Тарен странник

Он повернулся к ожидавшему его Гурджи.

– Куда направимся? – Он опустился на колени, набрал полную пригоршню сухой травы и подбросил ее в воздух. Весенний ветерок понес легкие травинки на восток, в сторону страны Свободных Коммотов.

– Туда, – сказал Тарен. – Туда, куда дует ветер. Мы пойдем вместе с ним и следом за ним.

Ни Тарен, ни, тем более, Гурджи не хотели бросать овец на произвол судьбы. Поэтому они ушли из долины в сопровождении небольшой блеявшей отары. Тарен собирался оставить овец на ближайшем же крестьянском дворе, но прошло уже несколько дней пути, а он не видел ни одного хутора, ни единой хижины. Двое путников поначалу направлялись на юго-восток, но вскоре Тарен отпустил поводья Мелинласа, и хотя конь все время клонил больше к востоку, чем к югу, он мало беспокоился и не обращал на это никакого внимания, пока они не оказались у берегов широкой, быстро несущейся реки.

Здесь простиралось прекрасное зеленое пастбище. Впереди Тарен заметил пустой загон для овец. Воротца были распахнуты настежь, будто обитателей загона ждали с минуты на минуту. Хижина с низкой крышей и длинные навесы были ухоженными и чистыми. Ясно, что хозяева здесь не ленятся. Пара длинношерстных коз ощипывала листья с невысокого деревца во дворе. Тарен с удивлением осматривал необычную крестьянскую усадьбу. Особенно его поразили корзины. Большие, маленькие, средние, они лежали повсюду: вокруг хижины и под деревьями, торчали на кольях забора, грудой лежали под навесами, даже на ветвях деревьев. На некоторых деревьях, росших по берегу реки, были устроены прямо среди ветвей легкие деревянные платформы. А на самой реке Тарен увидел нечто, показавшееся ему похожим на небольшую плотину из аккуратно переплетенных ветвей. На деревянных кольях вдоль берега были развешаны сети, стоял лес воткнутых в песок удочек, а некоторые были закинуты в воду, и видно было, как поплавки медленно плывут по течению.

Изумленный этим ухоженным и как бы безлюдным крестьянским хозяйством, Тарен подъехал ближе, спешился. Но лишь только он сделал это, как из-под навеса показалась высокая фигура человека, который легким шагом направился к путникам. Тарен успел заметить и жену крестьянина, которая украдкой выглядывала из окна хижины. В тот же момент, тоже будто бы ниоткуда, на улицу вывалило полдюжины детей мал мала меньше. Они тут же принялись прыгать и бегать вокруг отары овец, радостно смеясь и выкрикивая:

– Они здесь! Они здесь!

Увидев Гурджи, они тут же забыли про овец и кинулись к нему, так же весело и приветливо приплясывая и хлопая в ладоши. Гурджи растерялся, потом растрогался, а потом и вовсе развеселился и стал тоже плясать, смеяться и хлопать в ладоши, к безмерной радости детей.

Человек, стоявший перед Тареном, был сухой и тощий, как палка, с прямыми и гладкими волосами, падающими на лоб, и яркими голубыми глазами, острыми, круглыми и маленькими, как у птицы. Его узкие плечи и длинные голенастые ноги дополняли сходство с птицей, с журавлем или аистом. Куртка была слишком мала ему, рукава коротки, да и вся одежда, казалось, случайно наброшена на это тощее и неуклюжее тело. Рубаха, куртка и штаны были сшиты из разноцветных кусков-лоскутов – не очень ловко, но зато прочно.

– Я Ллонио, сын Ллонвена, – сказал человек с дружеской улыбкой, – Приветствую тебя, кто бы ты ни был, странник.

Тарен в ответ вежливо поклонился.

– Мое имя… меня зовут Тарен.

– И не более того? – удивился Ллонио, – Твое имя словно бы оборвано на самой серединке. – Он добродушно рассмеялся. – Должен ли я звать тебя Тарен, сын Никого? Тарен из Ниоткуда? Поскольку ты живешь на свете, дышишь и говоришь, ты все-таки сын своих родителей. И, безусловно, ты пришел сюда откуда-нибудь.

– Зови меня просто странником, – ответил Тарен.

– Тарен Странник? Пусть будет так, если тебе это нравится. – Ллонио оглядел его с любопытством, но больше ничего не спросил.

Услышав, что Тарен ищет место, где бы он мог оставить овец, Ллонио оживился.

– Пусть они остаются, – воскликнул он. – А ты прими мою благодарность. Нет пастбища, где трава была бы свежее и слаще, и нет овчарни безопаснее, чем моя. Мы следим за всем этим и с первой оттепели работаем не покладая рук.

– Но я боюсь, что они могут потеснить твое собственное стадо, – сказал Тарен, хотя ему нравилось и пастбище Ллонио, и прочно выстроенный загон, и он рад был бы оставить овец в его хозяйстве.

– Мое стадо? – переспросил Ллонио, смеясь. – У меня его и не было никогда. Хотя мы надеялись и ждали, и дети только об этом и могли говорить. Счастливым ветром занесло тебя к нам. Гоевин, моей жене, нужна была шерсть, чтобы ткать одежду для наших детей. Теперь у нас ее будет достаточно.

– Погоди, погоди, – перебил его Тарен, окончательно сбитый с толку, – выходит, ты расчистил пастбище и построил загоны, не имея ни одной овцы? Я не понимаю. Это же была почти наверняка бесполезная работа…

– Ты так думаешь? – хитро подмигнул ему Ллонио, – Если бы я этого не сделал, разве ты предложил бы мне в подарок сразу целую отару овец? Оставил бы ты их мне, если бы я не знал, где их содержать и кормить? Разве не так?

– Но ведь ты не мог заранее знать этого! – воскликнул в недоумении Тарен.

– Ах, ах, – рассмеялся Ллонио, – это почему же я не знал? Я был просто уверен, что когда-нибудь и у меня появится знатная отара овец. Вот так-то! А теперь уважь нас, остановись у меня в доме на некоторое время. Наша пища не сравнится с нашей благодарностью, но мы угостим вас от души и всем, что имеем.

Прежде чем Тарен успел ответить, Ллонио склонился к одной из маленьких девочек, крутившихся около Гурджи.

– Сбегай, Гвенллиант, погляди, пожелала ли сегодня коричневая курица снести яйцо? – Он обернулся к Тарену, – Коричневая курица – птица с норовом. Но когда ей хочется, она может снести отличное яйцо.

Затем он отправил остальных детей с самыми разными поручениями, а Тарен и Гурджи не уставали изумляться, глядя на эту веселую суету и толкотню в самом странном доме, какой им попадался на пути.

Ллонио пригласил их в хижину, где гостей тепло встретила Гоевин и тут же предложила им сесть поближе к очагу. В этот момент вернулась Гвенллиант, несшая яйцо на двух вытянутых руках.

– Вот и яйцо! – воскликнул Ллонио, забирая его у девочки. Он поднял яйцо над головой и любовался им, будто никогда раньше не видел куриных яиц. – Вот так яйцо! – не унимался он. – Самое лучшее из всех, что когда-либо сносила нам коричневая курица! Посмотрите, какой оно величины! А какой формы! Гладкое, как льдинка, и ни одной трещинки. Мы отлично им попируем, друзья!

Поначалу Тарен не заметил ничего особенного в яйце, которым почему-то так восхищался Ллонио, но, буквально завороженный его восторгом, тоже стал смотреть на это яйцо, как на что-то необыкновенное, никогда раньше им не виденное. В руках Ллонио яйцо так блестело, скорлупа светилась таким ярким голубым блеском, будто прозрачная льдинка, что и Гурджи не отрывал от него глаз. А Тарен почти расстроился, когда Гоевин разбила яйцо и выпустила его содержимое в большую глиняную миску. Однако, сколь ни великолепно это яйцо, любопытно, как же Ллонио собирается накормить им всю свою многочисленную семью да еще двоих гостей, размышлял Тарен, скудный же будет обед!

Но пока Гоевин сбивала в миске яйцо, дети один за другим вбегали в хижину, и каждый из них нес что-нибудь, а Ллонио непременно восклицал при этом:

– Ого! Пряные травы! Это великолепно! Покрошите их… А это… что это, горсть муки? Просто чудесно! А, козы дали нам горшок молока! Молодцы! Кусок сыра? Отличная штука! – Он прихлопывал руками от удовольствия, а когда самый младший из детей протянул ему ломоть пчелиных сот, Ллонио просто зашелся от восторга. – Какая удача! Пчелы оставили нам мед из своих зимних запасов!

Гоевин тем временем деловито ссыпала все эти находки в миску, и перед изумленным взором Тарена содержимое миски стало выплескиваться через край. Но и тут еще был не предел его удивлению. Гоевин молча вылила смесь на железный лист, который, в этом Тарен был совершенно уверен, был не чем иным, как воинским щитом, который с помощью молотка превратили в плоский противень. Женщина поставила противень на тлеющие угли в очаге. Через несколько мгновений вкусный запах горячей пищи наполнил хижину. Гурджи уже глотал слюнки. А жена крестьянина уже вытаскивала из очага и ставила на стол золотистый, с поджаренной корочкой пирог величиной с тележное колесо.