Демон против люфтваффе (СИ)

  На миг запнулся, снова переживая дуэль с лучшим испанским лётчиком. Павел впился взглядом в мои ладони. Рано его отозвали, не навоевался до тошноты. Сейчас он мысленно вместе со мной в кабине "Курносого".

  - Задираю нос, беру упреждение... Он прямо в две струи трассеров влетел. Затем перевернулся и гикнул к земле. Не пытался ни вращение остановить, ни выровняться.

  - Дело случая, - Павел почесал стриженный затылок. - Ты мог просто ему дырок наделать в плоскостях, и дальше бы развлекались. Думаю, пилота задел. И мотор у гада хреновый, видать, ушёл бы на вертикаль - не догонишь.

  - Наверное, но выяснять подробности было недосуг. Короче, отлетел к Мадриду, сжёг самолёт на земле. На следующий день встретился с Григорьичем, он принёс документ с французской визой и газету про нас с Морато, поздравил. Через двое суток я уже был в Париже в нашем посольстве, оттуда прямиком - в подвал НКВД на Лубянке. В смысле, на площади Дзержинского. Остальное вы знаете.

  - Одиссея капитана Блада, - подытожил Смушкевич. - Кстати, Ежов звонил по поводу твоего друга со сломанной челюстью. Не успели толком его в оборот взять. Представляете, умер бедолага, от почечной недостаточности умер!

  - То-то мне его цвет лица не понравился!

  - У тебя, Ваня, тоже... не очень.

  - Заживёт. Хотя кровью писаю. А ещё врача знаю, вставит протезы - будут как свои зубы.

  - Да, при близком знакомстве с чекистами такого врача неплохо иметь, - пошутил Павел и осёкся под взглядом шефа.

  С посадками и дозаправками мы добрались до Монголии. Там я ощутил - со времён Бобруйской авиационной бригады мало что изменилось в ВВС. Опыт боёв над Мадридом не учтён абсолютно, и это в непосредственной близости японцев! Потери значительные, бездарные, неоправданные. Рычагов и Смушкевич даже ничего не пробовали менять, свели в три эскадрильи ветеранов Испании и Китая, поставили к ним ведомыми наиболее пригодных - и вперёд. Взлетали звеньями по три, в воздухе перестраиваясь парами. Так и победили.

  Я не пытался сесть в самолёт - изображал постепенное окончательное выздоровление. Не моя война. Каждого сбитого ненациста могут зачесть как излишнюю сопутствующую потерю. Но ангел притих. Его подопытная крыса выбралась из Испании, снова в военной авиации, а дальше - будущее покажет.

  Глава четырнадцатая. Польша

  Смушкевич закрутился и забыл известить вдову героя. В Москве я показывал ему распухшие пальцы, ими бланк телеграммы не заполнить. Вот вам и забота о личном составе.

  О необычном возвращении из Испании транзитом через Лубянку газеты не написали, в Монголии ничего замечательного со мной не стряслось. Так что в Бобруйске продолжал числиться отважным покойником, когда свалился всем на головы с приказом о дальнейшем прохождении службы. Сказать, что все безмерно обрадовались - согрешу против истины.

  Лиза не знала, куда спрятать глаза. Мало того, что она оказалась совсем не вдовой - героический супруг объявился подобно гомеровскому Одиссею. Без меня Пенелопа не осталась в одиночестве. На пороге дома нарисовалась известная картина "Не ждали". Вслед за благоверной вышел хромой долговязый мужчинка. Сей экземпляр не возьмут ни в ВВС, ни в пехоту и не угонят "добровольцем" в очередную Испанию.

  - Ваня... Да как же это! Мы тебя схоронили... Памятники вам со Степаном поставили...

  Она разревелась. Я не стал напоминать, что обещал непременно вернуться. Сказал тогда - постараюсь до рождения ребёнка, который вполне резвый такой, двухгодовалый выглянул из-за широкой мамкиной юбки, её белорусы называют "спадницей".

  Наклонился к нему, показал пальцем на хромоножку.

  - Кто это?

  - Тятя...

  Судя по расплывающейся фигуре Лизы, вот-вот ожидается следующее прибавление в семействе. Да, траур по нам с Ваняткой недолго длился. Очевидно, новый союз любящих тел и сердец существует давно, начавшись потиху ещё до последнего полёта в Испании, то есть до похоронки. А мадам Бутакова казалась мне почти святой...

  - Можа, у хату пойдзем? - застенчиво промяукал мой преемник.

  Не вижу смысла. Всегда найдётся койка в казарме. Там устроил военный совет с единственным, пусть не очень авторитетным собеседником.

  "И так, компаньеро Иван, мы в заднице. На носу война в Европе, кто кому рыло чистить будет - хрен поймёшь. В Москве при Управлении ВВС РККА не оставили - морально не стоек, связь с троцкистами и белогвардейцами, капитана ГБ отрихтовал..."

  "Так ему и надо".

  "Не спорю, по заслугам, но это мальчишество. Опыт Испании фактически пропал. Ну, есть в СССР хороший пилот - Ваня Бутаков, и сотен пять других. Капля в море! Даже Смушкевич, второе лицо в авиации и человек толковый, ни на что особо не влияет. Слышал ведь, товарищ Сталин лично руководит делами воздушными, чуть ли ни четверть экономики страны пашет на авиацию. А результат? Масса самолётов, устаревших против Bf-109 и новых немецких бомберов, тысячи лётчиков, подготовленных хуже нацистов, дефицит во всём - запчасти, топливо, смазочные материалы, боеприпасы. Если честно - я в отчаянии. Скоро вновь припрётся тот же ангел, что в горах у Мадрида, начнёт давить. Вот и исполнится твоя мечта - меня обратно в преисподнюю, а ты живи как хочешь. Может, ну его к чёрту, свалю прямо сегодня, надоело. Не вышло - так не вышло".

  И услышал ответ, прямо противоположный ожидаемому. Патриотизм напарника превзошёл желание освободться.

  "Погоди. Давай дождёмся начала войны. Прекрасно знаешь, что с тобой за штурвалом лётчик Бутаков сильнее".

  Я даже зауважал его. Естественно - согласился. Ясно без точных подсчётов, мои грехи на земле с тридцать шестого наверняка превосходят заслуги. Поэтому не стал дёргаться и потянул армейскую лямку дальше, за две августовские недели службы в Бобруйске понял: здесь ничего к лучшему не изменилось, разве что косметически.

  Бригаду расформировали, упразднили авиаотряды. Остались эскадрильи, сведённые в полки. После бурных чисток в армии и резкого увеличения количества авиаполков бурно выросли в должности красные соколы без малейшего руководящего опыта. Мне, Герою Советского Союза, представленному к майорскому званию, со скрипом доверили эскадрилью, а командиром полка назначен капитан с десятью вылетами на Халхин-Голе, причём сухими, ни одного сбитого.

  Разрешили чаще подниматься в воздух - вопли командования о недостатке практической подготовки у пилотов, прибывавших в Испанию и Монголию, просочились в уши вождя. Но циркуляры об аварийности никто не отменил. Поэтому пару раз в неделю я выводил эскадрилью на старт и выписывал большой круг с поворотами "блинчиком", без нормальных виражей, затем шли на посадку. Новоприбывшие младшие лейтенанты и в таком упражнении умудрялись напортачить, это не удивительно с мизерным налётом в училище. Да, иногда стреляли по конусу.

  "Чайки" стали совершеннее, И-153. Машинка получила убирающиеся шасси, мотор мощнее, крупнокалиберный пулемёт. Радости-то! Но после Испании ежу понятно - эпоха бипланов ушла, нужна скорость, а два крыла с арматурой между ними тормозят, что в горизонтали, что в пикировании.

  Сильно изменилась атмосфера в части. Раньше люди были открытые. Сейчас вроде бы тоже, но при этом зашуганные. На любом партийном и комсомольском собрании какой-то идейный босс крикнет: "ура товарищу Сталину!", и хлопают до изнеможения, зорко поглядывая - кто первый ладоши опустит. В митинговой мишуре проступает откровенная фальшь, заметная даже новичкам. Ванятка, увидевший жизнь как она есть за рубежом, изрядно энтузиазм растерял. Помню, радовался как ребёнок, услышав "всё выше, и выше, и выше..." вперемешку с прочей пропагандистской трескотнёй, аж бесил меня. Думаю, у всех, прошедших Испанию, больше здравого смысла, но мы молчим, понимаем - бесполезно. Товарищ Сталин живёт в особом мире, ему докладывают: у нас много самолётов, они самые быстрые, лётчики самые умелые, потому что вооружены единственно верной теорией...