Призраки грядущего

— Но исполнить его возможно, великий хан. Я поеду на юг, а затем вернусь домой. С вашего позволения, разумеется

Джунгир помрачнел, однако ответил по-прежнему дружелюбно:

— Я не советовал бы, посол. Степи небезопасны для иноземцев. Многие племена все еще продолжают нападать на чужих.

— Понимаю, государь. Даже в Срединном Царстве существуют злодеи и разбойники, которые не подчиняются воле императора. Но я уверен, что мои солдаты справятся с ними. Вы же очень добры, что заботитесь о безопасности скромного посла.

Джунгир с вымученной улыбкой вернулся на помост.

— Тебя проводят в твои покои, посол, и мой мажордом снабдит тебя охраной и провизией для путешествия. Я же должен заняться государственными делами.

Чиен поклонился опять, но не слишком низко.

— Не нахожу слов благодарности, государь, за время, которое вы уделили мне. — Он отступил на семь шагов вместо положенных десяти, повернулся и вышел.

Как только двери за ним закрылись, Джунгир сказал широкоплечему воину рядом с собой:

— Ты будешь провожать их на юг. Через неделю на них нападут, и в живых не останется никого. Ты понял меня, Кубай?

— Да, мой хан.

— И следи за тем, чтобы они не шлялись по дворцу. Пусть никто пикнуть не смеет об этой желтой суке.

— Как прикажет мой повелитель.

Мажордом провел Чиена по запутанным коридорам в три большие сообщающиеся комнаты. Западные окна выходили в крайне уродливый сад, утыканный кустами. Обстановка первой комнаты состояла из кровати, стола с четырьмя стульями и трех ламп. Во второй не было ничего, кроме узкой койки и единственной лампы, в третьей стояла железная ванна, три бочки с водой и лежало несколько тонких полотенец.

— Какая роскошь, — с полной серьезностью произнес Чиен. Мажордом улыбнулся одними губами и вышел. Чиен повернулся к своему слуге Оши, пожилому вольноотпущеннику, прослужившему в их семье сорок лет.

— Поищи дыры для подглядывания, — приказал посол на малоизвестном чиадзийском диалекте.

Оши поклонился и стал обходить комнату.

— Ни одной, мой господин, — доложил он под конец.

— Есть ли предел их оскорблениям? — возмутился Чиен. — Я, по их мнению, недостаточно важная особа, чтобы шпионить за мной?

— Что взять с дикарей, господин.

— Пойди разузнай, куда поместили Зукая и остальных, и пришли Зукая ко мне.

— Слушаюсь. Быть может, сначала приготовить вам ванну?

— Я выкупаюсь завтра. С этих надиров станется помочиться в воду. — Оши с коротким смешком вышел.

Чиен достал из кармана полотняный платок и смахнул пыль со стула. По полу шмыгнуло что-то темное. Чиен выхватил из рукава маленький метательный нож, и черная крыса погибла на месте, рассеченная чуть ли не пополам.

Несколько минут спустя, когда Чиен стоял у окна, глядя на серовато-зеленые кусты, сходившие здесь за дворцовый сад, в дверь тихо постучали.

— Войдите, — сказал Чиен, и вошел Зукай, склонившись так низко, как только позволил ему лакированный черный панцирь. Железный шлем он держал у груди. Он был не особенно высок и не слишком мощного сложения, но искусство, с которым он владел длинным кривым клинком, чантанаем, создало ему славу далеко за пределами Срединного Царства. Он служил Чиену одиннадцать лет, и ни разу за это время Чиен не видел его с непричесанной или ненапомаженной головой. Теперь же волосы бравого воина сосульками свисали на плечи.

— Почему ты являешься ко мне подобно низкому смерду? — на том же чиадзийском диалекте спросил Чиен.

— Тысяча извинений, благородный господин. Я готовился принять ванну и не хотел заставлять вас ждать.

— В этом ты прав, Зукай. Но не нужно было готовиться к омовению, не узнав прежде, нужен ты мне или нет. Впрочем, в варварском городе трудно соблюдать этикет. Ты осмотрел свою комнату?

— Да, господин. Там нет ни тайных дверей, ни трубок для подслушивания.

— Позор!

— Они постоянно оскорбляют нас.

Оши, войдя, дважды поклонился и тут увидел мертвую крысу. Он вынул из нее нож Чиена и поднял ее за хвост.

— На ней блохи, — заметил он, держа крысу на вытянутой руке.

— Выкинь ее в окно, — велел Чиен. — Если оставить здесь, ее, чего доброго, подадут нам на ужин. — Оши выбросил крысу в сад и вышел в заднюю комнату, чтобы вычистить нож, а Чиен сказал воину: — Завтра мы отправляемся на юг.

— Да, мой господин.

Чиен, подумав немного, закрыл глаза, сосредоточился и ощутил присутствие в комнате чуждого духа. Ага, подумал он с улыбкой, не такие уж они дикари. Он пошевелил пальцами у пояса. Зукай прочел его знаки и перешел с чиадзийского на надирский.

— Великий хан предоставит нам охрану, господин?

— Разумеется. Это благородный властелин благородных кровей. Но не думаю, что нам следует злоупотреблять его гостеприимством. Отбери двадцать своих солдат — они проводят женщин и всех слуг, кроме Оши, обратно в Чиадзе. Я передам Божественному послание об успехе нашей миссии и о милостивых словах Джунгир-хана. Путешествие на юг было бы слишком тяжело для моих красавиц.

— Да, господин.

— Мы возьмем только одну повозку с подарками для царицы. Все мое имущество отправится обратно в Чиадзе.

— Кроме шатра, господин?

— Нет, и шатер тоже. Я возьму мои краски и кисти, больше ничего. Быть может, по дороге нам встретятся какие-нибудь любопытные цветы. — Пальцы Чиена стряхнули воображаемую пыль с рукава.

— Я видел здесь много красных цветов, господин, — с поклоном заметил Зукай.

— И увидишь еще больше.

Лицо Зукая отвердело.

— Позволено ли мне будет написать домашним, господин?

— Конечно. А теперь оставь меня. Увидимся на рассвете.

Офицер вышел. Вернулся Оши с вычищенным ножом.

Чиен спрятал клинок в промасленные ножны внутри рукава. Оши подвинул к столу вытертый стул, и Чиен сел. Казалось, будто он погружен в раздумье. В действительности же он сосредоточился на чуждом духе в комнате и увидел тощего, сморщенного старикашку с бледными глазами и лицом как у хорька. Тот парил под высоким потолком. Чиен молчал, пока дух не исчез.

— Оши!

— Да, господин?

— Ступай на кухню и принеси хлеба. Рыбы у них, конечно, нет — раздобудь мне вяленого мяса, в котором еще не завелись черви.

— Слушаюсь.

Чиен сложил руки и стал думать о Май-Син. Каким убогим, должно быть, казалось ей это место. Он вызвал в памяти ее прекрасное лицо, пытаясь войти в общение с ее духом. Но лишь молчание космоса ответило ему. Возможно, она просто далеко отсюда, сказал он себе — но темная сторона его души заставляла подозревать худшее.

Мажордом постучал в дверь, уведомил Чиена, что Джунгир-хан устраивает пир в его честь. Праздник начнется с восходом луны. Будет хорошо, если посол захватит с собой командира своей стражи. Чиен поклонился и ответил согласием.

Какое новое унижение уготовили ему эти дикари?

Большой зал был набит воинами — они сидели вокруг длинных столов, составленных в громадный прямоугольник. Джунгир-хан в облегающем камзоле из черной кожи, вышитом золотой нитью, восседал на южном конце, перед тронным помостом. По правую его руку поместился Чиен, а справа от посла — Зукай, который был встревожен и ел мало. Слева от Джунгира сидел сморщенный старик, которого хан представил как Шотцу, придворного шамана. Чиен склонил голову, сказав:

— Мы наслышаны об искусстве надирских шаманов.

— Как и мы о придворных чиадзийских магах, — ответил Шотца. — Правда ли, что они могут делать маленькие золотые машинки, летающие в воздухе подобно птицам?

— У Божественного три таких, — сказал Чиен. Шотца кивнул, но, видимо, не совсем поверил.

На пиру поглощались горы мяса, которого в Чиадзе и дворцовые собаки не стали бы есть — большей частью оно давно уже протухло, и гости обильно сдабривали еду пряностями. Чиен ел умеренно, а пил еще меньше. Напиток, который подавали за столом, изготавливался, как ему сказали, из кислого козьего молока.

— Очень умно, — сказал он вслух, а про себя подумал: «Вам только такое пойло и лакать».