Героический Режим. Злая Игра. Дилогия (СИ)

Но я и не на четыре дня уходил, я планировал вернуться уже сегодня.

Выгоревший кусок земли, где проходила основная часть сражения, теперь покрывал снег — мы специально сваливали его туда, и за две недели его набралось достаточно. Остатки несгоревших костей мы захоронили в другом месте, дальше от ворот, не пытаясь разделить своих и чужих, но снежное "надгробие" напоминало о погибших. Кучу снега приходилось обходить, но никто не жаловался.

А вот место расправы над ведьмами и воинами Нервила мы сторонились. В первую очередь из-за страшной трупной вони — несгоревшие останки ведьм разлагались даже при отрицательной температуре. Во-вторых, рядом с могильником сразу становилось как-то не по себе. Именно из-за этого мы весь следующий день сооружали кострище для казнённых солдат, хотя до этого Хорвил собирался бросить тела вообще без погребения, в наказание. Новоиспечённый конунг ещё поговаривал, что если трупы встанут, он с удовольствием убьёт их ещё раз. Но тёмная магия, оставшаяся от ведьм, заставила его передумать. И я его в этом поддерживаю.

Все ходили в увольнительную в деревни, где клан базировался до штурма, я же экономил полдня как минимум. В деревнях меня никто не ждал, а вот у озера, оккупированного утопленниками, кое-кто был. Местные называли это озеро Озером Мертвяков, а мертвяки — Туманным. Или Вечным. Дело в том, что когда температура воздуха падала ниже нуля, и озеро по идее должно было замерзать, с поверхности воды поднимался тёплый туман, не дающий встать льду и даже "отапливающий" берег метров на пятнадцать. Не сказать, что там было тепло, так, градусов восемь-десять, но всё получше, чем морозиться.

До озера я добрался бегом за пару часов. Летом времени ушло бы меньше, но по снегу особо не разгонишься. Сороковой уровень стал для меня каким-то прорывом, я получил за него много статов (рост составил сорок процентов), и, думаю, косвенно это усилило все мои способности, не говоря уже о физической форме. К тому же, я получил новое чуть ли не лучшее из имеющегося снаряжение — лёгкую кольчугу из воронёной стали, великолепный плащ и два отличных ножа, один из которых висел на поясе, а второй был вставлен за голенище. Встреться мне по дороге какое-нибудь чудовище, я бы места мокрого от него не оставил. Даже без Меча Тени, который, напившись крови, как будто ушёл в спячку. Иногда я чувствовал, что с ним что-то происходит, но проверить не мог, иначе пришлось бы искать себе жертву, и не одну. Чем сильнее становится меч, тем больше ему потребуется жизней, чтобы насытиться, в этом я был уверен практически со стопроцентной уверенностью.

Когда лес закончился, мне открылась будто заполненная туманом котловина. После мороза от влажного прохладного воздуха становилось немного не по себе, но только на пару секунд. Я сбросил плащ и направился к шалашу, который построил в прошлое своё посещение. Топлюши там не оказалось, так что мне с четверть часа пришлось отмахиваться от покойной любовницы Нервила.

— Вы обещали принести нам его труп, — тупо бормотала она, расхаживая по кромке воды. — Вот я бы поиздевалась над ним... он бы пожалел за то, что нам пришлось с собой сделать...

— И тебе бы пришлось видеть его рожу каждый день, — раздражённо сказал я, но это не подействовало, как и другие объяснения. Я рассказал покойнице и то, что разумом конунга завладели ведьмы, и то, что он сошёл с ума, и плевать ему было на все мучения, какие бы она не выдумала. Без толку. Аму просто хотела выцарапать покойному любовнику глаза, и я не виню её в этом.

Появившись, Топлюша отогнала Аму. Она пользовалась среди утопленников уважением, не знаю почему. Да и не моё это дело.

— Привет, — улыбнулась утопленница, в руках она держала рыбину.

Шрамы совершенно исчезли с её тела, будто их и не было. О наших ранних встречах напоминали только сросшиеся веки на левом глазу. Причём, под ними чётко виднелось полноценное глазное яблоко, и даже ресницы уже выросли.

Я отказался от угощения, сославшись на то, что у меня есть своя еда.

— А я поем, — с позитивным настроем в голосе сказала утопленница. — А потом ты должен мне помочь.

— Хорошо.

Топлюша пальцами распотрошила рыбу, выдавила все кишки и принялась за трапезу. Ела она с такой аккуратностью, какую вообще можно ожидать от "человека", поедающего сырую рыбу целиком. Закончив, Топлюша умылась, подсела ко мне, положила голову мне на колени и попросила:

— Разрежь мне глазик.

— А я его не поврежу?

— Так ты аккуратно режь. А если и выколешь, новый вырастет и даже быстрее, чем в этот раз.

Я тяжело вздохнул и вытащил из-за голенища самый маленький из своих ножей. Растянув кожу двумя пальцами, я проделал хирургический разрез на веке, умудрившись даже аккуратно разделись ресницы пополам.

— Готово.

Утопленница несколько раз моргнула и захлопала в ладоши.

— Ой, как хорошо! А то когда разрываешь веки руками, очень больно получается.

— Это у тебя не в первый раз? — поинтересовался я.

— Конечно, нет! — махнула рукой Топлюша. — Как-то раз, когда я ещё была совсем слабой и молодой утопленницей, я захотела поиграть с медведицей и её медвежатами, так она мне пол-лица оторвала, правую руку и кое-что из мягкого. — Моя собеседница кокетливо поправила свои лохмотья, от которых за осень практически ничего не осталось. Вообще, ей вполне можно было и вовсе остаться без них, настолько мало голого тела прикрывало то, что осталось от платья.

— Молодой и слабой утопленницей? — переспросил я.

— Ну да. Со временем сил становится больше. Вот ты, например. Когда я тебя первый раз встретила, ты был совсем слабый, а сейчас мы бы со Стрыгой и Лешим втроём с тобой бы не справились.

— Это немного другое.

— Почему ты решил? Потому что ты убиваешь кого-то и только после этого становишься сильнее? Так и я многих убила, — голос Топлюши неожиданно похолодел, стал похожим на тот, что я слышал увидев её впервые. — У меня было много игрушек, Безымянный.

От этого прозвища я вздрогнул. Утопленница так начала называть меня, когда я выложил ей всю правду про себя. Всё, что меня глодало, про смерть Рилай в том числе. "Я не буду называть тебя ни Доктором, ни Алексеем, потому что это не твои настоящие имена", — сказала тогда Топлюша.

Странно. Я не осмелился рассказать никому из друзей и знакомцев о себе. Даже Тёмная Мать знала обо мне не больше других. Когда меня спрашивали, я ограничивался общими фразами, а заканчивал разговор словами типа "да что уж теперь-то об этом говорить", и мой собеседник каждый раз вздыхал и тянул "ну, да...".

Топлюше же я рассказал всё, как только она попросила, хотя я с ней даже не спал. Потом долго пыталась что-нибудь вспомнить о подобных случаях, потомках Корда и Мече Тени. Расспрашивала утопленников, но никто не мог вспомнить большего, чем знал мне уже было известно. Даже жена Нервила знала только о каком-то очень важном камушке, который вроде как был счастливым талисманом для её мужа. Ни о крови Корда, текущей по жилам её детей, ни о разбитом Молоте.

Думая об этом, я понял, что практически ничего не знаю о Топлюше. В прошлое своё посещение я рассказывал о себе да давал задания, чтобы она расспросила других утопленников. У нас была куча времени, а я даже не спросил, что для неё значили Стрыга с Лешим, как она жила до смерти и что делала после.

— Стрыга и Леший много для тебя значили? — осторожно поинтересовался я.

— Много? — Топлюша грустно хмыкнула. — Почти всё.

— Расскажи. О них, о себе.

Утопленница лукаво улыбнулась.

— Я уж думала, что ты никогда не спросишь. Я почти не помню того, что было со мной, когда я была жива. Знаю одно — я любила одного парня. Он был таким милым, так смешно дышал мне в шею, когда... трогал меня. Мне было так щекотно. Но у меня был другой жених, и, когда он узнал о нас, то в приступе ревности утопил обоих. Но я утонула... не до конца. Конечно, я умерла, но была в сознании. Я обнимала моего возлюбленного на дне озера и плакала, но не ощущала слёз — вокруг была только вода. Когда ты ушёл от меня в третий раз, я тоже хотела плакать, потому что я решила, что потеряла тебя... Но ты вернулся. — Топлюша улыбнулась и продолжила: