Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры (СИ)

В книге также упоминалось пророчество Хира, в котором он предсказывал освобождение Моргота. Избранные им, обладатели камней ожерелья мага, смогут совладать с демоном и изгнать его из этого мира. Изречение его было неполным, обрываясь на камненосцах. Что же он молвил дальше – неизвестно, а толки ходили разные. Между Первой и Второй Землей тем временем уже были проложены пути – неудобные, опасные, долгие – но уже не неприступные. Так что или маг сделал работу с халтурцей, или люди где-то приврали.

Царевич переоделся в рабочую одежу. Сегодня ему предстояло наполнять огромную железную бочку в одном из многочисленных помещений Обители. Работники разжигали печь, вода закипала и паром уходила в трубы. Там она охлаждалась и посредством хитроумных устройств – вентилей, перепадов давления, распылителей – и орошала внутренний мирок этой великой сферы.

Расстояние от бочки до пруда Феанор преодолевал за семь минут. Обратный ход, с полными канистрами требовал минут пятнадцати. Засыпанная битняком тропинка узковата, то и дело приходится поворачиваться, чтобы не задеть кусты сирени да березовые побеги.

Первые две недели жутко ломило тело, на ладонях вздулись волдыри, а предплечья ныли, будто их раскрошили кузнечным молотом. Он заканчивал работу к вечеру, заставлял себя съесть чечевичную похлебку с хлебом и тащил разбитую плоть в келью, всю ночь ворочался с боку на бок – а утром рабская пахота начиналась заново.

Сейчас он легко успевал к обеду. Боль в теле доставляла удовольствие – Феанор находил в «пытке» своеобразный интерес. Он представлял, что тушит пожар. Канистры приобрели особую драгоценность. Парень разыгрывал в сознании картину горящего замка. Нужно как можно скорее принести воду к насосу – от него зависит спасение людей! Сердце начинало биться чаще, в глазах появлялся блеск, дыхание становилось лихорадочным. Только когда ноги начинало сводить, а жжение в руках становилось невыносимым, юноша прерывался – разминал мышцы, успокаивал дыхание. Заскорузлые ладони уже не болели, аппетит стал зверским – благо обитель не монастырь, и есть позволялось до отвала. И еще он стал подниматься рано. В Веллоэнсе, засиживаясь в Царской Библиотеке допоздна, утром Феанор едва волочил ноги и клевал носом до обеда. Здесь же, ложась затемно и, часов пять поспавши, подпрыгивал с кошмы в полной боеготовности, еще до завтрака успевая прочесть шесть сотен строк.

Царевич разогнал воспоминания и поспешил к завтраку. Вареный турнепс был слегка солоноват и отдавал какой-то странной отдушкой, но юноша привык к бедности вкуса и сейчас, наверное, с одинаковым аппетитом ел бы и стерлядь, и клейкую овсянку.

Он вздрогнул, когда на плечо тяжело опустилась чья-то рука.

Рослый мрачный педель Хаунеки указал жестом на дверь. За ней складывались в лестницу парящие в невесомости плиты. Никаких перил не существовало, и юноша осторожно шел за прислужником, не сводя глаз с растворявшейся в темноте спины. Они пришли в тускло освещенный толос. Посредине мерцал круг, исчерченный по краю замысловатыми символами.

– Ты достоин первой ступени, Феанор.

Высокий голос походил на звук арфы. Из темноты вышла высокая худая фигура в темно-зеленом хитоне. По кайме рукавов и капюшону вилась затейливая меандровая лента.

– Довольно быстро. На моей памяти только пятеро прошло в такой же срок.

Юноша молча склонил голову. «Что же я такого сделал?»

– Набрался силы для второй ступени и усвоил принцип первой. Проходить две версты вместо одной.

«Он читает мои мысли».

– Я слышу твои мысли, а ты – мои. В Обители не приветствуются иные разговоры, мальчик.

«Понятно», – Феанор собрался с духом. – «Какова же вторая ступень?».

– Необходимо пробудить твою внутреннюю энергию. У нас нет десятилетий постов, молитв и упражнений, так что придется идти коротким путем.

Царевича схватили мощные руки Хаунеки. «Что вы делаете?», – юноша изумленно понял, что тело обмякло и он не может пошевелить и пальцем. Педель положил обездвиженного на круг, ноги и руки зафиксировал плотными колодками. Фигура в балахоне вышла на свет – в руках с тихим жужжанием вибрировал прибор, похожий на дрель.

– Нужно внимательно смотреть, что ешь на завтрак, мальчик, – человек скинул капюшон и Феанор с удивлением уставился на абсолютно безволосую девушку-альбиноса. – Жаль, что Катту Арали не притупляет боль и не отключает сознание.

– И всё-таки это стоит того.

Маленькая безрукая девчушка ловко сменила царевичу повязку. Светленькая, невысокая, голову покрывает вердепомовая балаклава, тело окутано бесформенной хламидой. На груди, закрепленная четырьмя цепочками, поблескивает пластинка. Не доходя до локтя, руки переходили в посеребренные крючки. С их помощью Вегедэ быстро поднималась по закрепленным в стенах колечкам, доставая необходимые предметы с легкостью и быстротой горной козочки. У нее приятное детское личико, большие голубые глаза и аккуратный чуть вздернутый носик. На лбу – короткая челка каштановых, с оливковым оттенком, волос.

Феанор лежал на круглой постели – нагой, связанный по рукам и ногам. Голова превратилась в сплошной ком боли, в глазах плыли красные круги, в ушах грохотали раскаты сердечной мышцы. Несмотря на это, голос девочки он различал очень четко. Суфий рассказывал ему о яснослышании. На древнем языке это звучало как «осанве», хотя способность общаться без слов считалась давно утерянным. И вот теперь, эти мысленные разговоры стали для юноши единственным развлечением.

«Когда меня выпустят?»

– Через одну-две недели. – Вегедэ поднесла «узнику» берестовый ковш с ароматным отваром. – Когда рана затянется.

«Но я не успею изучить летопись Веллоэнса! А мне ещё управлять волей, разумом и…»

– Это стоит того. Ты сможешь узнать всю историю Трех Земель. Но главное – понять её.

«И что будет потом? Кто эта девушка-альбинос».

– Можешь звать её Скорбь. Хотя она и много смеется, но в сердце кровоточит страшная рана. Об этом знает очень мало людей. В основном, такие же, как я.

«И кто ты?»

Девочка едва заметно улыбнулась.

– Ты думаешь, что я ребенок. И тебе меня жалко. Не надо. Я – это я. Такая, какая есть. Много чего знаю, чего не знаешь ты. И много чего умею. Чего не умеешь ты.

«Так научи меня тому, что знаешь и умеешь!»

В глазах Вегедэ вспыхнули огоньки:

– Школа Летаа не самое легкое занятие. Отдыхай. Возможно, я смогу поднять тебя на первую ступень.

Еще через неделю его навестила Скорбь. Она была облачена в лиловую тунику, под грудью подвязанную широким белым поясом. Зеленые, с красной каймой, зрачки внимательно рассматривали юношу.

– Как самочувствие, Феанор?

Царевич проснулся. Невидящим взглядом окинул комнату.

«Что? Зачем вы здесь?»

– Хочу проверить, насколько ты готов к первой ступени. Разум Вегедэ соединен с моим. Настоятельница хихикнула. Мы даже иногда путаем мысли друг дружки. Итак, ты готов?

«А что…»

Феанор не договорил. В голове будто взорвалась пороховая бочка. Казалось, что внутри тянутся и переплетаются тяжелые струны. Раздался свист и перед глазами раскинулся горный пейзаж. Лицо защипало, от холодного воздуха перехватило дыхание. Внизу россыпью черных точек паслось стадо козлов. Он что-то резко выкрикнул и повернул голову. Бочкообразный человек в шкурах навел на него лук и отпустил тетиву. Плечо обожгло – в ту же секунду парень оказался в привычном антураже.

– Ты вполне готов.

Смотрители одели его в шерстяную рогожу и повели на кухню. Благодушная повариха поставила перед ним противень с запеченным угрем, таз картофеля, плошку сметаны и кувшин горячего имбирного сбитня. Глаз не поднимала, только тяжело вздохнула и поспешила обратно за плиту.

Юноша ел не торопясь. Странно было очутиться в чужом сознании, странно было всё, что происходило с ним в этой Обители. Отец послал его готовиться, но не сказал, к чему. Может его приняли за обычного неофита? Это место вбирало в себя черты башни мудрецов, монастыря и какой-то тайной религиозной секты. Если он случаем постучал не в ту дверь, то вляпался в немалые проблемы. Феанор улыбнулся. Да, в замке немало удивятся, увидев его – на лбу должно быть ужаснейший шрам. «Надо бы найти зеркало». Царевич обмакнул угря в сметану. Ошибки быть не должно. Эта… Скорбь наверняка прочесала все мысли. Ладно, будь что будет. Все же я царевич, меня кормят – значит, убить или покалечить не должны. А сейчас главное выжить и не сойти с ума с этими странными адептами.