Вечная молодость (ЛП)

– Тебе придётся, – выдавливаю я из себя приглушённым голосом и убегаю прочь из кабины.

Лишь сейчас, слёзы текут по моим щекам, и я никак не могу сдержать их.

Глава 39

На этот раз, Пейшенс не заболела морской болезнью, и меня мучает совесть, потому что мне хочется, чтобы она почувствовала себя достаточно плохо и немного прилегла. Но она очень бодрая, и всё время, пока мы движемся к французской земле, пытается завязать со мной разговор.

Наверху, на палубе, тепло даже тогда, когда опускается вечер и постепенно темнеет. Я нашла себе местечко впереди, на носу лодки, и всматриваюсь в пенную воду, которая чуть ли не в панике разлетается, рассекаемая корпусом нашей яхты.

– Я бы хотела, чтобы мы делали это чаще, – говорит Пейшенс, сидя рядом со мной на борту и болтая ногами. – Плавали на лодке.

– Вот так вот вдруг, – бормочу я.

Она смеётся и глядит на меня.

– На этот раз мне это нравится. Может потому, что нас не окружают мёртвая рыба и дурно пахнущие мужчины.

Я с болью вспоминаю часы, проведённые на рыболовном катере. Нет, собственно, лишь одно мгновение: появление Сая и непомерное облегчение, когда я увидела, что он ещё жив. Уже там, я должна была понят, что происходящее между нами – идея не из лучших.

Из-за глубокой печали о нём, я не заметила ядовитых паров и не убила Купида, наблюдавшего за нами. Мои чувства к нему, похожи на яд, усыпляющий органы чувств. Нет, были похожи. Они были похожи, так как сейчас мне нельзя их испытывать, и я больше не буду этого делать.

– Ух ты! – внезапно шепчет Пейшенс. – Взгляни-ка на это, Джо.

Я поднимаю глаза и убеждаюсь, что в поле нашего зрения – земля. Узкая полоска на горизонте, сверкающая огнями города, простирающегося вдоль Гаврской бухты.

Париж, одна из самых больших современных метрополий. Сай держит курс на побережье, и с каждым метром, эта лента из света расширяется. И одновременно, друг за дружкой, на небе появляются звёзды, как будто вторя огням города. Захватывающее зрелище.

Но оно ничего не вызывает во мне: ни очарования, ни радости. После моего разговора с Саем, всё ужасно серое, и я чувствую, что это надолго.

Глава 40

Линн просыпается, и первое, что она чувствует, - это боль. Всё её тело болит, будто с ещё живого тела содрали кожу. Всё горит, не говоря уже о её глазах. Она спрашивает саму себя, остались ли у неё вообще глаза.  

У неё вырывается стон, когда она ощущает рывкообразное движение. Сначала ей кажется, что кто-то тормошит её, как будто пытаясь разбудить. Затем она понимает, что её несут. Кто-то держит её на руках и, по всей видимости, поднимается вверх по лестнице.  

С каждым шагом, с каждым сотрясением её тела, боль становится сильнее, и медленно, но верно она начинает ощущать нарастающую внутри ярость.  

Для Купида, как она, гнев - ответ на всё. Гнев прост, он исходит из самой глубины и воспламеняется при малейшем намёке на недовольство. Бушует, как шторм, в её сознании, кладёт ей в руки стрелы и лук, и стреляет...   Попадает. Убивает.  

Линн припоминает, как однажды Слэйд объяснял ей, что эта ярость, постоянно кипящая в них, - своего рода природный недостаток. Счастливая случайность, которой, собственно, не должно было бы быть, и которая, однако, сохраняет ей жизнь. Теперь Линн понимает, что он хотел этим сказать.  

Вместо того, чтобы вновь погрузиться от боли в блаженное бесчувствие, может, даже в кому или вовсе умереть, она не теряет сознания, благодаря этому жжению, окутавшему её тело. Её жизненные силы активизируются, а голос в голове нашёптывает, что она должна освободиться от боли. Как-то устранить её. И не важно, чего это будет стоить.  

Линн думает, что для этого ей нужно хотя бы знать причину боли, и, словно по щелчку, воспоминания возвращаются. Москва. Взрыв. Прожектор. Она вспоминает вертолёт, приближающийся к ним из ночи, какие-то машины русской службы шпиков.  

Она не знает, арестованы ли они. Вероятно, да. Возможно, её сейчас принесут в камеру или проведут над ней процедуру проклятия. Она слышала о том, что Купидов в некоторых мегаполисах просто казнят. Не везде они так хорошо контролируют промышленников, как в Лондоне. Не везде есть такие предводители, как Слэйд .  

« Слэйд“, - думает она, и боль другого рода пронзает её изнутри. Она задаётся вопросом, жив ли он ещё. Удалось ли ему сбежать от русских Купидов и шпиков. Он точно не ушёл бы без Кэтролл . Вполне возможно, что им обоим удалось сбежать и что они бросили Линн и Спунка , пожертвовав ими.  

Движения становятся более осторожными, и она чувствует, что ее больше не несут вверх по ступеням. Она слышит механический звук, что-то вроде защелки, и затем - открывающуюся дверь. Наверняка, она была где-то заперта, и сейчас ее доставили на казнь.  

Если москвичи думают, что она взойдет на платформу и предстанет перед глазеющей толпой, то они ошибаются. Она будет бороться до последнего вздоха. По крайней мере этого человека, палача, включающего электричество, она заберет с собой, чего бы это не стоило. Спунк наверняка смотрит на это также. Она шепчет его имя.  

- Тсс, - раздаётся в ответ шипение с параноидным оттенком. Конечно, русские не хотят, чтобы они переговаривались. Не хотят, чтобы они строили планы, разрабатывали тактику. Беззащитный Купид - хороший Купид: очевидно, такова их точка зрения.  

Но с Линн такой номер не пройдёт.  

- Спунк ! - снова произносит она, на этот раз ещё громче.  

- Закрой рот, чёрт возьми! - накидывается на неё несущий её мужчина. И хотя он говорит это шёпотом, в его голосе слышна ярость. Но Линн кажется, что она различила и что-то ещё. Что-то нервное. Она собирается с силами и пытается вывернуться из рук мужчины. Она колотит по нему обеими руками, подтягивает ноги и...  

- Ой! - слышит она свой собственный жалобный стон, ударяясь о пол. Её израненное тело усугубляет силу этого удара, доводя до агонии, и когда она пытается сесть или встать, все органы чувств отказываются служить ей. Внезапно у неё начинается головокружение, и позывы к тошноте заставляют её желудок сжиматься.  

- Ну, берегись... - задыхаясь, шепчет она. - Я задам...   

Но не одну из угроз, которые вертятся у неё на языке, она не может выполнить. Она беззащитна, когда её снова рывком поднимают и когда мужчина, недолго думая, перекидывает её себе через плечо. Теперь она ещё сильнее ощущает каждый его шаг, его плечо врезается ей под ложечку, и она отчаянно пытается немного опереться о его спину.  

Но её ладони, которыми Линн, защищаясь, прикрывала голову от прожекторов, изранены и сплошь в волдырях, и поэтому ей ничего не остаётся, кроме как терпеть эту тряску. Затем, наконец-то, мужчина опускает её, усаживая на своего рода тахту. Похожую на кушетку в лечебнице.  

Вероятно, они хотят проводить над ней всяческие эксперименты. Вполне возможно, что ей придётся превратиться в подопытного кролика. В конце концов, люди уступают им по физическим показателям. Наверняка, их чрезвычайно интересует, в чём заключается мастерство Купида.   

Линн ждёт, что её привяжут к этому креслу, но ничего подобного не происходит. Она слышит возню мужчины (собственно, был ли у него вообще русский акцент?), слышит грохот, затем шаги ещё одного человека. Шаркающие. Обессиленные.   

« Спунк , - думает она. - Он должен быть здесь. »  

И тут, после нескольких мгновений тишины, что-то неожиданно сжимается вокруг её рук. Что-то ледяное, что сдавливает её пальцы. Она не уверена, но ей кажется, будто это тоже руки, только они какие-то... необычайно мёртвые.