Заколдованный остров

ом на фонарный столб. Надо было выбираться из этого потока, карабкаться на столб, к спасению, но тело не слушалось его, тело было не более чем тряпкой, выброшенной за ненадобностью кем-то из тех, кто успел спастись.

Нужно было попытаться открыть глаза…

Он изнутри провел языком по саднящим губам, ощутил знакомый вкус собственной крови и открыл глаза.

То, что простиралось над его головой, не было похоже на небо. И яркий свет не имел ничего общего с обычным дневным светом. Две фигуры возвышались над ним: одна багровая, с чем-то сверкающим в руке, другая – почти обнаженная, с черной полосой ткани на бедрах. И ни потока, ни фонарного столба. Откуда-то издалека пробивались в переполненную болью голову свист и крики.

Он смог, наконец, с усилием оторвать затылок от чего-то мягкого – но только на мгновение. Нечто непонятное выжало все силы из его тела. Он опять закрыл глаза, постарался сосредоточиться и наконец-то более-менее пришел в себя. И узнал распорядителя и своего бритоголового противника. И сообразил, где находится.

Распорядитель, поджав губы, укоризненно качал головой. У бритоголового были злые глаза. Влад вновь приподнялся, и тут бритоголовый шумно, с силой всосал носом воздух и, наклонившись, плюнул ему в лицо. Потом протянул оплетенные ремнями руки и рывком сдернул с Влада трусы до самых коленей. И смачно плюнул еще раз. Все вокруг содрогнулось от хохота.

– Убирайся отсюда! – прорычал распорядитель, нависая над Владом. – Убирайся, пока не вытащили за ноги. По правилам нужно драться!

Влад ладонью вытер плевок, кое-как натянул трусы, поднялся и, пошатываясь и ничего не видя перед собой, поплелся к барьеру. Кто-то сунул ему в руки тунику, и он бездумно забросил ее на плечо. На трибунах продолжали свистеть, хохотать и топать ногами. У него было сейчас только одно желание: как можно быстрее добраться до туннеля, как можно быстрее уйти отсюда, от этого улюлюкания, от этого беспредельного унижения – но одеревеневшие ноги плохо слушались его.

Задев плечо, мимо пролетела сандалия, оставленная им на арене, другая шлепнула его по спине. Он не стал их подбирать. Он добрел, наконец, до ведущего под трибуну, к выходу из амфитеатра, туннеля и, сорвав с рук ремни и отшвырнув их к стене, скрылся от веселящейся толпы в его прохладной пустоте.

На площади перед амфитеатром было безлюдно. Надев тунику, Влад побрел по выложенным в шахматном порядке черным и белым плитам, то и дело сплевывая кровь, сочащуюся из разбитых губ. В ушах у него все еще тихо звенело, ныла челюсть, наткнувшаяся на встречный удар бритоголового, и вообще что-то не в порядке было с головой, словно набитой жесткой ватой; к тому же вновь начала болеть ступня. Он чувствовал себя опозоренным и несчастным, кожу на лице, казалось, стянуло от высохших чужих липких плевков; он постоянно ощущал эти плевки и ему захотелось немедленно умыться, смыть с себя плевки и перенесенное унижение. Ускоряя шаг, он миновал обрамляющие площадь скульптурные группы, свернул за угол и, прихрамывая,