, что по утрам он обязательно выпивает кубок с кровью девственницы, дабы после бурной ночи восстановить свою мужскую силу. Почти каждую ночь ему приводят новых невольниц, но обратно, на женскую половину дворца, они не все возвращаются. Те, которые по каким-то причинам ему не понравились, бесследно исчезали. Впрочем, следы все же оставались — кровавые следы на стенах его опочивальни…

Бродяга ощутил, как по спине пробежал холодный озноб. Он прикрыл глаза. В его сознании сами собой стали возникать и множиться туманные образы. Некоторые из них обретали удивительную четкость: низкорослый горбун, дико смеясь, хлещет плетью-семихвосткой двух обнаженных женщин; испуганная рыжеволосая девочка забилась в темный угол комнаты, но огромная волосатая рука находит ее, хватает за волосы и швыряет на ковер возле жарко пылающего камина; горбун в испачканном кровью цветастом халате медленно приближается, сладострастно облизывая свои пухлые губы, жирное уродливое лицо нависает над ней, короткие толстые пальцы больно сжимают девичью грудь… В последний момент Агния изворачивается, выскальзывает из-под навалившегося на нее мужского тела, она хватает из камина пылающую головню и — наотмашь бьет ею по отвратительной роже насильника! Истошный визг горбуна, крики стражников, свист плети, затем — провал в спасительное беспамятство.

— К сожалению, огонь лишь немного опалил его мерзкую морду, — тихо продолжала свой рассказ Агния. — По приказу принца мне выжгли на лбу клеймо пожизненного рабства и отправили в копи, на забаву надсмотрщикам. Наверно, через два-три дня все было бы кончено. Разве может девочка-подросток уцелеть в звериных лапах дюжины истязателей? У них это называлось «пустить по кругу»… Вместе со мной к надсмотрщикам привели чернокожую рабыню. Это была Урсула. Прежде мы никогда не встречались, и я не знаю, почему она вдруг решилась хоть в какой-то мере облегчить предстоящие мне муки. Урсула скинула лохмотья и сама предложила негодяям свое молодое и крепкое тело. Надеялась, что они, растратив силы на нее, станут меньше вызвериваться надо мной. Пустые надежды… Ублюдки были нетерпеливы и ненасытны. Пока большинство из них забавлялось с Урсулой, трое набросились на меня… Но, видать, небесные боги решили-таки сжалиться над девчушкой, поскольку именно в тот страшный день доведенные до отчаяния рудокопы подняли бунт. Их предводителем был могучий кельт по имени Роальд. Они ворвались в караульное помещение, когда попойка была в самом разгаре. К тому времени двое негодяев уже распяли меня прямо на столе, заваленном объедками и залитом прокисшей брагой, а третий, спустив штаны, готовился удовлетворить свою похоть… Эти трое сдохли первыми — Роальд убил их голыми руками.

И вновь туманные образы обступили Бродягу. Он увидел кряжистого чернобородого кельта, кулачище которого был размером с баранью голову и этот кулак проламывал доспехи аквитанцев не хуже увесистой булавы; увидел изможденных рабов, забрасывающих камнями своих мучителей; увидел большой военный отряд, посланный Варик-Сонгом для усмирения бунтовщиков. Около трех десятков рабов все же сумели вырваться из смыкающегося кольца. Голодные, израненные, они вышли к пустынному океанскому берегу; Агния и Урсула были среди них.