Пророк

Мальчик внимательно всматривался в безбородое лицо Фаддия, стараясь запечатлеть в памяти уже ставшие дорогими черты. Умел бродячий философ Фаддий живописать словом. Мужчины в жизни Лориана — какие они разные! Все трое! Отец, кочевник Тенихан и мудрец Фаддий, но есть у них одна общая черта. Они ставят свободу выше прочих достоинств мужчины. Лориан стал не старше, а опытнее. Трое мужчин дали ему три опыта свободы. Свобода поступать по-своему, свобода искать цель в путешествии длиною в жизнь и, наконец, свобода обдумывать самые неожиданные, самые трудные мысли.

Дождь и радуга над холмами. Спрятавшись от теплых струй в расщелине между скал, Лориан думал о том, как приятно было бы провести всю жизнь на одном месте. Словно каменный истукан, простоял бы он в теплой почве родного холма. Или, подобно камню в долине, что прикрывает родник от палящих лучей полуденного солнца, смотреть на маленькие водовороты и не вести счет годам затянувшегося, но такого полезного одиночества. Ведь появится когда-нибудь путник из травы, наклонится, с ладонью, сложенной вдвое, напьется, и что же? Разве не найдется у такого путника пары добрых слов для камня? Вот в чем его полезность для людей. И быть может, девочка с круглыми коленками… И в сладкой дреме сновидений Лориан засыпал.

Снились ему синие лошади на белой траве. Почему трава белая? Почему лошади синие? Он не спрашивал, так как не знал, какого цвета они были до исчезновения с Перуники. Утром он просыпался и, как воды, жаждал разговоров. Беседовали о самом разном: от религиозных проблем до факта существования во Вселенной волосатого человека.

— Что такое божество? — спрашивал Лориан.

— Божество — существо, которому не нужно делать открытий. Оно изначально знает мир и знает о том, что наделено душой. Люди должны предпринять некоторые усилия, чтобы открыть для себя мир и свою душу. Без усилий они обречены.

Принимая совет мыслить «от обратного», Лориан перескакивал на «звериную» тему:

— А что такое «обезьяна»?

— Волосатый некрасивый человек. Он не говорит, а кривляется.

— Где вы ее видели?

— Во сне, мерзавец, снится.

— А вы какие сны видите, черно-белые или цветные?

— В том-то и дело, что цветные. Ночи напролет у меня перед глазами скачет красная обезьяна. От нее по утрам глаза и слезятся.

Разыгрывал его Фаддий или нет, этого Лориан не понимал, но замечал, что действительно по утрам у Фаддия слезились глаза. Подросток думал — от старости.

— Научись развязывать самые трудные узлы из всех известных. При таком навыке тебя не будет пугать узел из новой веревки. Для человека, умеющего развязывать сложные узлы, качество вервия не имеет значения. Это я называю методолюбием. Туманность красива на звездном небе. Туманность мысли недопустима в голове у мудреца, — так учил подростка бродячий философ.

В далеком пути крепкий сон столь же важен, как и сноровистый попутчик. Теперь Лориан по ночам крепко спал.

Однажды ясным прохладным утром наступил последний день их совместного путешествия. С первых шагов по гористой местности Лориан стал ощущать некий зов, исходивший от скал. Удобнее было обойти, но Лориану, удалось убедить Фаддия сделать петлю в последнем маршруте. Ругаясь и ворча сквозь зубы, бродячий философ с трудом поспевал за Лорианом. Казалось, ноги сами несли прыткого подростка к зияющим в скалах провалам. Ближе к полудню они увидели вход в пещеру. У входа Фаддий и Лориан заспорили. Лориан чувствовал: от этой манящей черной впадины ему не уйти. Фаддий недоумевал: зачем мудрецу спускаться в пещеру? Впервые они разошлись во мнениях.

Фаддий сначала не понимал, почему молодого спутника занимает какая-то черная дыра, но потом он понял, в чем дело. Беседы с философом, его парадоксальные суждения прорвали плотину запретов, которые некогда были заложены в сознании мальчика старухами речного племени. Отныне многое изменилось. Подросток стал принимать мир таким, каков он есть, — пестрым и меняющимся. И все ему было интересно!

От представлений о тотеме племени как некоей одной Большой Рыбине, одной рыбе на весь мир — одной рыбе как весь мир! — пришел к идее о необходимости мысленного изображения множества рыб: рыб с различным характером, рыб с разным предназначением.

Во-вторых, теперь он не мог представить покровительницу племени как неподвижную рыбу. Теперь во сне он видел живую, подвижную рыбу! Плывущую против течения и по течению; уходящую на глубину; в прыжке над водой; бьющую хвостом по речной гальке; беседующую с подростком или девочкой; вступающуюся за родное племя против плохой рыбы. Видел он и чудных долгожданных рыб, возвращающихся из неведомого далека, в которое они почему-то ушли когда-то в прошлом.

В-третьих, со времен бесед с отцом в раздумья о рыбах стали все чаще вторгаться остальные животные. Теперь он думал о рыбе как о хозяйке водного пространства и о других животных — как о полноправных владетелях поверхности великой планеты. Пусть рыба живет в воде, лошади и другим зверям вполне хватит места на суше. Но человек должен побывать везде и во всем должен убедиться собственными глазами и руками!

— Вы мне рассказали легенду о зловредном Китовласе, который перебросил людей с одной планеты на другую, необитаемую… то есть нашу… — Лориан пытался обосновать свое желание проникнуть в пещеру. — Люди помнят животных и мир родной планеты, но живут совершенно в других условиях. Многие просто не догадываются, что живут в другом мире, а Китовлас этому и рад.

Фаддий нахмурился, поглаживая подбородок:

— Уверяю тебя, отрок, Китовласа ты не найдешь в этой пещере. Он здесь не живет.

— Эта пещера поможет решить целый пучок спорных вопросов, — настаивал на своем упрямый подросток.

— О каких проблемах ты говоришь?

— Были ли первые люди? Если на Перунике люди живут долго, то следы их пребывания должны быть глубоко под землей. Были ли на Перунике животные? Если когда-либо в прошлые времена животные бродили по Перунике, то в земле должны остаться кости умерших животных. Разве я не прав?

— Ты прав, — согласился Фаддий.

Он в задумчивости покатал язык с одной щеки на другую.

— Меня пугает не твое юное упрямство. Меня пугает другое. Со вчерашнего дня у меня странные ощущения.

Лориан напрягся. Он почувствовал, как что-то липкое и черное скользнуло по сердцу, оставив неприятный след в душе. Но можно ли Фаддию рассказывать об испытываемых странностях? Будет ли мудрец откровенен?

— Со вчерашнего дня словно кто-то управляет мною. И я часто слышу у себя в голове чей-то окрик «хеч! хеч!», — признался Фаддий. — Кто-то словно советует мне оставить тебя у этой Китовласовой пещеры.

Лориан продолжал молчать, испытывая восхищение открытостью Фаддия и преклоняясь перед чутьем философа. Но не нашел сил признаться в том, что буквально накануне он отчетливо услышал призыв: «Ты такой же, как я. Помоги».

— Одно мне известно достоверно: спускаться с тобой в пещеру я не буду.

Фаддий рукой указал помощникам направление. Он был готов продолжать затянувшееся странствие по Перунике. Лориан намерен был спуститься в пещеру в доказательство твердости решения.

— Как ты расстался с Тениханом?

— Он дал мне людей…

— Я не про материальные подарки, — оборвал Фаддий. — Я про главное.

— Тенихан сказал, что миром правят те, кто свободны.

— Разве мог ты отмолчаться? Значит, с Тениханом вы расстались, обменявшись советами?

Бродячий мудрец попытался удержать Лориана упоминанием об Огромном Оплоте — громадной стене, тянувшейся на бескрайних просторах Ойкумены. Стремясь пробудить любопытство мальчика, Фаддий уважительно говорил об Оплоте. В его голосе проскользнули нотки недовольства собой. Он впервые был не властен над мыслями и чувствами юного спутника.

— Я не рассказывал тебе, что я пережил, когда увидел ее. Поняв, что мне не преодолеть этой гигантской стены, я впервые ощутил себя слабым и податливым чужой воле. Мне так и не удалось оказаться на той стороне Великой Стены. Сейчас я знаю, что никогда не спущусь в темную пещеру и никогда не буду искать доказательства затаенным мыслям. Я не полезу под камни, даже если мне скажут: «Там внизу ответы на все твои вопросы».