Тарен странник

– Нет там никакого волшебства, – улыбнулся Тарен. – Это был водоем. Самый красивый из всех, что я видел. Но водоем, и не более того.

Теперь улыбка, легкая и все же чуть печальная, не сходила с его лица.

– Сначала, – продолжал он, – я подумал, что Орду подала дурню глупейшую идею, лишь бы отвязаться. Нет, это не так. Она хотела, чтобы я увидел то, что я увидел. Любой ручей, любая лужа подарила бы мне мое отражение, но я не понял бы этого тогда, как понял сейчас.

Тарен вздохнул.

– Что же касается моих родителей, – добавил он, – не всё ли равно, кто они? Никакие узы крови, как бы сильны они ни были, не сравнятся с настоящим родством, родством душ. Я думаю, что все мы родичи, братья и сестры один другому, все дети всех родителей. И я не стану больше искать того, что называется правом рождения. Народ Свободных Коммотов научил меня, что зрелость и честь не даются, а добываются. Даже король Смойт из королевства Кадиффор пытался втолковать мне это, но я не обратил на его слова никакого внимания.

Тарен уже не мог остановиться. Он говорил, говорил, изливая душу.

– Ллонио повторял, что жизнь – это сеть, сплетенная для лова удачи. Для Хевидда Кузнеца жизнь – это кузница, где выковывается характер. Для Двивач Ткачихи жизнь – ткацкий станок, на котором переплетаются нити судьбы. Каждый из них прав, потому что жизнь – это всё. Но ты, – Тарен встретился глазами с гончаром, – ты открыл мне еще одну, может, самую главную сторону жизни. Это глина, которую надо лепить, придавая ей форму на гончарном круге дней.

Аннло согласно кивнул.

– А ты, Странник, как ты станешь лепить свою глину?

– Я не могу оставаться в Мерин, – ответил Тарен, – хотя и сильно полюбил его. Каер Даллбен ждет меня, как ждал всегда. Жизнь моя там, и я с радостью вернусь туда после такого долгого отсутствия.

Потом они посидели молча все трое – Тарен, Гурджи и Аннло Велико-Лепный. А когда наступил рассвет, Тарен подал руку гончару и пожелал ему всего хорошего.

– И тебе хорошего путешествия, Странник, – закричал Аннло, когда Тарен вскочил в седло и подхватил поводья Мелинласа. – Не забывай нас, как мы не забудем тебя!

– У меня есть меч, который я выковал своими руками, – гордо крикнул в ответ Тарен, – плащ, который я соткал сам, и чаша, которую я слепил. И дружба людей самой прекрасной земли в Прайдене. Никто не смог бы найти больше сокровищ.

Мелинлас нетерпеливо бил землю копытом, и Тарен натянул поводья.

Так Тарен выехал из Коммот Мерин. Гурджи трясся рядом на своем пони. Вдруг Тарену показалось, что он слышит голоса, зовущие его: «Помни нас! Помни-иии!» Он обернулся, но Коммот Мерин остался уже далеко позади и скрылся из виду. От холмов налетел ветер, который нес перед собой целую волну осенних листьев. Ветер дул в сторону дома, в Каер Даллбен. И Тарен, подгоняемый этим попутным ветром, ускорил бег коня.