Ремесло Государя

- Трактирщик даже ладонь к уху приложил, чтобы сквозь чад, всеобщий хохот и оглушительные взвизги расслышать и понять заказ... Кивнул.

Хвак бегом взбирался по крутой лестнице, прочнейшие дубовые ступени которой даже не стонали, а обреченно хрустели под разношенными Хваковыми сапожищами. Девки, сидя у него на руках, вдруг перестали визжать и обе, как по команде, тяжко-претяжко вздохнули: от подруг, ранее имевших дело с бродягой, они знали предстоящее: праздник закончен, и теперь до самого полудня, а то и до ночи их ждет каторжный и бесплатный труд.

Разведчики пиратов глядели, во все глаза глядели на это восхитительное веселье и проглядели... Словно бы черная тень легла на Бача и Зубана, хотя, откуда взяться теням в предрассветных сумерках, когда солнце еще спит и даже розовый полог рассвета не отдернут... Но почувствовали оба - аж затылки заиндевели - обернулись медленно и враз... Возвышается над ними здоровенный детина, не свой, одетый по-здешнему. Блеснуло на миг из трактирного окна - бородища черная, рубаха под нею темная, а глаза - даже во мгле предутренней - два луча мрака.

- Помогай вам боги, друзья! Уток воруете?

Зубан, как старший и более опытный боец, мгновенно понял про себя, мысленно, три вещи: первое - надо заговорить зубы этому... невесть откуда взявшемуся, хотя бы на несколько мгновений, чтобы тот задержал руку на секирной рукояти, второе - их товарищу, разведчику Лоскуту лучше бы в этот миг не мешкать, а бить незнакомца насмерть, быстро и тихо, третье - если все обойдется благополучно - выбить Бачу зубов побольше, никак не меньше половины, ибо это из-за тупого Бача они прохлоп... у...

Незнакомец не позволил Зубану додумать до конца и ловким ударом секиры снес ему голову. Бач успел и того меньше, потому что его голова улетела в кусты еще вперед Зубановой. А Лоскут лежал на своем месте смирно и бездыханно, надежно пришпиленный к мокрой предрассветной земле чудовищным ударом простого швыряльного ножа.

Незнакомец вошел в трактирные двери и остановился, сощурив смеющиеся глаза:

- Горуль! По какому поводу веселье!?

- Я! - отозвался на крик трактирщик. - Что?.. О-о... О, о, о! Ай, да это гости к нам! Сиятельный господин Зиэль, счастье-то какое! Давненько о вас не слышно было. Что? А... Так ведь Праздник Закатов на дворе, вот и гуляем, закаты и рассветы напролет!

Зиэль осторожно пробрался сквозь пляшущие толпы и привалился к стойке.

- Ах да, я и забыл. Налей-ка мне имперского.

- Очень хорошее кремовое пришло. Просто нектар богов!

- Нет. Я же сказал: простого имперского кувшинчик. Как торговля идет?

- Сей миг будет сделано! Торговля? И слаще времена бывали, но жаловаться грех. Вот, лучшее, прохладненькое. И кубок - тот самый, ваш!

- Спасибо, Горуль. - Зиэль вынул из кармана на ладонь три червонца и брякнул ими в стойку. - Возьми пока. Если не хватит - напомни. Но есть у меня предчувствие, что хватит и этого, не успею напить и наесть.

Трактирщик сгреб деньги... деньжищи!.. и приготовился слушать, ибо слова Зиэля - это не мусор, это всегда ценность, иной раз под стать его червонцам! Но тут, увидев пришельца, к стойке приперся Куса. Он бы уже наверх ушел, да девка Хвостик, надежно выученная трактирщиком, убедила его еще повеселиться, поесть и попить в общем зале.

- Здорово, Зиэль! Давно не виделись!

Зиэль растворил в бородатой улыбке свирепость взгляда и добродушно хлопнул ладонью в подставленную ладонь.

- Здорово, Куса! Рад тебя видеть живым и веселым.

- Взаимно. Что пьешь? Опять, небось, кислятину? Идем за наши столы, я угощаю.

- Не, Куса, я свое и за свои. Возмужал, смотрю, окреп. Как дела?

- Идут помалу. Долго же тебя не было. Ты к нам или так, проходом, с войны?

- Да... Пробираюсь по неким надобностям на запад.

- А, на южную драчку, к герцогу?

- Нет, несколько в другую сторону: тоже на запад, но потеплее, к более высоким широтам.

- Как? К высоким чего?

- Не важно. Иду на запад, но, поскольку время позволяет, решил освежить память, завернуть в дорогие моему сердцу места, пообщаться с народом.

- Эй, мне тоже дай серебряный кубок! Вон - как у Зиэля!

- Будет сделано, сиятельный господин Куса! Сей момент принесу! Разыщу и принесу!

Куса почесал затылок, не зная, что бы еще такого важного сказать...

- Что нового в империи? Ты-то всюду ходишь, знаешь?

У Зиэля поднялись брови и выпятилась нижняя губа, словно бы помогая ему припомнить новости.

- Так себе. Например, в местном лесу, буквально в нескольких шагах, ватага Пушка сюда пробирается, все как на подбор голодные и трезвые. Рыл семьдесят их.

- Пушок? - Куса поперхнулся неглубоко, но никакого иного беспокойства не выказал. - А сколько это - семьдесят?

Зиэль хмыкнул и коротко призадумался с ответом.

- Ну... это, примерно, шесть дюжин... Вот как за теми четырьмя столами. До четырех считать умеешь?

Куса с натугой отвернул короткую шею, посмотрел...

- Пусть идет, здесь его никто не боится, ни я, ни Барон, ни Черный - вон они сидят, кстати, каждый со своими ребятами.

- Не сомневаюсь, что не боитесь. Но вот-вот могут нагрянуть гости и поугрюмее. Они слегка даже опережают Пушка.

- Стражи, что ли?

- Нет, посторонние. Все пешие, без магов и жрецов.

- Ну и чихать тогда на них, если они не стражи. Ты лучше вот что скажи, Зиэль... Слышишь, нет?

- Да, Куса, я внимательно тебя слушаю!

- Ты, хоть и воин черная рубашка, а парень приятный и в корень свой. Мы тут собрались пошарить слегка в окрестностях одного замка, а после того - верные люди наводку сообщили - тряхнуть один караванчик, то ли посольский, то ли купеческий, веселый такой, с большим количеством баб... Дело плевое, но крепкие и умелые всегда нам надобны. Присоединишься? Легкий дуван получится, вдобавок и жирный.

- Нет, как раз сегодня мне с вами не по пути. - Зиэль отхлебнул из объемистого кубка и замер на миг, словно запнулся, подыскивая слова помягче и подобрее. - Не сердись, дружище Куса, но я, в отличие от вас, тебя и твоего отребья, человек образованный, честный и умеренный, на разбой пускаюсь только в случае крайней нужды, если, скажем, выпить не на что или рубашка обтрепалась... Понял ли ты меня?

Шея у Кусы, из-под кольчуги и до самых ушей, побагровела, зловеще хрустнула туда-сюда, сам он набычился и даже засопел, разгораясь. Но поймав внимательный взгляд Зиэля - явно, ему вдруг вспомнилось нечто такое... с Зиэлем связанное... - мгновенно утих и отступил без единого ответного слова.

- Что, ваша милость, - обеспокоенный трактирщик перегнулся через стойку и, переборов страх перед бородатым воином, поглядел ему в глаза, - правда Пушок идет?

- Правда. У тебя, кстати, защиты вокруг кабака никакой. Это беспечность.

- Так ведь... есть защита, пресветлый господин Зиэль! Отец Тарпагу прошлою весною накладывал собственноручно!

- Угу, видел я ту защиту в действии, собственными глазами. Крысу разве что остановит, но и то не наверное, ибо иссякла. Народу ведь к тебе целые полчища ходят, так что обновлять почаще бы надобно. Да только вовсе не в прохудившейся защите и не в Пушке тебе будет головная боль сегодня. Если есть что особо ценное - попрячь: мебели много нынче наломают.

- Все понял... все по... Зуда! Зуда, мухой сюда! Нет! Беги к колодцам, прикрой оба! Набросают мертвяков - от нафов потом не отцепиться будет! Бегом, но тихо. И сразу в подпол сама. И всех наших туда гони, гони, гони... только тихо... гостей не тревожа...

Сквозь грохоты и переливы буйного кабацкого разгулья, Зиэль первый услыхал приближающийся шум от большого числа вооруженных людей, и почти сразу же вслед за ним - услышал трактирщик Горуль, как бы между прочим вооружившийся громадным тесаком для рубки мяса.

Двери криво распахнулись после оглушительного удара и с печальным треском повалились на пол, выложенный серыми каменными плитами. Плиты эти были предметом гордости и тщеславия Горуля, ибо в редком провинциальном трактире шли на такие ненужные, в общем-то, расходы - почти всюду, за исключением столичных постоялых дворов, полы были земляные. Справедливости ради следует отметить, что пол, обильно выщербленный за долгие годы своей службы разным хозяевам, имел довольно жалкий вид, нуждался в починке и замене... А тут еще и оконная рама со слюдяными оконцами выпрыгнула вдруг из гнезда внутрь кабака и тоже разбилась об пол. Музыка оборвалась, через несколько мгновений утихли и танцующие. Утихли и дружно повернули головы к дверному проему.