Призраки грядущего

— Кажется, да.

— Это все выпивка — из-за нее я распускаю язык. Я не пришелся тебе по нраву, верно?

Киалл оглядел лоснящуюся лысину и плоское как блин лицо с маленькими глазками.

— Верно, — признался он. Бельцер серьезно кивнул:

— Пусть это тебя не волнует. Я и сам-то себе не слишком нравлюсь. Но я был на вершине, парень, — этого у меня никто не отнимет.

— Я тоже был на ней.

— Но не на моей. Впрочем, когда-нибудь, глядишь, и побываешь.

— Что же там такого особенного?

— Ничего.

— Тогда зачем стремиться туда?

Бельцер поднял глаза от кубка:

— Затем, что там твоя милая, Киалл.

Лунный свет одел серые каменные стены, и сова нырнула вниз над заброшенной крепостью. Чареос слышал крики раненых и умирающих, но на камне не было тел, и кровь не окрашивала ступеней башни. Он сел на зубец стены, глядя в долину Бел-Азара, и крики утихли, превратившись в воспоминания. Здесь больше не было жизни. В долине, которую некогда усеивали, как упавшие звезды, надирские лагерные костры, теперь шелестела трава, лежали валуны и стояло одинокое, спаленное молнией дерево.

Чареос был один. Он не помнил, как попал в Бел-Азар, но это не имело значения. Здесь, среди призраков прошлого, он чувствовал себя как дома, в безопасности.

В безопасности? Темные фигуры мелькнули по краю его зрения и пропали во мраке, когда он обернулся к ним лицом. Он отступил к прогнившей двери на башню и поднялся по винтовой лестнице на вершину. Там он обнажил меч и стал ждать. Он слышал, как скребут когти по ступеням, чуял зловоние обитателей тьмы: запах слизи и меха, тошнотворно-сладкое дыхание пожирателей падали.

Он захлопнул верхнюю дверь. Затвора не было.

— Маггриг, Финн!

— Похоже, ты остался один, родич, — сказал чей-то спокойный голос, и Чареос медленно обернулся, заранее зная, кого увидит. На краю ограждения сидел высокий человек с черными, связанными на затылке волосами, и его лиловые, глаза казались серыми при свете луны.

— Ты поможешь мне? — прошептал Чареос.

— Как же — ведь кровь не водица. Разве ты не мой родич?

— Да, да, я твой родич. Прошу тебя, помоги.

Дверь раскололась, и когтистая рука просунулась в щель

— Прочь! — крикнул Тенака-хан. Шипение за дверью смолкло, и рука исчезла.

— Они подчиняются тебе? — спросил Чареос.

— Нет, но они знают, кого слушаться. И они чуют страх, как львы чуют кровь. Чего ты боишься, Чареос?

— Я не знаю, как попал сюда, и здесь я один.

— Это не ответ. Тебя привел сюда страх, но чем он вызван?

Чареос рассмеялся, только в этом смехе не было веселья.

— И ты еще спрашиваешь? Ты, который убил моих родителей и сделал меня изгоем? Я должен был бы ненавидеть тебя, Тенака... Когда-то я в самом деле думал, что ненавижу тебя. Но потом ты поднялся к нам сюда, на башню, и проговорил с нами всю ночь. — Чареос заметил, что хан одет точно так же, как той ночью: в черные кавалерийские сапоги, кожаные штаны и черную шелковую, вышитую серебром рубашку. — Ты назвал меня своим родичем — стало быть, знаешь, кто я?

— Я знал это еще тогда, когда увидел тебя на этой башне. Свой всегда узнает своего.

— Я должен был бы убить тебя за все, что мне пришлось претерпеть! Я был ребенком, когда меня вывезли из Дрос-Дельноха. В ночь, когда твои орды двинулись на штурм последней стены, меня вывели из крепости и увезли в Готир. Напоследок отец сказал мне: «Отомсти за меня, сын мой, и помни, что ты дренай». Мать в это время была уже мертва. Они погибли, а ты, вероломный пес, взял со своими дикарями последний оплот старого мира. И ты еще смеешь спрашивать, чего я боюсь?

— Да, я по-прежнему спрашиваю об этом, — невозмутимо ответил хан. — Ты же вместо ответа рассказываешь историю, которую я уже знаю.

— Ты происходишь от Бронзового Князя и вырос среди дренаев. Как же ты мог ополчиться на них?

— В самом деле — как? Если бы ты знал истинную историю моей жизни, то не задал бы мне такого вопроса. Ты должен знать, что до четырнадцати лет я рос среди надиров. Думаешь, ты один чувствовал себя отверженным с самого детства? Меня ненавидели за то, что я наполовину дренай. По достижении этого возраста, согласно брачному договору моей матери, меня отправили в Дренай. Думаешь, дренаи вели себя со мной по-другому? Нет. Для них я был дикарем из степей, которого полагается дразнить и мучать. Но я научился жить с ними и сражался за них в рядах «Дракона». Я даже завел там друзей. Когда эта страна оказалась под пятой безумного императора Цески, я рискнул своей жизнью и душой, чтобы помочь дренаям. Я уплатил им свой долг. Я привел надиров, чтобы разбить императорское войско, я позволил Райван и твоему отцу основать новую республику. Ты спросишь, почему я позднее все-таки взял Дрос-Дельнох? Потому, что я был ханом! Потому, что настало время надиров. И если ты винишь меня в измене, что же сказать о тебе? Почему ты не исполнил отцовский наказ и не вернулся на родину?

— Зачем? — воскликнул Чареос. — Чтобы умереть? Чего бы я этим достиг?

— Вот, значит, чего ты боишься. Боишься попытаться. Боишься потерпеть неудачу.

— Не тебе судить меня! — вспылил Чареос. — Многие предатели и убийцы для меня ничто.

— Кого же, по-твоему, я предал, Чареос? — развел руками Тенака. — Я был ханом надиров. Один раз я спас дренаев и честно предупредил их тогда, что я еще вернусь. А вот ты предал своего отца и всех своих предков вплоть до Регнака, второго Бронзового Князя. Он в свое время удержал Дрос-Дельнох с самыми неравными силами. Несколько поколений дренайских воинов погибло, защищая свою страну, а ты? Ты довольствовался тем, что женился на потаскухе и одержал ничтожную победу тут, в Бел-Азаре.

Чареос выхватил свой меч из дверных скоб и замахнулся на Тенаку.

— Так-то ты платишь мне за то, что я спас твою душу? — беззлобно сказал тот. — Всего несколько мгновений назад ты просил защитить тебя от ночных чудовищ.

Чареос опустил меч и спросил шепотом:

— По-твоему, я трус?

— Есть много видов трусости, Чареос. Один может выйти с мечом против двух десятков врагов, но не способен бороться с разбившим его параличом. Другой встречает смерть с улыбкой, но боится трудов и тягот жизни. Суди сам, трус ты или нет.

Чареос присел на парапет башни, глядя на меч у себя в руке.

— Неприятеля я никогда не боялся. Но все верно, я трус. Я не нашел в себе сил вернуться в Дренай... и до сих пор не нахожу.

— Разыскал ли ты Покрытого Узорами?

— Да, мы нашли его. И он будет сопровождать нас в нашем... странствии.

— Ты считаешь, что цель этого странствия недостойна тебя?

— Мы ищем крестьянскую девушку, увезенную надренами. Не думаю, чтобы солнце упало с небес, если мы ее не найдем.

Тенака встал и положил руки на плечи Чареоса.

— Я вернулся в Дренай, чтобы убить безумца — а вместо этого обрел друга, любовь и родину, хотя всегда думал прежде, что родины у меня нет. Из Князя Теней я сделался великим ханом и возвел надиров на высоту, о которой они и мечтать не могли. Не суди о своей цели, пока не достигнешь ее. Помнишь ту, другую, ночь на этой самой башне?

— Как могу я ее забыть? Тогда ты подарил нам жизнь.

— Скоро ты узнаешь, почему я поступил так.

Чареос проснулся. Огонь погас, и комната остыла. Весь дрожа, он закутался в одеяло. Он все еще видел перед собой раскосые лиловые глаза и чувствовал сильные руки на своих плечах.

Дверь открылась, вошел Окас и молча сел на кровать.

— Уже светает, — сказал он. — Дорога ждет тебя.

— Я видел сон, Окас.

— Я тоже. Мне снилась постель из камыша и мягкая женщина.

— А мне — Тенака-хан.

— Ты видел его в Бел-Азаре?

— Да. — Чареос сел. — Откуда ты знаешь?

— Я не знаю, потому и спросил.

— Но что побудило тебя спросить об этом? Старик помолчал немного.

— Тут сокрыта тайна. Тенака-хан был похоронен в гробнице своего предка Ульрика. Его сын Джунгир собственной рукой запечатал двери гробницы, и многочисленные чары были пущены в ход, чтобы никто не мог открыть ее.