Огниво Рассвета. Роман целиком(СИ)

Воины, видно окончательно разочаровавшись в небожителях, стали надрывно, сквозь слезы, взывать к помощи Его Волшебничества мейстера эль'Массарона. Мой взгляд сам собой перетек с тлеющих останков на лежавшего невдалеке, прислонившись затылком к громоздкому валуну, Фареса. Я, не взирая на холодившие изнутри смятение и страх, все же сдюжил поднять свое одурманенное непонятной хандрой тело на ноги. Однако они все так же ощущались практически ватными, и я томными, но широкими шагами, подгоняемый сверкающими окрест блиставицами, двинулся в направлении мага. Подступив к нему, как показалось, спустя целую вечность, упал подле, подползая за укрытие.

-- Колдун! -- Я принялся сотрясать его за плечи. Фарес выглядел точно во хмелю, беспристрастно глядя в одну точку над собой и не реагируя на мои призывы. -- Колдун, горгулья тебя побери, очнись! Что здесь творится?!

-- Я... должен был догадаться... -- забубнил он тихо себе под нос, -- раньше...

-- О чем догадаться, мейстер?! Что это за бесовщина?..

Рядом с нами, подняв целый столб пыли, ухнул очередной подбитый молнией булыжник, и последние буквы моей речи поглотил возникший от удара грохот. Я сильно закашлялся из-за попавшего в нос и осевшего в горле праха.

-- Никто не ускользнет, -- также отрешенно продолжал бормотать придворный чародей. -- Да это и к лучшему... После того, что мы натворили...

-- Что натворили?! О чем ты говоришь?! -- Я, уже не чураясь фамильярности, пытался вытрясти из эль'Массарона хотя бы частичку чего-то связного и понятного, но тщетно. Он не отвечал.

Я, отчаявшись, отпустил грудки его мантии, бессильно осев. Но вдруг худощавая, испещренная венами рука колдуна схватила меня за воротник и подтянула к себе, что я, от неожиданности, едва не вскрикнул. Его янтарные полузакрытые глаза глянули точно в мои.

-- Звенье разрушено, -- еле плетя языком, промолвил маг. -- Свершилось...

Вдруг, отгрызая от закрывавшего нас валуна добротный кусок, над головой пронеслась золотистая молния, ударив в пещерную стену и после рассыпавшись сонмом мерцающих крупиц. Это место начинало серьезно потряхивать. Трещины уже сами по себе, без помощи кристаллической силы, табунами бегали по камням, стрекоча и выбивая из-под грубых безжизненных пород мелкий сор.

Я услышал над собой протяжный треск, на темя и плечи обильно посыпалась песчаная труха. Не успел мой разум толком ничего осознать, как тело само, повинуясь вышколенным в юности рефлексам, бросилось назад, и через мгновенье на место, где я только что восседал, рухнул увесистый булыжник, укутывая меня колким туманом пыли. Раздался хруст ломаемых старческих костей.

...Один за другим, без продыху, с потолка стали отваливаться глыбы, мелькали жалящие камень и людей блиставицы, гремели доспехи и кости, всюду стояла несникающая пелена подымавшегося все выше праха. Я сидел, жалко зажав уши от чудовищного грохота, и попросту ожидая неминуемой гибели. Отсюда не выбраться, вход завален, к тому же всюду рыскают алчущие моей смерти молнии, валятся на головы валуны, въедается в глаза пыль, не позволяя толком ничего разглядеть, а единственный человек, который мог бы мне хоть как-то помочь, ныне погребен под камнем. Где я? Что происходит? Неужели мне суждено погибнуть от какой-то безвестной силы в этой безвестной пещере, завалив свой труп горой сора и камня? Что я здесь вообще потерял, почему оказался? Чтобы умереть?! Какой вздор...

Рядом что-то зычно грохотнуло, отчего сама земля заходила ходуном, а меня, точно тряпичную куклу, ударной волной отбросило к стене. Спина болезненно столкнулась с твердой породой, из глаз брызнули слезы. Я припал на одно колено, рукой зажимая ушибленную поясницу, поднял тяжелую голову... и не поверил в увиденное.

Свод пещеры значительно обвалился, являя взору продиравшийся сквозь пелену праха, усыпанный мириадами сверкающих звезд небосвод и станы многолетних лысеющих ясеней. Я был готов списать все на повредившийся от творящегося вокруг рассудок, если бы только ветер, влажный, морозный и мягкий лилейно не обвеял щеки, взволновав мой покрытый пыльным налетом темный плащ.

Рухнувший потолок лег внушительным, пестрящим трещинами, сколами, прорехами и острыми каменными обломками взгорком, ведущим точно на поверхность. Однако похоронить под собой бесновавшуюся сферу ему не удалось. Магический кристалл чудом избежал гибели, оказавший в паре ярдов от обвала.

Больше медлить было нельзя. Я, призывая на помощь все оставшиеся силы, рванул вверх по разрушенным каменным плитам, то и дело припадая на четвереньки и спотыкаясь на неровностях. С рвущим воздух треском, у самой головы пронеслась золотая молния, ухнув в многострадальный, полуразвалившийся потолок и отхватив от него очередной кусок камня.

Глядя лишь вперед, на столь желанное ночное небо, я несся, не разбирая собственного шага. Помогавшие при подъеме руки сбились в кровь о выступавшие осколки породы, напрягаемое раненое плечо буквально кипело от рези, но это меня мало волновало. Я еле держался в сознании. Бедра начинали отекать, щиколотки сводило, а глаза так и норовили захлопнуться под тяготой боли и истомы. И единственным, что водворилось сейчас в моей голове, была мольба всем предкам -- сохранить разум. Не впасть на полпути в пучину беспамятства, когда свобода и спасение оказались так близки. Это было бы слишком жестокой насмешкой Судьбы.

Страдальческие крики стражников затихли -- вероятно, сфера пожрала всех до единого. Теперь в этом смертоубийственном оркестре звучали лишь громогласные раскаты треска, грохот, взвизги молний и доносившееся из недр кристалла неистовое шипение. Правда, для меня сею какофонию приглушал стоявший в ушах звон, шум собственного дыхания и буйное биение сердца. И как оно только не разорвалось от виденных мной сегодня картин?

Наконец, преодолев бесовски долгий подъем, я коснулся мерзлой, чуть влажной, но такой дорогой и родной земли. Блиставица, напоследок, ударила мне под самую пятку, оседая на ней россыпью вскоре померкших золотистых искр. Вытянув наверх скорченные от мышечного утомления ноги, я оступился и, раскинув руки, упал навзничь на расстеленное одеяло зеленого луга. Грудь вздымалась в частых и жадных вздохах, по расслабленным мускулам забегали колючие змейки. Студеный воздух бережно ласкал покрытый липким прахом и испариной лоб, по животу разливался приятный жар. Все мое тело буквально утопало в охватившем его изнеможении.

И здесь я был уже не в силах сдержаться. Наполненные сталью веки захлопнулись, и, под приглушенные звуки свирепствовавшего в пещере кристалла, мой разум погас.

Глава пятая

-- Тати, милорд, подчистую слямзили последнюю капусту, -- нервно тараторил, глотая окончания и заливаясь тремя потами, одетый в мешковину крестьянин лет сорока.

Он находился в обширной тронной зале герцога Дориана Ласа, располагаясь в паре десятков шагов от самого восседавшего на высоком белокаменном троне, устало подперев кулаком висок, виланвельского набольшего. По обе руки от него, на креслах поменьше, находились два советника: справа -- колдун Фарес эль'Массарон, слева -- Хардваль Керсин, крупный вельможа, городской казначей и знатный кутила.

Крестьянин стоял, покорно преклонив голову и теребя в ладонях снятую при входе потрепанную шерстяную шапку. Он боялся даже глаз оторвать от выложенного ровной плиткой снежного пола, теснимый под гнетом упавшего на него взора правителя севера и приближенных сановников, а также обступавших залу по краям гвардейцев.

Переминаясь с ноги на ногу перед невысокой, о пяти ступенях, ведшей к трону лестницей, мужик тяжело сглотнул и продолжил:

-- И это не в первый раз, милорд. Давеча они и свеклу, и картошку заграбастали. Всякий раз амбар запираю, и всякий же раз он взломанным оказывается. Я уже и так, и этак, и собаку на охранение оставлял, и сам глаз не смыкал, и замочищу вот такенную вешал. Все без толку. Коль эти вредители продолжат у меня таскать, так я детей да скотину вовсе без еды оставлю. А своеручно ворюг прогнать мне не в подъем...