Красная луна

31

— Вот ты где, — сказал Рон, когда я вышла из столовой. Он поправил большую сумку, которая висела у него на плече. — Я не был уверен, что ты еще тут. Боялся, что ты вдруг ушла, потому что за тобой пришел Бен. Я слышал, что вы…

— Нет, — поспешно выпалила я. Может, чересчур поспешно.

— Хорошо, — ответил он, похоже не заметив, как быстро я принялась возражать. — Хорошо, и тому есть несколько причин. Я рад, что ты осталась дома. Что-нибудь произошло? Кто-нибудь приходил? Я подготовился, но все-таки…

Я посмотрела на Рене. Значит, она не сказала Рону про Луиса.

— Нет, — ответила я. — Мы сделали, как вы сказали. Закрыли все окна и двери.

— Хорошо, — повторил Рон. — Рене, я поставил машину не здесь, потому что не хочу привлекать внимание. Пока не буду уверен в том, что Бена поймали. И я никому не сообщал, что я здесь. Не хочу, чтобы об этом кто-то знал, чтобы не подвергать вас опасности.

Рене шумно выдохнула, кивнула и сказала:

— Я бы об этом даже не подумала. Что ж, садись, и… Наверное, ты расскажешь нам, что сейчас делается. Хочешь бутерброд или чего-нибудь еще? — Ее голос звучал напряженно, но она улыбнулась мне дрожащими губами. И эта улыбка говорила о том, что теперь все в порядке. Что мы в безопасности.

— Нет, не беспокойся, — отказался Рон. — Главное, чтобы вы успокоились. И ты, и Эйвери. Вам и так многое пришлось вытерпеть. Слишком многое. Мне так вас жаль.

— Ты же не знал, — ответила Рене. — Никто не хочет даже думать о том, что все эти легенды правдивы. Но… так оно и есть.

— Джон в них не верил, но лес его все равно сильно любил, — сказал Рон, и Рене кивнула:

— Да, ты прав, он в них не верил. Может, если бы…

— Знаю. Но об этом слишком больно думать, да? Лес действительно любил его, как-то даже по-человечески. Когда мы ходили в походы, ему он всегда показывал всякие чудеса, а меня лишь кусали комары. — Рон покачал головой. — Джон не хотел, чтобы Вудлейк менялся. Не желал даже знать, каким он может вырасти. — Потом он перевел взгляд на меня: — Он не хотел, чтобы мы уподобились другим городам. Твой папа всегда говорил: «Не нужны нам торговые центры, не нужны дороги, ведущие к стокам или выходящие на магистраль». — Рон улыбнулся. — В его духе, правда?

— Да. Он действительно любил лес, — ответила я. — Я просто… почему… — Я все еще не могла заставить себя произнести его имя. — Почему они с мамой умерли за эту любовь?

Рон покачал головой и обратился к бабушке:

— Рене, мне кажется… там какая-то тень, сбоку. Тебе лучше задернуть шторы. Ладно?

— Конечно. — Она подошла к окну и занавесила его. — Ты что-то увидел? Это был… — она бросила взгляд на меня, — Бен?

— Не знаю, — сказал Рон. — Я отправил на его поиски всех своих людей, даже офицера из ФБР. Наверное, это был какой-нибудь кролик. Но лучше будет… если никто не увидит того, что сейчас произойдет.

— Произойдет? — переспросила Рене, и я уставилась на Рона. Он стоял передо мной в униформе шерифа, которую я так часто видела в городе. Да и у нас дома.

Дома.

Ночью, той самой ночью, лицо у мамы было недовольное, словно она знала, что творится что-то неладное, как будто напряжение в воздухе было слишком сильным, слишком густым, так что она дала мне лукошко и настойчиво отправила за грибами.

Я вышла с черного хода, поморщила нос, уловив запах компостной кучи, и направилась в лес. Я услышала, что в дом вошел Рон. Он сказал: «Джон, нам надо поговорить. Ты должен образумиться. Я заставлю тебя меня выслушать, понял?»

— Да, — проговорила я. — Вы там были. Вы пришли незадолго до того, как… мои родители умерли.

— Пришел, — ответил Рон очень сладким голосом. Он был таким спокойным, таким вкрадчивым, а потом открыл сумку, которая висела у него на плече.

— Джон, с этим своим проклятым обожаемым лесом, все эти растения, жучки и прочая фигня, — продолжал он. — Что я ни пробовал, он не хотел продавать мне землю. Кошмарно, правда.

И тут я увидела у него в руке серебристый топор.

32

— Рон? — потрясенно произнесла Рене, и он посмотрел на нее.

— Ты же знаешь, что Вудлейк может стать куда лучше, — сказал он. — А от леса мне всю жизнь были одни неприятности. Мне всего-то надо несколько участков, и как только я подбил старину Стива на это дело… Он конечно же согласился, ведь он тоже хочет, чтобы у нас был настоящий город. Кстати, Рене, я знаю, что он предложил тебе весьма приличную сумму. Меня удивило, что ты отказалась. Вы же с Джоном почти даже не виделись. Я встречался с ним чаще, чем ты.

— Вы со Стивом сделали это вместе? — спросила Рене, и Рон засмеялся:

— Со Стивом? Я его использую, чтобы развивать Вудлейк. У него есть свои желания, но на их реализацию у него не хватает ни способностей, ни смелости. В отличие от меня.

— Рон, вы же с Джоном дружили, — сказала бабушка.

Она сделала шаг назад, но отступать было некуда. Мы заперли все окна. Все двери. А теперь у нас еще и шторы задернуты, а машина Рона стоит далеко. Никто к нам не придет.

Никто не знает, что он здесь.

И никто не увидит, как он стоит тут перед нами с серебристым топором в руке.

Я вдруг согнулась, задыхаясь, но не от страха, а от того, что я вспомнила.

Теперь наконец я вспомнила. Хотя слишком поздно.

Я пошла за грибами и услышала папин голос, я услышала…

Услышала его крик.

— Вы, — сказала я, уставившись на Рона.

Когда раздались первые крики, я бросилась к дому, но остановилась за деревом. И услышала мамины слова:

— Эйвери дома нет. Она у подружки. Рон, она всего лишь ребенок.

— Она всю жизнь жила по вашей указке, — возразил Рон и поднял топор. — Она не понимает, что вырубить лес — это путь к процветанию Вудлейка. Он наконец сможет стать настоящим городом. Где она? Я знаю, что в школе она мало с кем общается. Я по долгу службы много чего знаю, вы же понимаете. Просто… Дебби, подпиши бумаги. Подпиши, и я уйду, и все будет просто замечательно. Вам понравится в городе. Я использую свои связи, а Стив найдет вам милую квартирку. Я для вас многое могу сделать.

— Ты даже в живых меня не оставишь, — прошептала мама, и Рон вздохнул, а потом сказал:

— Я всегда говорил Джону, что ты чересчур умная. — И за этим последовала серебристая вспышка — взмах топора. Рон…

Рон зарубил мою маму. Он махал и махал топором, хлестала кровь, блестело серебро.

И он при этом напевал.

Напевая, Рон размахивал топором — нечеловечески быстро, как будто мои родители были не людьми, а кусками мяса, которые ему надо было разделать. Я зажала рукой рот, чтобы не закричать, я попыталась закрыть глаза, но не смогла…

Я смотрела и видела серебристые вспышки. Топор летал туда-сюда.

Я видела, как Рон убил моих родителей, а потом пошел прочь, туда, откуда пришел. С топора, окрасившегося в яркий красный цвет, капала кровь. Он остановился и вытер его о землю.

Продолжая при этом напевать. Они были мертвы, он их убил собственными руками. И он при этом напевал!

— Вы их убили, — сказала я. — Вы убили моих родителей. И все из-за того, что вам была нужна наша земля? Вы рубили их, словно это были туши животных, да еще и напевали при этом.

— А я-то думал, что ты ничего не помнишь. Так разозлился, что Шарп нашел тебя раньше меня. Но потом ты посмотрела на меня такими пустыми глазами, — чуть ли не с радостью в голосе проговорил Рон, лениво взмахнув топором.

Рене схватила меня за руку и потащила по направлению к кухне.

— Наверное, если бы ты тогда увидела его, — он показал на топор, — ты бы все вспомнила. Хотя, если бы тебя не нашел Шарп, все было бы по-другому. Честно, Эйвери, не знаю, как ты выжила после падения дерева. Я был уверен, что ты попадешься в ловушку. А ты все живешь и живешь, да? — Он улыбнулся, кровожадно сверкнув зубами. — Должен сказать, я очень удивлен, что в смерти родителей ты решила обвинить Бена Дьюзика. Мальчишку, который только что сюда переехал. Серьезно. Это просто… Я бы и сам лучше не придумал. — Он перевел взгляд на Рене. Улыбка не сходила с его лица. — Ты сказала что-то про лес и старинные легенды? — Он покачал головой. — Детский лепет, честно. Что ты там говорила? Ах, да: «Людская молва — не вымысел». Если бы я знал, что у тебя уже началось старческое слабоумие, я бы сам подписал документы, отдал их Стиву, а потом мы сказали бы, что ты их подписала при мне, что сам шериф свидетель и всего этого можно было бы избежать. Правда, очень жаль, что все так вышло.