Черный сок

И тут на нее обрушился гнев мамы.

— Вот поэтому и приходится уводить тебя из дома, дурочка! Твое бесконечное нытье и хныканье доводят меня до белого каления!

Чувствуя раздражение матери, Оллин молча моргала. Хавви перестал смеяться и крепко обнял девочку, как бы желая защитить.

Но мама не унималась.

— Если будешь крутиться под ногами, наш ребенок не появится на свет! Он не захочет смотреть на противную зареванную физиономию!

Мать склонилась над ними, и Хав с Оллин почувствовали, как волной гнева их отшвырнуло назад. На мгновение все трое так и застыли, согнувшись.

— Забери ее, Хав, и отведи к Келлерам. Не могу больше слышать ее рев. — Мама отвернулась, и, раскинув на столе руки, скрипнула зубами от боли.

— Захвати ночную сорочку, — шепнул Хавви девочке на ухо, и та сразу же бросилась выполнять распоряжение брата.

Дядька пошаркал ногами по булыжной мостовой, постоял на месте, а потом послышался звук тяжелых удаляющихся шагов. Бормотание становилось все тише, все дальше от окна. Олл терпеливо выжидала, в глубине души понимая, что великану ничто не мешает вернуться к окну, в которое он смотрел несколько минут назад. Однако слишком долго ждать нельзя: нужно выяснить, куда он пошел, чтобы избежать неприятной встречи.

Девочка встала с постели, где она расположилась между толстушкой Аней и тощенькой Сарой Келлер, легко подбежала к окну, стараясь держаться в тени, и прижалась подбородком к оконной раме.

Сначала Олл не заметила дядьки на узкой улочке и даже решила, что, наверное, он ей приснился. Но все равно нужно бежать домой, где мама защитит от всех дурных снов.

Вдруг на дверь соседнего дома и на верхние ступеньки ведущей к ней лестницы темным сгустком упала тень, по улице пронесся пронзительный крик, и причудливая долговязая фигура выпрямилась в полный рост. К лысой круглой макушке великана прилипли редкие волоски, а по бокам развевались завитки, блестевшие в свете фонаря.

Наблюдая, как страшилище вытягивает шею, чтобы заглянуть в дом, Олл чувствовала себя как связанная прочной проволокой кукла, которую папа привез из Германии. «Как я доберусь до дома, если не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой?» — думала девочка.

Ночная рубашка чудища привела ее в полное замешательство. Она была сшита из лоскутков разной ткани и формы, на которых тут и там поблескивали пуговицы. Неподрубленный обтрепанный край развевался и хлопал по жилистым лодыжкам, а ступни ног… только посмотрите, какие они огромные и сколько булыжников на мостовой закрывают! От страха у Олл закружилась голова.

Дядька покачнулся, отошел от окна и снова направился к дому Келлеров.

— Пора спать! Детям давно пора спать! — увещевал он визгливым тонким голосом, позаимствованным у какого-то нормального живого человека.

Потом гигант размашистым шагом взбежал по ступенькам, прошел мимо дома Дрейпера Дауна, где не было детей, обошел вокруг дома Индиджента Эйджида, свернул направо, на Спайр-стрит, и стал подниматься по косогору.

Жесткая проволока, опутавшая тело Олл, вновь превратилась в послушные мышцы, а голова девочки немного прояснилась. Она снова подумала о маме. Нужно скорее бежать домой, под ее защиту.

Олл не стала одеваться, не захватила никакой одежды и даже не остановилась надеть башмаки. Бесшумно слетев по лестнице, девочка почувствовала, как под сорочкой гуляет холодный ночной воздух.

Когда Оллин проходила мимо груды угля, сидевшая рядом кошка подняла черную голову. Кухонная дверь запиралась так же, как дома, и девочка без труда подняла щеколду, выскользнула на улицу и бесшумно опустила ее на место.

Стояла ясная холодная ночь, и небо было усыпано мириадами звезд. Все существо Олл разделилось на две половинки: первая, втянув голову в плечи, тряслась от страха, а вторая упрямо бежала по дорожке за домом Келлеров, а потом стала спускаться по узкой тропинке. Осмотревшись по сторонам, Олл вгляделась вглубь улочки и увидела ту же картину, что и из окна на верхнем этаже: замковый камень с изящной резьбой над воротами Дрейпера Дауна и металлическую табличку, вырисовывающуюся в свете фонаря на стене. Только теперь она сама находится ниже и чувствует себя гораздо беззащитнее, да еще ночь стоит такая холодная!

Девочка нырнула влево, в тень, споткнулась о булыжник мостовой, но не остановилась и даже не замедлила шаг. От быстрого бега Олл стала задыхаться. Ночную тишину нарушали лишь ее прерывистое дыхание да тихие шлепки мягкой влажной сорочки, облепившей замерзшее тело. Звука шагов совсем не слышно, так как подошвы ног мягкие и мокрые, а сама девочка очень легкая. Вскоре ряды домов на Притчет-стрит остались позади, на холме.

Шум, донесшийся с площади, до которой Олл не успела добежать, заставил ее резко остановиться и прижаться к углу дома. Послышался лязг крюка в руках фонарщика, скрежет дверцы фонаря и скрип башмаков. В носу защекотало от сладкого запаха трубочного табака.

Девочка побежала назад, вверх по Притчет-стрит. До первого переулка еще далеко. Она спряталась и, с трудом переводя дыхание, оглянулась. Да, вот и фонарщик. Он переходит на другую сторону тупиковой улочки, подходит к стоящему на углу фонарю, гасит его и идет дальше. Неужели пойдет вокруг площади?

Нет! Олл с трудом сдержала рыдание. Фонарщик направился вверх по Притчет-стрит, и она может подойти и попросить проводить до дома. Он наверняка поможет.

«Нет, у меня не хватит смелости, — подумала девочка, — я не смогу среди ночи подойти к незнакомому человеку. Уж по крайней мере не сейчас, после того, как видела того урода». И она бросилась прочь по переулку.

Олл могла пройти окольными путями за рядами одноквартирных домов с общими боковыми стенами, но оттуда доносился громкий собачий лай, а в глухой темной ночи любой шум кажется невыносимым для слуха. И она выбежала на Свейл-стрит, на самую середину, и помчалась дальше, вдоль водосточной канавы, освещаемая ярким уличным фонарем. Из дверного проема стоящего на пригорке дома появилась огромная тень в лоскутном одеянии, и девочка предстала перед гигантом как на ладони — маленький живой комочек, за которым он охотится.

— А, вот она где!

Олл метнулась в сторону, словно загнанная в угол крыса в поисках спасительной лазейки. Но бежать было некуда, и не нашлось даже крошечной норки, в которой можно укрыться от надвигающегося ужаса.

Ступни огромных ног с преувеличенной осторожностью шагали по Свейл-стрит, а где-то в вышине, в небесах, звенел пронзительный голос. Взгляд Олл остановился на ночной сорочке гиганта, и девочка снова почувствовала себя связанной по рукам и ногам куклой. Теперь она отчетливо видела, что одеяние великана состоит из множества детских ночных рубашек, распоротых по швам на лоскуты и неряшливо сшитых в одну большущую рубаху.

Огромные колени передвигались под тканью, словно два здоровых чурбака, скатывающихся с телеги дровосека, и еще два таких же чурбака болтались по бокам.

Олл вся поникла и, слабо взвизгнув, сжалась в комочек. Над ней склонилась страшная физиономия и открыла широкий вонючий рот с гнилыми зубами.

— Где же она, моя маленькая мышка? — осведомился великан неестественно высоким голосом. Из длинного хрящеватого носа торчали темные волосинки, а глаза бегали по сторонам в поисках добычи. — Ага, да вот же она! — Теперь он заговорил своим голосом, глухим и грубым. — Ну что, не получается стать меньше ростом или превратиться в невидимку?

Девочка с ужасом наблюдала за смотрящими в разные стороны глазами.

— Мама… — прошептала она и расплакалась.

— А вот это мне нравится, — обрадовался великан.

Он поднял Олл с земли и стал внимательно изучать, разложив на огромных ладонях, от которых исходил незнакомый мерзкий запах. Но вскоре стало не до запаха, так как великан заткнул ей рот мягким парафином и завязал тряпкой, так что девочка с трудом могла дышать. Она лежала чуть живая от ужаса, словно зажатая в кулак мышка или маленькая птичка.