Прикосновения Зла (СИ)

– Кто пустил сюда эту носатую обезьяну?! Какого она звания?! – грозно поднялся с кресла Плэкидус, анфипат Алпирры. – Тут собрание благородных мужей, а не зверинец!

Нобили загалдели, перекрикивая друг друга и более не глядя на Фирма.

С улыбой повернувшись к выходцу из Срединных Земель, Нъеррог примирительно произнес:

– Нет повода для беспокойства. Это всего лишь слепая землеройка из нашей тундры, которая захотела покопаться в местном навозе! Достаточно кинуть в нее гнилую репу и она тут же удерет прочь!

Смех прокатился над рядами собравшихся. Кто-то прикрыл рот, другие веселились в открытую. Под звуки хохота Фирм слез с трибуны и, сохраняя гордый вид, вернулся в кресло.

Почувствовав настроение толпы, Неро был краток. Он лишь вскользь упомянул достоинства Алэйра, посвятив речь заслугам Клавдия.

– Неслыханно! – возмутился Макрин. – Богоподобный пожалел разгильдяя-племянника и не лишил его Всаднического чина, но выдвигать порченную кровь в зесары – это чересчур. Как низко нужно пасть, чтобы жениться на безродной проститутке?! И такого человека Неро предлагает нам в правители!

– А сам он многим лучше? – подхватил градоначальник Тиер-а-Лога. – Тащит в постель детей от мала до велика. Пора принять закон и обязать храмовников заботиться о сиротах. Нечто подобное однажды выдвигал Руф, но фламины подсуетились и свиток затерялся в кабинете Рэмируса.

– Будь моя воля, приказал бы побить камнями обоих блудников. Впрочем, нам хотят сунуть под нос не только порченную кровь, а даже – кровь убийцы, – в ярости поморец сжал кулаки.

– Вы о Варроне? – скривил губы Нъеррог. – Как ни удивительно, за него выступает мощная коалиция во главе с понтифексом Руфом и легатом Джоувом. У них достаточно сторонников во всех городах. Даже у нас, в Тиер-а-Логе, полно этих отвернувшихся от Ариссы культистов, восхваляющих Паука и проводящих некие мрачные моления. Теперь не знаешь толком, в какого бога выгоднее верить.

– Я верю в Веда, как мой отец и дед, – твердо заявил Макрин. – Хотя и слышал о намерении Руфа построить в Тарксе новый храм. Но Варрон… Пусть Клавдий питал к нему чувства, однако это не дает ликкийцу никаких прав на венец. Я бы не пожал запястье такому человеку, без зазрения совести поднявшему руку на святое. Что ни говори, у Фостуса – наилучшая репутация из всех претендентов. Не считая малолетних наследников.

– Если Руф добьется своего, то нам, возможно, предстоит не только пожимать запястья и гнуться в поклонах, но и раздвинуть ягодицы для принятия зесарской милости. Уверен, что ни понтифекс, ни кинэд не забудут, как мы выступали за другого кандидата...

– Я не страшусь быть в опале у Руфа.

– Весьма опрометчиво, – цокнул языком Нъеррог. – Его здесь все боятся. Просто многие это хорошо скрывают, однако дрожать не перестают.

– И вы боитесь? – удивился поморец.

– Слегка, – ухмыльнулся в ответ северянин. – Даже принимая во внимание то обстоятельство, что сослать меня попросту некуда: я и без того являюсь градоначальником в самой далекой, холодной и занюханной дыре нашей благословенной Империи...

Пройдя по освещенному настенными светильниками коридору, Варрон остановился возле ничем не примечательной двери и, громко кашлянув, толкнул ее.

В маленькой, скудно обставленной комнате за столом сидел мальчик лет семи, светловолосый и болезненно бледный, одетый в черную хламиду послушника. Он что-то рисовал на покрытой воском дощечке, используя стилосы с разными формами наконечников.

– Добрый день, Джэрд! Как поживают твои питомцы? – спросил ликкиец, усаживаясь на аккуратно заправленную постель мальчика.

– Красная пустынная ящерица сожрала белую. Я знал, что так случится, поэтому не расстроился. В зверинце дворца были драконы из джунглей?

– Не помню. А зачем тебе?

– Хочу выяснить, кто сильнее: дракон или росомаха.

– Я бы поставил на росомаху, – задумчиво обронил взысканец.

– Она пьет кровь оленей и лосей. Совсем как дикари Севера.

– Возможно, хотя я впервые о таком слышу.

Сын Руфа опечаленно вздохнул:

– Я просил отца подарить мне меченосца, но он не согласился. Как ты полагаешь, станет ли раб крепче и свирепее, если вместо уксуса давать ему кровь таежной бестии?

– Главное, чтобы он не начал, подобно ей, косолапить, – усмехнулся Варрон. – Я дочитал "Сказания о четырех кораблях" и положил книгу в библиотеке. Можешь взять ее, но непременно верни в целости. Это подарок легата Джоува.

– Обещаю! – радостно кивнул мальчик. – Когда ты станешь зесаром, пустишь меня в свой зверинец?

– Да, пожалуй, – мягко произнес ликкиец.

– Здорово! – Джэрд показал ему рисунок на дощечке. – Гляди! Вот Великий Паук, который избрал тебя. Рядом Сеть, сплетенная моим отцом. А в углу, на страже стоит Восьмиглазый. Похож?

– Несомненно.

– Я рад, что тебе понравилось. Оставлю возле алтаря. Пусть они увидят, когда вернутся.

Как было известно Варрону, понтифекс Руф уехал из храма ночью, желая присутствовать не только на похоронах Клавдия, но и на церемонии подготовки к ним. О местонахождении эбиссинца юноша ничего не знал.

– А, к слову, где сейчас Тацит? – будничным тоном спросил взысканец.

– Возносит молитву.

– Странно. Я только что проходил мимо его комнаты и там пусто.

– Он в подвальной части апсиды[13], – пояснил Джэрд.

– Подвальной части?

– Отец не говорил тебе? Наш храм отличается от других тем, что на поверхности всего несколько помещений. Остальные расположены глубоко под землей.

– Удивительно и… необычайно умно.

– Да, но это еще не все местные чудеса! – мальчик понизил голос. – Ты обязательно уверуешь в Паука, когда их увидишь.

– Я верю в существование Паука. Просто считаю Туроса более древним и могущественным Богом.

– Турос взял в жены сестру и, несмотря на это, прелюбодействовал с Аэстидой. Он насылает молнии, что жгут посевы и дома. Клятвы, даваемые его именем, повсеместно нарушаются, а преступники не получают должного наказания. Он требует кровавых жертв. Он объявил войну эбиссинскому Тину, Богу Солнца, но не добившись желаемого, провозгласил Златоликого младшим братом. Их подлый мир наделил царей Инты привилегией называться Богоравными. В чем его могущество и где столь восхваляемая справедливость?

– У первожреца Эйолуса нашлись бы неоспоримые доводы в пользу Гремящего, я же предпочитаю просто верить тому, кто одним видом вызывает уважение.

– Пойдем! – решительно потребовал сын Руфа.

Маленький послушник бодро пересек несколько коридоров, вошел в заставленную жертвенниками апсиду и повернул висевшую на стене бронзовую фигурку паука головой на юг. Хитрое приспособление сработало: справа, в полу, что-то с треском и щелчком ухнуло вниз. Джэрд отпихнул ногой расстеленный на овальном возвышении ковер, ловко вынул деревянную плиту, которую по виду почти невозможно было отличить от мраморной, и жестом пригласил Варрона спуститься в подземелье.

Оно оказалось многоярусным: уходящие четко по сторонам света туннели с высокими сводами из полированного камня напоминали лабиринт из геллийских мифов. Гладкая и блестящая поверхность стен и пола выглядела словно покрытой стеклом. Внутри было сухо и дышалось легко: многочисленные отверстия под потолком обеспечивали приток свежего воздуха. Миновав небольшой наклонный переход, мальчик указал спутнику на просторную, похожую на огромную бочку залу. В ее центре находилось подобие колодца с гранитным парапетом, специальное углубление в котором заполняло горящее масло. Ликкиец зачарованно смотрел на этот ритуальный круг огня, пока не понимая его назначения.

– Загляни туда, – предложил Джэрд. – Только осторожнее!

Варрон приблизился к колодцу и оцепенел. Внутри, на песке неподвижно сидел Тацит. Взысканец толком не рассмотрел его, но ни на миг не усомнился, что там действительно был молчаливый помощник Руфа. По эбиссинцу и вокруг него ползали сотни ядовитых пауков: маленьких, с фалангу пальца, и больших – размером с ладонь взрослого мужчины. Твари медленно копошились, но не рисковали приближаться к огню.