Предел. Дети палача (СИ)

Волки перестали выть, предоставляя ветру единовластно шуметь в ночи.

— Я тебя понимаю, — вздохнула Невея. — Однажды мы с Фаром были на состязании менестрелей. Как же чудно они пели баллады! Они пели о приключениях, храбрых рыцарях и далеких странах. Слушая их, мне хотелось быть частью этих баллад. Я очень хотела увидеть то, о чем они поют. Мечтала путешествовать по миру, — Невея нахмурилась, глядя на языки пламени. — Вот только наше путешествие слишком не похоже на то, о чем я мечтала.

Севера подумала, что Невея необычайно сильная. В этой девочке будто стальной стержень, который не дает ей сломиться под тяжестью навалившихся бед. Но у всего есть предел. Дарния спрашивала себя, сможет ли Невея выдержать это чудовищное противостояние с тем, кем стал ее родной брат? Боги словно затеяли какую-то игру, испытывая силу воли девочки. Как же это не справедливо! Да, Невея необычная, у нее есть дар противостоять злу, но она всего лишь ребенок.

— Ты сейчас чувствуешь, где он? — тихо спросила Севера. Во время разговоров с Невеей она неосознанно избегала называть имя «Фарамор».

Девочка кивнула.

— Да, он далеко. За сегодняшний день мы не стали к нему ближе. Иногда мне кажется… — Невея сделала паузу, собираясь с мыслями.

«Только не сомневайся! — мелькнуло в голове Северы. — Только не говори, что наш путь ведет в никуда!..».

— Иногда мне кажется, — продолжила Невея, — что он совсем рядом, хм… даже вокруг нас. Мне это не очень понятно. Этот пахнущий гнилыми яблоками воздух, ветер, пыль — во всем я ощущаю его. У тебя когда-нибудь было такое: небо чистое, погода хорошая, но ты чувствуешь, что скоро начнется гроза?

Севера ненадолго задумалась и ответила:

— Нет, пожалуй — нет. Хотя перед грозой иногда бывает душно. А у матушки Гаи всегда кости ломило… Ах, да — еще ласточки низко летают.

Невея улыбнулась.

— А я всегда чувствую приближение грозы. Она еще за горизонтом, но ее частица уже витает в воздухе. Это даже не запах, а что-то другое, — улыбка девочки померкла. — Тот, кем стар Фар, как гроза за горизонтом. Я чувствую его частицу во всем. И я чувствую еще кое-что, — Невея посмотрела в глаза Севере. — Он становится сильнее!

Возможно, дело было в тоне, с которым девочка произнесла эти слова, но по спине дарнии пробежал холодок.

— Знаешь, — поморщившись, сказала она. — Думаю, нам пора укладываться спать. Лично у меня от усталости глаза слипаются.

— Хорошо, — согласилась Невея, а потом неожиданно оглянулась и посмотрела на очертания погруженных в темноту развалин. На ее губах появилась улыбка.

Севера взглянула на руины.

— Что тебя так обрадовало?

— У нас гость, — спокойно ответила Невея.

— О чем ты, я ничего…

Севера не договорила, так как увидела волка вышедшего из-за нагромождения плит. В пасти зверь что-то держал и, когда он подошел ближе, Севера разглядела что это тушка кролика. Волк остановился, некоторое время смотрел исподлобья на Невею, затем положил кролика на землю, развернулся и направился туда, откуда пришел. Дарния изумленно смотрела ему в след.

— Это… — она не могла подобрать слова. — Это… Ух, вот это да! Я рада, что у тебя такие друзья.

— Не у меня, а у нас, — продолжая улыбаться, уточнила Невея.

— Как скажешь, — Севера встала, подошла к кролику и, взяв тушку за уши, подняла. — Знаешь, — усмехнулась она, — после того, что я только что видела, меня уже ничем не удивить.

Невея засмеялась, чем порадовала Северу, ведь за все время пути она почти не видела на лице девочки улыбку, а уж ее смех и подавно не слышала. Дарния подошла и положила тушку кролика возле костра.

— С такими подарками, — бодро сказала она, — смерть от голода нам уж точно не грозит.

Глава 23

— Омуса мне не очень жалко, он был довольно глуп и бездарен, — бесцветным голосом произнесла Тангара, имея в виду сгоревшего некроманта. Она, Фарамор и Блэсс сидели за столом в гостиной особняка. Время близилось к полуночи. Снаружи шумел ветер. Иногда он с гулом задувал в каминную трубу, заставляя тлеющие поленья разгораться, а пламя свечей в канделябре на столе трепетать. — Я чувствую в тебе смятение, — Тангара сощурила глаза, глядя на Фарамора. И, думаю, мне известна причина. Дело в той ведьме, не так ли?

— Я предоставил ей выбор, — угрюмо проговорил Фарамор. — Но я не понимаю, почему она это сделала? Месть?

— Тангара усмехнулась.

— Выбор. Человек лишенный жалости предоставляет врагу выбор… Согласись, в этом есть что-то противоестественное.

Фарамор с вызовом посмотрел на колдунью.

— Тебе это не нравится?

— Нет-нет, — примирительно произнесла Тангара, — мне просто любопытно. Я всего лишь пытаюсь разобраться в тебе, хочу понять, почему Искра выбрала именно тебя?

— Я задаю себе тот же вопрос, — сказал Блэсс. Перед чернокнижником стояла бутылка вина, к которой он время от времени прикладывался.

Тангара взглянула на Блэсса.

— Мне показалось, или я услышала в твоем голосе нотки зависти?

Чернокнижник коротко рассмеялся.

— Зависти? Вот уж нет. Ты не настолько проницательна, Тангара, как мне казалось. Меня вполне устраивает то, кем я являюсь. Устраивает быть колдуном и помогать Фарамору.

Взгляд Тангары стал лукавым.

— И каков же твой, Блэсс Сараг, в этом интерес? Скажи мне? — и, не дожидаясь ответа, сразу же обратилась к Фарамору: — Я открою тебе небольшой секрет, юноша. Такие, как мы с Блэссом и пальцем не пошевельнем ради кого-то, если не увидим в этом выгоды для себя.

— Неужели? — губы Фарамора расплылись в улыбке, но глаза оставались холодные. — Сколько же тебе лет, Тангара?

Колдунья откинулась на спинку кресла. Она пристально глядела на юношу, будто пытаясь по его лицу понять, о чем он думает, и к чему задал такой вопрос. Простое любопытство?

— Мне триста семнадцать лет.

— Хм, — Фарамор напустил на себя наигранно-задумчивый вид. — Триста семнадцать… Ну что же, полагаю, человек, который достиг такого возраста, вправе считать себя мудрее остальных людей, тем более такого юнца, как я. Ты хочешь знать к чему я клоню, колдунья?

Судя по выражению лица Тангары, тон Фарамора ее нисколько не смутил.

— Я поняла, к чему ты клонишь. Тебе не нравятся мои поучения.

Фарамор всплеснул руками.

— Вот видишь, Блэсс, — с усмешкой сказал он, — она все-таки проницательная.

Чернокнижник сидел напряженный. Ему не нравилось, как Фарамор вел себя по отношению к колдунье. Тангара не из тех, с кем можно разговаривать подобным тоном. Тем временем юноша продолжил:

— Вернемся же к секрету, которым ты со мной так любезно поделилась. В чем он заключается?.. Ах да, такие, как вы с Блэссом и пальцем не пошевелите без выгоды для себя, — Тангара слушала его спокойно, с легкой улыбкой. — Открою же тебе тоже один маленький секрет, — Фарамор понизил голос до шепота. — Я знаю, какой у вас интерес к Темной Искре, ко мне и Нэбу. Знаю! Все дело в вашем страхе. Вы, приверженцы Темного искусства боитесь того, что ждет вас после смерти. Да, да, боитесь! Вы перешли предел, после которого уже невозможно отмолить грехи. Обычные люди, даже убийцы, умирают с надеждой, что их минует Великая Пустота и боги настолько милостивы, что впустят их в Небесные чертоги. Вам же, чернокнижникам-некромантам надеяться не на что. Великая Пустота — вот ваш страх. А если нет надежды и участь предопределена, надо сделать так, чтобы надежда возродилась. Нэб! — Фарамор хлопнул в ладоши и развел руками. — Бог достаточно сильный, чтобы оградить души своих прислужников от Великой Пустоты… Новый порядок! Не этого ли, Тангара, ты ждала целых триста семнадцать лет, оттягивая свою смерть? Приверженцы Темного искусства должно быть счастливы, что во мне возродилась Искра? Они сделают все, чтобы приблизить Неба к этому миру. Все! Их надежда — это я! Как тебе такие домыслы юнца, а, Тангара?

— Впечатляет, — равнодушно проговорила колдунья и, после некоторой паузы более эмоционально: — А правда, впечатляет! То, что ты не глуп, я поняла сразу.