Бегущие по мирам(СИ)

Он обернулся. Их верный слуга и товарищ возбужденно скакал над порядочной грудой плодов всех форм и расцветок. Бестолковые хозяева, не глядя друг на друга, направились к месту пира.

– Молодец, – похвалила Алёна, усаживаясь в траву.

Обезьянья морда крылатого существа растянулась в улыбке, обнажившей полный ряд зубов. Зубов было много, все больше клыки. Макар невольно поежился.

– Не бойся, – бросила Алёна, будто прочитав его мысли. – Видишь, он хороший, кормит нас.

– Ага, вот откормит как следует и... Погляди, какие у него зубы.

– Какие?

– Плотоядные. Как он будет весь этот силос жрать?

Макар тем не менее сел и воззрился на гору подношений. Присмотрев самый безобидный с виду фрукт, он крепко схватил его и, помедлив самую малость, решительно откусил.

Дальнейшее живо возродило в памяти Макара раннее детство, когда он в первый и последний раз в жизни отведал бабушкино фирменное блюдо из острого перца, слегка разбавленного фаршем и баклажанами, которое та именовала мусахаем. Мусахай, помнится, обладал порабощающим душу ароматом и свойством прожигать насквозь танковую броню, сложенную вдвое. То, во что Макар вгрызся сейчас, благоухало не чесноком, а чем-то вроде ванили, но с легкостью могло бы вступить в те же реакции с танковой броней. Сначала Макар просто сидел, выкатив язык и глаза. Потом завыл и повалился в траву. Черт, будь он неладен, по-бабьи всплеснул лапищами, метнулся к пострадавшему... Вновь от него... Наконец сообразив, что надо делать, припал к земле посреди поляны. Сквозь потоки слез Макар различил, как он охлопывает землю ладонями, что-то бормоча. И вдруг из-под разошедшихся ладоней показался хрустальный росток родника. Вода растеклась лужицей, нащупала уклон и уверенно побежала сначала струйкой, потом ручейком. Макар подкатился к воде, зачерпнул горсть и метнул в опаленную пасть. Черт умильно наблюдал, как он пьет, отфыркиваясь, что твоя лошадь.

Когда Макар отвалился от ручья, зверь уже очистил надкушенный им плод и подал на ладони, преданно заглядывая в глаза. Макар предпочел бы не рисковать, но как было его обидеть? Под едкой коркой оказалась прохладная сладковатая мякоть, тающая во рту.

Полюбовавшись на жующего хозяина, черт, от греха подальше, начистил фруктов для обоих людей. Он давно подозревал, что эти уродливые создания, в сущности, несуразны и беспомощны. Теперешнее путешествие развеяло последние сомнения на этот счет. Обеспечив повелителей пищей, чертокрыл выбрал из лежащей отдельно грозди самый толстый и сочный стручок, стиснул его и отхватил добрую половину, невзирая на яростное трепыхание и визг. Отличная пища, отличный день! У чертокрыла было отменное настроение. Отменное, но странное. Не такое, как в обычные просто хорошие дни. Он никогда не бывал в этих краях, родился в неволе на ферме в столичном пригороде, но откуда-то знал, что движется верным курсом. И еще он знал, что скоро все изменится. Просто не понимал пока что и как, но будоражащий запах этой новой жизни уже вполз в ноздри и теперь впитывался в кровь, отчего она становилась горячей и быстрее неслась по жилам. Чертокрыл рвал скулящую мякоть, глотал ее большими кусками и чувствовал себя почти счастливым.

Нажравшись верещащих стручков, черт долго лакал воду. Отбежал к деревьям, встал, подбоченясь, выпятил живот и (Алёна отвернулась) потревожил тишину леса мощной струей. Потом вернулся к роднику и снова пил, уже не спеша, с расчетливой жадностью. Макар, успевший проделать все то же самое куда быстрее и неприметнее, надеялся, что теперь путь продолжится. Куда там! Чертяка уселся в тенечке, блаженно разбросав расслабленные крылья. Посидел, благодушно щурясь на поляну, залитую белым полуденным солнцем.

– Полетели, а? – попросил Макар, энергично тыча пальцем в сторону кибитки.

Черт зевнул, невзначай продемонстрировав впечатляющий зубной ряд, и начал клониться в траву, но, спохватившись, выпрямился и заворчал с неведомо кому обращенной укоризной. Протянул лапу к ручью. Ворчанье сменило тон, зажурчав лаской, и родник будто припал к земле, похудев вдвое. Вот уже не ручей, а тоненькая струйка воды змейкой скользила в траве. Тогда черт раскатисто рыгнул, свалился как подкошенный и тут же, с ходу, захрапел.

– Может, все-таки полетим? – безнадежно воззвал Макар.

– Ну чего ты к нему пристал? – сонно пробормотала Алёна откуда-то сбоку. – Жарко как, фу...

И преспокойно заснула. Макар взглянул на зенит сквозь полог листвы, и раскаленное добела небо ожгло глаза, словно прибрежный песок голые стопы. Приходилось признать: нежелание черта впрягаться в постромки имело веские причины. Интересно, у тех, с корабля, тоже сиеста? И на чем они путешествуют?

Макар напряженно вслушался в одуряющую тишину. Не свистели крылья, не трещали ветки, не шуршала трава под ногами. Казалось, они здесь одни на много километров вокруг. Но этого просто не могло быть! В южном лесу, да еще таком благодатном, просто обязано обитать процветающее сообщество живых существ. Впечатляющая пищевая пирамида для серьезного хищника! Впрочем, хищники как раз любят вздремнуть после обеда. Но не может вся эта неисчислимая живность жить по одному для всех расписанию. Здесь же не пустыня – лес. Живые стручки. Сбегающие груши. Феи какие-то, будь они неладны. Где все? Конечно, не обезьяны, гепарды и крысы, это же не передача «В мире животных». Но где все-таки, пусть необычные, пусть даже совсем невиданные, звери? Впечатление было такое, что их просто забыли придумать.

Вяло дожевывая эту идиотскую мысль, Макар, оказывается, уже спал. Выяснилось это спустя долгое время после того, как солнце перевалило через зенит. Длинные тени перечеркивали все еще залитую светом поляну, уползали дальше в чащу, и там, глубоко-глубоко, уже приподымались стоглавым телом сумерки.

Выспавшийся Макар полежал, созерцая небо. Один досадный пустяк мешал предаться безмыслию – маленькое, плоское, твердое нечто под правым боком. Он лениво пошевелился, надеясь, что докука исчезнет сама собой. Нет, не исчезла – наоборот, еще явственней вторглась в полудрему. Макар зашарил по бедру рукой и нащупал под слоем ткани рельефные швы кармана, а в кармане – тот самый небольшой прямоугольный предмет. Телефон! Его замечательный почти новый телефон с фотокамерой и практически пустой памятью. Ну и придурок же он! Сколько потрясающих кадров упустил – живые стручки, кривоногие феи... Ну да ничего, они лишь в начале путешествия, а шанс сделать эпохальные снимки в этих краях выпадает чаще, чем дождь со снегом в ноябре. Расслабленность как рукой сняло. В голове Макара, обычно наполненной, будто гелием, мыслями эфемерными и непрактичными, стало тесно и горячо от замыслов самого делового толка. Он осторожно вынырнул из зарослей пахучей травы и осмотрелся. Подельники спали как убитые. Отлично! Перекатившись на живот, Макар воровато открыл телефон. Удались ли сцены из городской жизни? Он так залюбовался нащелканными в столице снимками, что его запросто можно было бы оглушить ударом по затылку, а не то что гневным возгласом из-за плеча:

– Ты что, снимал? Совсем сдурел?

Макар вздрогнул так, что выронил скользкую вещицу. Перед ним мелькнула рука, осиянная золотыми волосками, вставшими дыбом, словно шерсть у разъяренной кошки. Нырнула в траву и вынырнула с добычей. От разочарования Макар взвыл, как в детстве, когда лишали самого важного по надуманным причинам:

– Отдай!

Алёна даже взглядом его не удостоила. Это был конец. Нет, не идеальной любви, разлюбить эту девушку Макар был уже не в силах, хотя давно убедился, что сама она далеко не идеал. Но полный и бесславный конец его планов легкого обогащения. Можно орать, молить, скандалить, нельзя только отобрать телефон силой. Силу, даже в самом травоядном варианте – бог знает почему, – Макар применить против нее не мог, а все прочее не годилось. Оставалось трепыхаться в ногах повелительницы, наблюдая, как она изничтожает его скудный улов.

– Алёнушка, – заныл он без всякой надежды.

В этот момент она ткнула пальчиком в нужную кнопку, телефон покорно пискнул, подтверждая команду на удаление. А в следующий – на поляне вырос дворец. Без предупреждения, мгновенно, будто фотка вывалилась на монитор.