На границе кольца

– Ну, чего бы она ни захотела, она твоя племянница. Она уже в этом всём, – Лоцман указал ложкой на дверь. – Ты её не отгородишь.

Дед остановился и выразительно посмотрел на гостя.

– Не отгорожу. Но и затаскивать не буду.

– Ну и не затаскивай, – Лоцман вздохнул. – Я сам. Просто разреши сделать с неё двойника.

Дед не выдержал и рассмеялся.

– А, двойника… Ну, конечно. Какого? – спросил он, как будто каждый день занимался такими чудесами.

Захотелось опрокинуть Лоцману на голову банку с остатками варенья. Напугал, шут гороховый, специально напугал!

– Обычного двойника, – ответил Лоцман, скорчив рожу. – Можно через зеркало, можно через воду. Ну, ты понимаешь, да? Я её раздвою и копию натаскаю. Заодно посмотрим, что из неё может получиться. Может быть, там пшик. А может, и нет.

Продолжая посмеиваться, Дед налил воду в чайник, поставил разогревать.

– Что, способности тоже раздвоишь? – расспрашивал он как бы между делом. – И характер скопируешь?

– И способности, и характер. Это ж я буду делать, а не ты или кто ещё из смертных! Нормальная будет копия, без примесей, – Лоцман доел варенье и тщательно облизал ложку.

– Ещё будешь?

– Наверное, буду. Так ты разрешишь?

– Надо подумать… – Дед почесал взлохмаченную голову. – Где‑то должен быть подвох.

– Никакого обмана! – Лоцман хлопнул ладонью по столешнице. – Ты не переживай! Я возьму себе копию. Оригинал – тебе.

– А что, их можно будет отличить?

– Нет, кроме меня, никто не отличит. Но я возьму копию. Я ж не человек, чтоб обманывать по таким пустякам! Отличие в том, что на копии ничего лишнего не повиснет. С чистого нуля по поступкам. Ни долгов, ни обязательств, кроме как ко мне. Я ведь, получается, буду её Создателем! Представь, как это приятно!

* * * КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ * * *

ЧАСТЬ II. Раскрой алого

* * * 00:45 * * *

За окном умирал первый снег, и ноябрь безуспешно притворялся мартом. Тротуары исчезли под солёной грязью – газон, напротив, раскрыл богатую коллекцию из окурков, смятых жестянок и пивных бутылок. Макмар с жалостью посмотрел на когда‑то белый кабриолет, припаркованный на противоположной стороне улицы, и отхлебнул чаю. Поймав на кончик языка сучковатую чаинку, в который раз напомнил себе купить пакетиков – побаловать девчонок, а то вечно экономят на продуктах.

Сквозь ритмичный стрекот швейных машинок пробивалось увлечённое щебетание. Теперь, когда клиентка, собрав пыль полами соболиной шубы, покинула студию, а хозяйка Мадам Инесса заперлась у себя с бутылочкой мартини, мораторий на благопристойность был снят. Измученные молчанием работницы возобновили обсуждение последних серий популярного «мыла», новостей из жизни звёзд и цен на косметику. Разумеется, не забыли о сокровенном – о мужиках.

Они не стеснялись Макмара, потому что, согласно общему убеждению, которое никто не считал нужным проверять, пожилой закройщик являлся закоренелым геем. Вежливость в манерах, плавность в движениях, длинные седые волосы, собранные в аккуратный пучок, ироничная улыбка, застывшая на тонких губах... Как однажды заметила опытная (ей всегда поручали дорогой шёлк) Жанна: «Слишком шикарный, чтобы тратить время на кого‑нибудь из нас, девочки!»

Новенькие, что чаще всего означало провинциалки‑вчера‑с‑поезда, испуганно таращились на шейный платок Макмара, маникюр и привычку пропускать даму вперёд. Убедившись, что дяденька не кусается и развращающих бесед не ведёт, переставали замечать. Так или иначе, но он был слишком стар, чтобы надеяться на «исправление силой чувств», хотя двухкомнатная квартира в центре многих лишала покоя.

– ... Главное, чтобы привык! Чтобы понял, что без тебя – ну, никак! И чтобы ребёночка от тебя сам захотел, – продолжала разглагольствовать Жанночка, у которой неосторожно попросили совета. – Любовь‑то проверять надо, так ему и скажи. Вот пусть и докажет, что любит! Что мужик, а не не пойми что!

В прошлом году пышногрудая Жанна благополучно захомутала работягу из Подмосковья – и теперь, осенённая триумфом подлинной любви и фактом наличия прописки, источала ладан и мирру житейской мудрости.

– Ты пойми, против чувств не попрёшь! А у тебя всё при себе, и готовишь ты классно! Что, он сам себе враг – отказываться от такого счастья?!

Не выдержав, Макмар рассмеялся и тут же оборвал себя: увидел Надю. Помощница робко заглядывала на кухню, не переступая порога.

– Что, опять? – еле слышно спросил закройщик и торопливо поднялся. – Ну, пошли, посмотрим, что можно сделать...

Девушка ещё больше ссутулилась и замотала головой, приоткрыв стёкла очков, скрытые спутанной чёлкой.

– Я только обвела... Вроде всё правильно...

Старый мастер скривился, как от лимона, услышав детское «обвела» – кружок рисования здесь, что ли?.. Но сделал над собой усилие и убрал морщины со лба.

В примерочной на раскроечном столе, выдвинутом прямо под тусклую люстру, был разложен в два слоя атлас роскошного королевского цвета – цвета свежей крови. Макмар опять притворился равнодушным, хотя при виде ткани, замаранной меловыми отпечатками пальцев, хотелось выругаться. Впрочем, Надя не забыла ни про направление нити, ни про раскладку – потери будут минимальными. Если швеи напортачат, можно будет обойтись без дополнительной закупки.

– Я по линейке проверила, – пискнула девушка и хотела добавить что‑то ещё.

– Хорошо. Молодец, – Макмар осторожно сдул крошки мела с ярко‑красной ткани, мысленно отметил, что припуски и впрямь без ошибок. – Теперь наноси силки. Я сам раскрою.

Он вернулся на кухню, но там началось большое субботнее чаепитие – и вторая часть «Курса стратегического замужества от Жанночки». И Макмар сбежал к пыхтящей от усердия помощнице.

– Ты уже нашла? – поинтересовался он, прикрыв за собой дверь.

– Нет.

– Опять ночуешь здесь?

– Наверное...

– И что собираешься делать?

– Не знаю...

– Попроси, попробуй. Может, всё‑таки разрешит пожить.

– Хорошо…

Она была поглощена работой, но он видел, как дрожит её подбородок и как из‑под дешёвой пластиковой оправы очков выкатывается первая слеза.

– Ткань не закапай, – предупредил раскройщик и, присев на широкий подоконник, вновь принялся созерцать позднюю московскую осень, тонущую в мокром сумраке.

Унылый пейзаж напомнил ему о лужах и тумане Гьершазы, но Макмар старательно изгнал воспоминания о проваленной операции. Это произошло вчера – пусть там и останется. Не стоит беспокоиться о том, что могло бы быть! В итоге он получил намного больше, чем рассчитывал. Теперь надо воспользоваться результатом. Закрепить и приумножить. И быть на шаг впереди Стража Границы…

Когда Надя закончила, на улице стало совсем темно.

– Нади‑ин! Подмети‑и! – донеслось из коридора.

Макмар остался наедине с атласом и ножницами. Разрезаемая ткань похрустывала, словно свежевыпавший снег, но идиллию портил визгливый голос хозяйки. Итак, Надя послушалась совета и предприняла последнюю попытку. А пора бы заметить, что если после обеда мартини, значит, вечером будет депрессия. Просить переночевать перед воскресеньем – не наглость, а открытое оскорбление. Уволит ведь!

Так и есть – поблагодарив Макмара «что вы нас так выручаете», Мадам Инесса как бы между делом поинтересовалась: нет ли у него на примете подходящей девушки?

– Ну, или молодого человека, – торопливо исправилась хозяйка, бросив многозначительный взгляд из‑под неестественно длинных ресниц.

На кухне шумела вода и гремела посуда, а под опустевшей вешалкой стоял потёртый клетчатый чемодан на колёсиках.

Закройщик обещал помочь.

* * * 00:46 * * *

– Если хочешь помочь, не мешай, – попросил её дядя.

Был день, потому что утро они проспали.

Злата лежала в постели, поэтому завтраком занялся дядя. Он не стал усложнять: залил овсянку кипятком и занялся сооружением бутербродов. В хлебнице нашёлся нарезной батон, что решило одну из трёх проблем. Вторая проблема тоже сама собой рассосалась, когда дядя извлёк из холодильника сырную нарезку. Но ветчина оставалась пугающе целой.