Два талисмана

Аштвер бросил тяжелый взгляд на некстати расшутившегося наррабанца. Тот заткнулся.

Дела были плохи. Четырнадцать морд легко справятся с шестерыми стражниками. Кого не убьют — скрутят и продадут вместе с теми бедолагами, что сейчас в пещере. А могут даже не возиться — просто засядут в пещере до прихода шхуны, и тогда стражники окажутся, как говорится, между огнем и пламенем.

Конечно, должна подоспеть береговая охрана. Но когда-то Аштвера учил его покойный десятник: «Даже если ждешь подмогу — действуй так, словно никакая подмога не придет».

— Выманить бы их, — негромко сказал Гижер. — Подойти кому из нас… одному… Сказать, что подошла шлюпка с «Вредины». Зайти внутрь. Сказать, чтоб товар на берег выносили. Не получится — хоть двоих-троих внезапно уложить и прикрыть вход, пока остальные ворвутся.

— Да ваши рожи всему городу примелькались! — возмутился Аштвер.

— А моя не примелькалась, — подал голос новичок.

Десятник почти забыл про парнишку.

А тот, не дожидаясь команды, скинул черно-синюю перевязь с мечом:

— Надо взять у Алки арбалет. Не могу же я к ним заявиться с голыми руками! Что за контрабандист без оружия?

Безумие какое-то! Не может Аштвер послать в эту крысиную нору котенка, не поймавшего еще ни одной мыши!

— Я могу с ним пойти, — предложил Даххи. — Мы, наррабанцы, для вашего брата все на одну рожу. А в пещере навряд ли светло.

Тянуть было нельзя: контрабандисты могли хватиться пропавшего сообщника.

И ведь этот молокосос, по слухам, не оплошал, столкнувшись нос к носу с пьяным медведем…

— Условный знак есть? — спросил десятник пленника.

— Песенку насвистеть, — мрачно буркнул тот, глядя себе под ноги. — Про акулу и кита.

Песенку знало все побережье.

— С арбалетом не стоит идти, — решился Аштвер. Достал свой кинжал, протянул Ларшу. — Заткни прямо за пояс, бернидийцы так оружие носят. И держись нахальнее!

— Я же и обидеться могу! Говоришь, что уважаешь меня, а сам не позволяешь мне даже осмотреть больную ногу, не то что лечить!

— Ульден, сокровище глаз моих, неужели тебе мало болезней целого города? Нужно еще и меня с моим многострадальным пальцем положить в твой мешок для добычи?.. Скажи, что бы ты подумал о больном, который лечился у тебя, лечился — а когда болезнь почти отступила, переметнулся к другому целителю?

— Ну… я…

— Мой невольник Шерх, конечно же, уступает тебе в медицинских познаниях. Но все же он сумел утишить мою муку. На днях я отправляюсь в путь. Так не будем же оказывать слишком много чести презренной подагре, делая ее предметом нашей беседы. Выбирай, о чем будем разговаривать: мой завтрашний прием или твое Снадобье Всеисцеляющее?

— Прием, — сдался лекарь, безнадежно махнув рукой. Спорить с упрямым наррабанцем было бессмысленно.

— Он будет скромным, но милым, — оживился Верши-дэр. — Придут только самые близкие друзья… и еще кое-кто из окружения Хранителя… и актеры, непременно актеры… вот думаю, звать ли циркачей…

— И еще полгорода, — подсказал Ульден. У наррабанского вельможи были весьма странные представления о скромных приемах.

— Но ты, друг мой Ульден, будешь на этом домашнем празднике?

— Еще как буду! — злорадно сообщил Ульден. — Постараюсь сесть поближе к тебе, никакие телохранители не помешают. И буду следить, чтоб ты не слопал ничего сладкого или жирного. Чуть подагра отпустила, так за стол?

Верши-дэр шутливо вскинул длани к небесам. Длинные, широкие рукава сползли к локтям, обнажив по-женски красивые руки, явно не знавшие работы. Левую украшал широкий бисерный браслет, и по обеим ползла от локтя к кисти татуировка — гирлянда из листьев, гроздьев и цветов. Меж листьев поднимали головки маленькие змейки.

— О боги, держащие землю и воду, уберегите меня от этого тирана!.. Ульден, кладезь мудрости, кто тебе сказал, что я собираюсь жрать? Я намерен вкушать изысканнейшее из лакомств: музыку, шутки веселых гостей, пляски танцовщиц, улыбки прелестных дев…

— А вино? — придирчиво поинтересовался «тиран».

— Клянусь, не больше одного кубка! Но один кубок выпью, даже если ты будешь драться. Меня известили, что высокородный Ульфанш собирается прислать мне для приема кувшин «расплавленного золота», это такая редкость и такое чудо!..

В этот миг появился слуга, чтобы доложить о приходе гостя. Впрочем, сам гость вошел следом за слугой, не дожидаясь приглашения.

Верши-дэр просиял улыбкой.

— О мой высокородный друг! О несравненный Вепрь! Ты так редко радуешь мой дом своим визитом!

— Заботы, заботы, почтеннейший Верши-дэр, — солидно отозвался гость. — Ты же знаешь, я не последний человек при Хранителе.

Верши-дэр хотел было представить гостей друг другу, но оказалось, что оба встречались пару раз и помнят свое, хоть и мимолетное, знакомство.

— Я, собственно, с просьбой, почтенный Верши-дэр.

— С приказом, высокородный Гурби, с приказом! Что тебе угодно повелеть?

— Могу ли я на завтрашний прием пригласить с собой девушку?

— Всего-то? Да хоть пятерых! Прелестные личики твоих избранниц украсят нашу встречу.

— Она не моя избранница. И не такая уж красотка. Но меня просили оказать покровительство молодой художнице, Дочери Рода. Кстати, она рисует в наррабанском стиле.

— О! Восхитительно! Однако Наррабан знает не один стиль живописи. Какой из них избрала молодая госпожа?

— Мне этого слова не выговорить. Но… — Гурби на миг запнулся, припоминая. — Очень быстрый рисунок. Несколько линий — и человек на портрете как живой.

Верши-дэр посерьезнел.

— Неужели горхда? Это означает «быстрая кисть»…

Он обернулся к слуге, который без приказа не смел покинуть комнату, и отдал распоряжение по-наррабански.

— Сейчас принесут футляр с интереснейшими работами… Но я ни разу не слышал о грайанце, освоившем горхда. Что, рисунки барышни действительно хороши?

— Не видел, — честно признался Гурби.

— Тогда неплохо бы госпоже прийти в мой дом еще днем, до приема, и заранее показать свое искусство. Если рисунки мне понравятся, я охотно их куплю.

— Разумно, — кивнул Гурби. — А если барышня рисует плохо — не выйдет конфуза перед гостями.

Тут слуга внес широкую твердую коробку.

— Вот! — вскинулся наррабанец. — Это, конечно, не все мое собрание, лишь несколько рисунков. Я хочу показать их в Тайверане. Говорят, при дворе Джангилара есть знатоки. Сейчас, сейчас…

На крышке коробки были завязки из широкой серебряной тесьмы. Верши-дэр, жестом отослав слугу, сам принялся возиться с замысловатыми, пышными, похожими на цветы узлами.

Воспользовавшись тем, что наррабанский вельможа отвлекся, Ульден быстро и тихо сказал Сыну Клана:

— Господин мой, нам надо позже поговорить с глазу на глаз.

Веселая песенка про хитрую акулу, захороводившую неуклюжего недотепу-кита, без слов летела над Змеиным ущельем. Ее старательно, куплет за куплетом, высвистывал юноша в хорошо сшитом камзоле из тонкого сукна, шедший по дну ущелья в сопровождении сосредоточенного, внимательного наррабанца.

С правого склона, из перистых султанов дымарника, раздался оклик:

— Кто идет?

— С крыши кот! — раздраженно, но без удивления отозвался молодой человек. — Свищу тут, как чокнутый скворец, уже губы не слушаются.

— Ты с «Вредины»?

— Во тупой, а? — Молодой человек оглянулся на своего спутника. — Нет, мы с королевского флагмана! А здесь у меня свидание назначено! С наррабанской слонихой!

— Да кто ж знает, кого сюда занесет… — упрямо огрызнулся насквозь неправый, но не желающий этого признавать голос. — Ладно, поднимайся.

— Ну да, храмовое шествие сюда забредет! — огрызнулся Ларш, поднимаясь по склону по неожиданно удобным, плоским, как ступеньки, камням. Приказ командира «держись нахальнее» он запомнил и намерен был исполнять неукоснительно.

Когда вход в пещеру выглянул драконьей пастью из розовато-фиолетовой пелены дымарника, Ларш свысока глянул на бородатого контрабандиста, сунувшегося с каким-то вопросом, и громко заявил: