Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля

Псих. Довел себя до того, что без света уснуть не может, — и чтобы все лампы горели, какие есть в спальне. Хуже ребенка, честное слово. Супермен хренов.

Ладно, не хочешь по науке — сделаем магию. Вот такую простую и доступную магию наших дней. Оранжевый мохер, крученая нить в облаке тонкого пуха, — моток невесом. Она кладет его перед собой на стол, рядом с раскрытой шкатулкой, из которой залихватски торчат разноцветные перья. Там же — разъятые дешевенькие пяльцы: два смешных кольца из желтой пластмассы.

От шерстяных ниток жарко рукам.

Как делают ловца снов? Сначала надо пойти на берег реки и попросить ветвей у гибкой ивы. Из них свернуть кольцо — "круг всех людей", называют его индейцы. Обмотать его полосками оленьей кожи — виток за витком. Из оленьих жил сплести ловчую сеть, как научила Мать-Паучиха. Перьев надо навесить на ловца: совиных, мудрых, — для женщин; орлиных, отважных, — для мужчин.

Но это все на самом деле неважно, говорит себе Катерина, чьи там перья, чьи там прутья. Любовь — вот в чем сила ловца, а любви здесь в достатке. Вот каким ты будешь, мой ловец: пластмассовое кольцо из пялец, крашеные перья — несуразно пестрые, вызывающе желтые, конфетно-розовые и бриллиантово-зеленые. Возьму шерстяных ниток, намотаю их на пластмассу, сплету неумелыми пальцами сеть как получится, пусть и кривую, лишь бы чаще перекрещивались нити, лишь бы мельче были ячеи, — и тогда все получится как надо. Больше не будет этих изматывающих снов, этих неотвязных кошмаров.

Мы можем с уверенностью сказать, что хоссы никогда не добирались до островной империи. Иначе просто нечем объяснить беспечный лаконизм традиционного японского интерьера. Напротив, европейцы стремились максимально загромоздить спальни, особенно по углам. Нынешнее бездумное следование японской моде стало возможным благодаря столетиям тайной борьбы Ордена, и оно же грозит свести на нет все плоды этой борьбы.

Впервые за несколько веков углы в спальнях остаются пустыми, — европейцы забыли об извечной опасности и перестали окружать свои постели спасительным хламом.

К вечеру зной и не думает спадать. Тень от деревьев укрывает окно, но воздух горяч.

Широкая кровать посреди спальни застелена рубчатым покрывалом цвета морского песка, на кремовых стенах несколько фотографий в светлых деревянных рамках. По углам спальни на высоких кованых ножках стоят четыре светильника с круглыми матовыми плафонами в переплетении железных полос. Катерина выбирает тот, что ближе к подушке Марвина. Ей приходится встать на цыпочки, чтобы дотянуться и привязать Ловца. Его чужеродность немедленно бросается в глаза. Он неуместен в этой скупо обставленной спальне: только кровать, светильник, раздвижные двери шкафов вдоль стены и окно в тихий, нарочито запущенный сад. Заплетенная мохером половинка пялец с нелепыми крашеными перьями похожа на игрушку. Да, на игрушку нищего ребенка, зачем-то внесенную в респектабельный дом.

Катерина смотрит на него с гордостью и любовью.

Главное, что необходимо знать о хоссах, это простой и непреложный факт: хоссы — не сон. Видит их только спящий, тот, кого хоссы избрали добычей, и видит их тем отчетливее, чем ближе они уже подобрались. Еще их видят охотники, которые сами уподобляются хоссам, ведя двойное существование и свободно действуя в той же реальности. Остальные не видят хосс, даже находясь в одной спальне с жертвой. Но хоссы — не сон. Они не порождаются ни подсознанием, ни бессознательным. Они приходят извне. И они существуют на самом деле.

Распространенный сейчас взгляд на реальность как на отражение или воплощение представлений о ней самого человека, в значительной степени однобок. Люди пытаются убедить себя в том, что если они верят в действенность лекарства, то оно и подействует, если верят в силу оберегов — их защита будет достаточной. Доля истины в этом есть. Но только доля, и небольшая. Хоссы — враг древний и настоящий. Эффект плацебо в данном случае не срабатывает. Против хосс действенны только клинки охотников.

— Что это за глупости?

— Да ладно тебе… Разве он помешает? Ну Марвин…

— Все, убери, хватит. Немедленно. На вот!

Шерстяной шнурок натягивается, но не рвется. Свободной рукой Марвин удерживает кованую ножку, дергает сильнее, швыряет ловца Катерине. Обрывок шнурка остается на оковке плафона. Марвин сдергивает и его.

— И пожалуйста, не буди меня. Со мной все в порядке. Если я тебе мешаю — спи у себя или поезжай погости у родителей. Не надо меня будить.

Он ложится и демонстративно натягивает на голову одеяло. Катерина выходит. Слышно, как она всхлипывает за дверью, потом все стихает. Спустя немного времени она возвращается и тихонько ложится рядом. Когда Марвин начинает метаться и стонать, она трясет его за плечи.

— О дьос! Я же просил!

Сны у человеков бывают разные: съедобные и несъедобные. Несъедобные бывают как просто противные, так и ядовитые. Съедобные тоже бывают противные, бывают никакие, а бывают — восторг и сладость, пряные бывают сны, пьяные, веселящие.

Это не о том, что самому человеку снится. Человек может жизнь прожить — и никогда не узнать, как его сны со стороны видятся-благоухают. Не все же и чужие сны видеть могут.

Видят-чуют чужие сны ночные убийцы хоссы.

И охотники на хосс.

Охотники Ордена не стригут волос. Волосы — своеобразный излучатель, чем длиннее они, тем дальше и отчетливей распространяется то, что мы называем ароматом сновидений. Так Охотник превращает себя в приманку. Его сны должны быть самыми заметными и манящими. Тогда хоссы пойдут к нему, а не к тем, кто перед ними беззащитен.

Спать рядом с Охотником — все равно что в грозу стоять посреди широкого поля, или на высоком шпиле обниматься с громоотводом, или даже то и это сразу.

— Миссис Робинсон? Это Марвин. Ох, Сара, ну конечно же. Доброе утро, Сара. Да, все в порядке. Ну, она в саду, я передам ей. Ну… понимаете, я как раз об этом. Мне кажется, с ней что-то неладно. Нет, она здорова, пожалуй… Не уверен. Да, конечно, это моя работа, — она слишком тревожится. Да, я предлагал ей, но — ни в какую. Миссис Робинсон… Сара! Если бы вы попросили ее приехать? Маленькая невинная ложь во благо. У нас сейчас очень напряженный момент… Конечно, я не могу вам ничего рассказать, но мне катастрофически не хватает времени и… просто катастрофически. Да, вы понимаете меня. Да, я понимаю вас. Ну вот я и подумал. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб вы жили еще сто лет и были здоровы. Да. Так я скажу Катерине, что вы звонили? Да, попросите ее приехать ненадолго. Это пойдет ей на пользу. Отдохнет. Да. Родной дом. Материнская забота. С этим ничто не сравнится. Да, зятья — зло. Сара, я вас обожаю. Если бы не Катерина, я бы женился на вас. Почти не шучу. Понял. Да, я передам, что вы просили перезвонить.

Марвин собирает длинные рыжие волосы в хвост высоко на затылке, перетягивает шнурком: жарко.

Непрерывность времени вызывает огромные сомнения у любого, кто имел возможность наблюдать хосс. То, что мы воспринимаем как день, из существования хосс вычеркнуто, попросту отсутствует.

Хоссы не боятся света, не прячутся в темноту и отнюдь не прекращают преследование жертвы с первым лучом рассвета. Хоссы не знают ничего о рассвете — для них царство ночи непрерывно и безгранично. Куда девается промежуток времени от рассвета до заката? Как они ощущают этот разрыв непрерывности? Нам об этом ничего неизвестно. С уверенностью можно сказать лишь одно: каждый раз с наступлением темноты хоссы продолжают то же движение, с той же фазы, на которой оно было для нас как бы остановлено слабым мерцанием раннего утра. Да, с той же фазы, с того же места. Даже самый яркий, самый солнечный и счастливый день ни на тысячную долю миллиметра не отдаляет их от намеченной жертвы. Дня нет.