Пангея (СИ)

- Да нечего тебе там делать! - выпалил я. - Нечего! Ты еще не видела настоящей войны! Тебе все наши нынешние крыски-колокольчики покажутся мелочью. Ты не видела настоящей жестокости, настоящей крови...

- Хватит меня уже пугать! - хлопнула кулаками по столу Елена. - Ты только и делаешь, что пугаешь меня войной! Грязью, кровью, крысами своими идиотскими! Может, хватит уже?! Может быть, дашь мне самому посмотреть на них!

- Да зачем тебе это?! - продолжил я в столь же повышенном тоне. - Зачем тебе вся эта война?! Поглядеть хотела?! Не насмотрелась еще?! Хочется участие принять?! Так для этого мужчины есть! А вам...

- Бабам, - ледяным тоном вставила она. - Ты хотел сказать бабам, Максим, верно? Хотя нет, ты же у нас вежливый и благородный, так грубо не выразишься никогда. Но слово не важно. Важно твое мнение. Чтобы ты ни говорил тогда в поместье, ты такой же ретроград, поборник Трех Ка, будь они неладны!

- К дьяволу Три Ка, - отрезал я. - Я хочу защитить тебя! Не важно, мужчина ты или женщина! Тебе нечего делать на фронте - и точка. Ты не умеешь обращаться с оружием настолько хорошо, чтобы пережить ту драку, что нам предстоит. Альбионцы будут драться за эту землю, потому что уже давно считают ее своей. Здесь выросло уже не одно поколение колонистов, из которых сформированы полки местного ополчения. Не смотря на все наши "Бобры" и "Единороги" драка будет страшной. Жестокой. Беспощадной. Я не хочу, чтобы ты видела все это! И я хочу защитить тебя от всего этого! От всех пуль и лучей! Не хочу, чтобы ты получила ранение или не дай бог... - Я даже говорить об этой перспективе не стал.

- Обожемой, - в одно слово произнесла Елена. Она сделала шаг ко мне и уткнулась головой мне в грудь. Я аккуратно обнял ее, помня о том, что прикосновения девушке далеко не всегда приятны, и ощутил, что плечи ее как будто сотрясаются в конвульсиях. Сначала, я подумал, что она почему-то разрыдалась, однако буквально через секунду понял, что все как раз наоборот. Елену душат не рыдания, причин для которых вроде бы и нет, а смех, в общем-то, столь же беспричинный. - Максим, я и подумать не могла, что оказывается вызываю у тебя столь теплые чувства. Прости, пожалуйста, что накричала на тебя. Ты совсем не такой, как другие. Я ведь столько думала о том, как сильно завишу от тебя. А ты беспокоишься обо мне.

Она подняла на меня глаза, лучащиеся таким же неподдельным весельем, как тогда, в день ее приезда, на вокзале.

- Спасибо тебе, Максим, - с нежностью произнесла она.

- Ты прости, Елена, - улыбнулся я, - но теперь мне только сильнее хочется отправить тебя в тыл.

В ответ она только состроила мне "страшную рожицу", чем вызвала уже у меня приступ неудержимого хохота.

Прибытие танков "Бобер" и самоходных установок "Единорог" было впечатляющим зрелищем. Даже два батальона Лейб-гвардии Тевтонского полка смотрелись не столь эффектно, как задумывал командующий ими мой старый знакомый. И это его явно разъяряло. Ведь капитан гвардии Карл Иоганн фон Блюхер привык всегда быть в центре внимания. Но сейчас все оно было приковано к громадным машинам, ради продвижения которых пришлось даже поднять наш десантный корабль. "Померанию-11" передвинули куда-то в тыл, и сейчас по бетонной плите, на которой она стояла, гремели гусеницы боевых машин.

О каждой из них стоило упомянуть отдельно. Крейсерский танк "Бобер" был тридцать пять метров в длину, четырнадцать в ширину и больше десяти в высоту. Передвигался он с помощью трех пар гусениц, каждая из которых была шире трех метров. Из громадной башни торчали два орудия, калибр которых я даже не брался себе представить. На моей родине было несколько больших океанов, разделявших два материка, а потому на всякий случай имелся и военно-морской флот. В юности я бредил морем и хотел идти учиться на флотского офицера, до серьезного разговора с отцом. Но до того я успел основательно изучить массу литературы по кораблям. Так вот, пушки "Бобров" мало не уступали главным калибрам крейсеров и линкоров. Мне стало страшно, когда я представил, что происходит с фортом или иным укреплением, в которое попадает снаряд из такого орудия. Тылы крейсерского танка прикрывало еще одно орудие, установленное в башне поменьше. Во всей поверхности танка и большей из башен были натыканы крупнокалиберные пулеметы или легкие зенитные орудия. В спонсонах на бортах танка были установлены мощные огнеметы, что делало его отдаленно похожим на альбионские танки, вроде "Крокодилов", экипажи которых не принято было брать в плен, как раз из-за огнеметных спонсонов.

- Сколько же человек управляется с таким чудовищем? - спросила Елена.

- Два десятка, - ответил знающий все и обо всем фон Ланцберг. - И это только благодаря автоматам заряжания орудия главного калибра. Без них пришлось бы выделять по пять человек, как минимум, на каждое орудие.

Следом за двумя "Бобрами" шагала пехота. Первыми, конечно же, три батальона тевтонов в черной форме и тяжелых доспехах. Как полк "старой" гвардии они имели право на собственный цвет парадной формы, несоответствующий цвету рода войск, к которому они относились. Кроме того, и в бой они предпочитали ходить едва ли не в парадной форме, только чуть более удобного покроя. Собственно, им не надо было особенно сливаться с местностью, как и всякой тяжелой пехоте, вроде нас, драгун, но тут дело, конечно, в извечной фанаберии "старой" гвардии, полков с приставкой лейб. Не собирались они сражаться в зеленом или хаки, как солдаты не столь привилегированных полков.

Возглавлял идеально ровные, как на параде, коробки разделенных на роты батальонов капитан фон Блюхер. Он снова отпустил усы, пышнее прежних, и шрам, оставленный моей шпагой, был практически не виден. Только если знать, что он есть, и внимательно приглядываться к лицу. И вряд ли кто-то это станет делать. Не то у фон Блюхера лицо, чтобы его пристально рассматривать. Капитан гвардии шагал, как по струнке, держа шпагу на идеально выверенном расстоянии, а правой рукой придерживая кобуру с пистолетом. Примкнутые штыки тевтонов торчали перпендикулярно земле и параллельно пикам на шлемах, казалось, лучевые винтовки на их плечах не движутся вовсе, будто приклеены к их спинам.

За ними шагали полки строевой пехоты со столичной планеты Империи. Вопреки расхожему мнению, далеко не все полки, расквартированные там, были гвардейскими. Столичный мир был еще и самым густонаселенным и если бы все полки получили гвардейские привилегии - это привело бы к появлению такого количества гвардейских полков, что просто страшно подумать. Ведь каждый такой имел право на свой штандарт и цвет формы. От них бы на полях сражений рябило бы в глазах, как в век, предшествующий Предпоследнему, на Потерянной Родине. А так все получилось единообразно, несколько тысяч человек в серо-зеленой форме, легкой броне, положенной строевым частям, при лучевых винтовках, но без штыков, и они вовсе не казались приклеенными к спинам, как у тевтонов. И шагали строевики, конечно, не так четко, зато выглядели из-за этого настоящими, а не парадными солдатами.

Но на них взгляд почти не задерживался. Потому что над ними возвышались громады "Единорогов". Если "Бобры" были громадными, то самоходные орудия казались почти титаническими. В полтора раза тяжелей, с куда более толстой броней, конечно, без башни. На самом деле, "Единорог" представлял собой передвижную гусеничную платформу для тяжелой гаубицы. Такие же были установлены в тылу и швыряли снаряды в укрепления противника. Прямое попадание могло превратить в руины крепкий бетонный форт, а от блиндажа, вроде того, в котором обитали мы с Еленой, и вовсе не оставят памяти. Как и от тех, кто в нем находится.

Боевые машины остановились, заглушили моторы. Хотя они и не ревели, как могло показаться, глядя на их исполинские размеры, но и гула современных мощных электромоторов и лязга гусениц хватало для того, чтобы почти невозможно было слышать стоящего даже на расстоянии вытянутой руки от себя.