Никогда не прощу (Чужой свободы господин) (СИ)

- Леди Синтия приказала убить короля, - прохрипел предатель. - Леди Аврора сказала, что нужно убить и вас. Я не хотел! Меня шантажировали…

Дальнейшее я уже не слушал, просто сломав стражнику шею.

Вернувшись на место схватки, я пораженно замер. Оказывается, полегли все, кроме четырех моих стражников, хотя и они не остались без повреждений. Кругом витал густой, сладковатый запах крови. Смерть исказила лица тех, кто еще недавно самоотверженно защищал меня и отца.

Отец…

Опустившись перед ним на колени, я коснулся пальцами груди. Там, откуда выходило острие предательского кинжала. Он еще дышал. Еще…

- Сын, - прохрипел тот, кого я презирал столько лет. Кого я называл отцом только с оговоркой, всегда чувствуя, что это не моя кровь, что он не истинный Старбок. Обвинял короля в том, что он присвоил себе древнюю фамилию.

Теперь же язык не поворачивался назвать его иначе, чем отцом. Даже в мыслях.

- Сын, он тебя хотел убить. Слышишь? Тебя! - он сглотнул и тяжело задышал. - Всегда оглядывайся. Не подставляй неизвестности спину.

- Хорошо, отец, - во рту пересохло. Было тяжело и страшно.

- И помни. Я любил тебя. Пусть по-своему, но любил…

Я сидел рядом с ним все время, пока он тихо умирал. Он был обречен. Регенерация слишком слаба в этом возрасте. Я мог бы вытащить кинжал и позволить ране затянуться снаружи. Но он бы все равно гнил изнутри. Это адская боль. Я не мог подвергнуть его таким мукам.

Поэтому я просто держал его за руку и смотрел, как король умирает.

И чувствовал, как вместе с ним умирает часть меня…

Я ошибался в нем. Ошибался всегда. Даже подозревал в организации других покушений. А он заслонил меня собой.

Когда взгляд короля остекленел, из моей груди вырвался тоскливый вой. Стражники вздрогнули и одновременно рухнули на колени, отдавая дань королю. Пусть не самому великому в истории, но сумевшему уйти достойно.

Дождь, как по волшебству, прекратился, словно не желая оплакивать мою потерю. Сквозь деревья в место небольшой, но кровавой бойни заглянула луна. Я мог бы поклясться, что она улыбается, глядя на то, что учинили ее дети.

Марина

Донгон - это тюрьма. Именно в этом месте я впервые ознакомилась с таким понятием. Оказывается, у вампиров есть как правосудие, так и преступники.

Об этом поведала мне одна из соседок по камере. Всего их было пять. Пока пять. Девушки шептались о том, что Кате осталось недолго.

Хуже всего, что Донгон - тюрьма для низших вампиров. Что здесь делают люди? Тоже расплачиваются за свою провинность. Зачастую, эта провинность оказывается в разы меньше той, что лежит на плечах заключенных. Но ведь их тоже кормить надо…

Да, именно так. Люди здесь - просто еда. Еда для тех, кто особенно жесток. Для тех, кто истосковался по вкусу крови. Для тех, кто звереет от нашего запаха. Охрана позволяла заключенным делать с девушками все, что хотят. Первое время я сидела в углу, на горке вонючей соломы и смотрела, как соседки по камере возвращаются с кормежки. Избитые и истерзанные. Иногда они приходили в новых робах, выданных взамен изодранных старых. Заключенные часто позволяли себе насыщать не только голод, но и похоть.

Возможно, их бы просто морили голодом, но когда-то кто-то придумал такой извращенный способ наказывать людей.

Это мне тоже поведала Ксения. Она вообще очень много говорила, словно старалась, как можно полнее поведать мне о настоящем мире. О том, которого я не знаю.

Она рассказала даже о том, что здание Донгона напоминает по форме колокол.

- В моей деревне колокол висел на вышке. В него звонили во время пожара и других бедствий. Еще звоном колокола хозяин собирал нас всех вместе…, - здесь она замолчала, поджав потрескавшиеся губы. - Из нас иногда выбирали лучших и отправляли в закрытые деревни, типа твоей Лестеды. Это большая удача.

Ее речь лилась бесконечным потоком. А я жадно ловила ее слова. Зачем? Не знаю. Ведь ясно, что из Донгона не сбежать, а прикидываться покорной в угоду розовой вампирше я не собиралась.

Со слов Ксении я узнала, что человеческих деревень много и, в основном, жизнь людей жалка и неприглядна. Ничего удивительного, что селяне ненавидели таких, как я, ухоженных, обласканных вниманием. Селянам никогда не узнать, какое блаженство дарит укус высшего вампира. Боль и страх - вот их удел.

Не понятно, почему Ксения не испытывала ко мне неприязни. Хотя, кто знает? Может, она втайне злорадствовала. Ведь я, избранная, оказалась здесь…

А потом пришли за мной…

Что такое укус низшего? Это мерзость. Это боль. Боль, выворачивающая наизнанку.

Видимо, охранники получили определенные указания, так как заключенным разрешалось лишь кусать меня в запястье. Им не позволялось чересчур усердствовать, бить или насиловать меня, как других.

Но и одного укуса было достаточно. Словно каленое железо впивалось в руку и раскаленным потоком неслось по жилам, достигало внутренностей, а потом - и головы. Потеря сознания - нормальное явление во время укуса низшего.

Не хочу вспоминать все это. Не хочу думать о том, как я корчилась и кричала на грязном полу камер. Не хочу! Но не могу забыть.

Сколько это продолжалось, не знаю. В Донгоне царила вечная ночь. Возможно, я находилась там один день. Возможно, неделю. А возможно, вечность…

Наверное, это должно было случиться. Один раз охранник не уследил. Короче, жуткое животное, что вгрызалось в мое запястье, внезапно стало раздирать на мне грязную одежду, оставляя на спине кровавые полосы от того, что должно быть ногтями.

Его тут же забили плетьми. Вампир отполз в угол камеры, сначала рыча, а потом просто постанывая. Его страдания не принесли мне облегчение. Боль была дикой.

Правда, после этого случая меня перестали водить на кормежку. Видно, испугались того, что не уследили. Теперь я просто лежала на полу, чувствуя, как стекает по спине кровь и дергаются раны. Ничего удивительного, что они не заживали, а гнили. Опять начался жар. Беспамятство и бред стали для меня спасеньем.

Лязг, скрип. Снова эти ненавистные звуки. Они врываются в мое сознание каждый раз, когда за кем-то приходят. Или приносят помои, называемые едой. Я есть не в состоянии, но охранники насильно пичкают меня ими, приговаривая: “Ешь. Если кто и будет виноват в твоей смерти, то не я. От голода ты не умрешь”. Мысленно я соглашалась, что от голода точно не умру.

Но в этот раз все было по-другому. Чьи-то шаги затихли рядом со мной. По ощущениям кто-то присел рядом. Не буду открывать глаза. Авось отстанут.

- Сволочи! - яростный крик заставил меня приоткрыть глаза. Уж больно знакомым показался голос.

- Гар? - я даже приподнялась от неожиданности. - Гар, ты?

- Я, деточка. Я, - отец склонился надо мной, обеспокоенно хмуря черные брови. - Сейчас все будет хорошо.

- Я знаю.

Я вновь закрыла глаза, но теперь уже улыбаясь. В этот момент не было для меня ближе и родней человека.

С появлением Гара все изменилось. Меня переодели, промыли раны, хотя, судя по реакции Гара, вряд ли это поможет мне оправиться. Наложили повязки.

Он без конца кричал на стражников и угрожал тем, что все расскажет Виру. Не удивительно, что у охраны тряслись руки, когда меня переворачивали и поднимали. Со всевозможной осторожностью меня вынесли из Донгона и положили на чистое сено открытой повозки.

Лошадьми управлял сам Гар. Больше с нами никого не было. Меня даже не удивило то, что на улице была ночь. Для меня ночь царила круглые сутки.

Я едва сдержала стон, когда мы тронулись, но была слишком рада тому, что вновь дышу свежим воздухом.

Через некоторое время повозка остановилась. Оглядевшись, я с удивлением поняла, что направлялись мы не к Золотому дворцу. Эта улица была мне не знакома.

- Слушай меня внимательно, - в темноте я видела лишь мерцающие стены домов и белые волосы отца. - Вира сейчас нет в Фальвах. Я везу тебя к Лукасу.