Русская фэнтези-2008

— Разгневался и всыпал бы ему!

— А то и приказал казнить!

— Я подумал так же. И на классической латыни начинаю ему объяснять, что такое часовой, заснувший на посту… предварительно двинув ему в скулу.

Тут он проснулся и как заорёт что-то на варварском языке. Все вскочили, все вопят. И до меня доходит, что ни одного вопля нет на латыни… представляете? Во, влип, думаю. Тут они нас обступают, и я понимаю, что это ранний южноваллийский диалект… Южноваллийский — ладно, значит, мы в древней Британии, но когда? Где конкретно? И кто я, в конце-то концов? Молчу в задумчивости. А они начинают на меня смотреть всё подозрительнее и тащат мечи из ножен. Кто-то меня берёт за локотки. Сейчас прикончат, думаю…

— И что же?

— А тебе нравится, когда тебя убивают? Мне — нет. И потом, это больно. Ну, думаю, экзамен всё равно не сдал, так хоть живым останусь. Смотрю перед собой остекленевшим взором и начинаю шпарить: «Мой дядя, самых честных правил…» на чистейшем русском, разумеется.

— А они?

— Они стоят, переглядываются, но мечи опустили. Тут я взревел и падаю, как будто без сознания. А от меня сноп искр летит, золотых… Это я быстренько магнитно-динамический резонанс редуцировал к визуальным эффектам. Потом я так картинно прихожу в себя, верчу башкой и томно спрашиваю на южноваллийском: «Где я? Что со мной?»

Ну и тогда я узнал, что это были воины королевы Боадиции, переодевшиеся римлянами и сидевшие в засаде. И как решил их главный друид, через меня с ними их боги говорили и благословили на битву — на современном русском, заметьте! В результате мы римлян разбили начисто и навсегда изгнали из Британии. А когда наконец сели это дело праздновать, я выпал в осадок… с хвостом, разумеется, — меланхолично завершил Мигель свой рассказ.

— Это ещё что, — тут же влез в образовавшуюся паузу Вовик, но ему опять не дали сказать.

Один из первокурсников с храбрым видом, но срывающимся голосом вдруг спросил:

— Слушайте, парни, а кто-нибудь из вас в Черновик попадал, а? Так, чтоб спасатели вытаскивали?

Ох уж эти Черновики! Не было перед экзаменом по литературе страшнее пугала! Услышав о них, дрожали не только неопытные новички, но и закаленные ветераны. И даже еще сильнее. Правда, в глубине души и наедине с собой.

Дело в том, что время от времени особо невезучие студенты любых курсов вместо нормальных произведений попадают в Черновики. Случалось это нечасто — примерно один раз за сессию, но регулярно. Черновик непредсказуем, и выхода из него нет. И если тебе не повезло, лучше всего — забиться в угол и сидеть там до прихода спасателей. А если события куда-то увлекают, ни с чем не пытайся спорить: вырос хвост — ну и отгоняй им мух, отрубили голову — хватай ее обеими руками и держи крепче, пока какой-нибудь придурок не утащил… И это только реальные ужасы! А сколько придумано разных легенд!

Вот и сейчас Вовик довольно прищурился, готовясь выдать страшилку. Но Виктор не дал ему развернуться: мальки и так уже бледные от страха, не хватало их перед экзаменом до обморока довести. И грозно посмотрев на Вовика, так, что серые глаза потемнели и приобрели стальной блеск, он твердо сказал:

— Нет. Из нас — никто. Хотя, сказать по правде, я однажды чуть не помер с испугу… мне показалось, что я там… в Черновике то есть.

— Это как? — с жадным любопытством спросил невысокий кудрявый первокурсник с двумя хвостами.

Глубоко вздохнув, Виктор приступил к рассказу:

— Дело было тоже в первую сессию. Ну, я оказался в историческом романе, который вообще не читал! В качестве нормандского барона и приближённого Вильгельма Завоевателя… Прошёл с ним битву при Гастингсе и весь поход. Все более или менее нормально. И вот еду в его свите по Лондону на тождественную коронацию. И вдруг какой-то саксонец из толпы швыряет в Вильгельма чем-то ужасно похожим на гранату!

— Ну?

— Что, ну? Я, конечно, перехватил. Ведь Вильгельма-то в реальности благополучно короновали, значит, и в историческом романе должно быть так же! Накладываю на неё антивзывную сферу, а она не замыкается! Вот тут меня пот и прошиб!

— Подожди, что ты несёшь? Какая граната в… э-э-э… 1066 году? Порох же в Европе только в тринадцатом веке появился?

— Молодец, Жираф! Соображаешь! И я тоже сообразил. Потихоньку разжимаю руку — посмотреть, что у меня там, и чуть не упал с коня.

— Ну?

— Картофелина!

— А-а-а, — разноголосо, но дружно отреагировали все, кроме осьминога, Мигеля и Вовика, уже слышавших эту историю раньше.

— Но как же так? — жалобно проскулил первокурсник. — Картофель — это же еще больший анахронизм! Его же в Европу из Америки завезли… э-э-э… не раньше шестнадцатого века?

— Сечешь, малёк! — дружески хлопнул его по плечу осьминог мокрым щупальцем. Вода тут же намочила белую рубашку и начала капать на пол. Но первокурсник, захваченный рассказом, не обратил на это никакого внимания.

— Подождите, я понял! — вдруг радостно завопил ещё один первокурсник, до того предпочитавший помалкивать. — Это, наверно, викинги привезли! Они же еще до Колумба в Америку плавали!

Наградой ему стали презрительные взгляды со всех сторон. А болонка, поджав губы, нудным голосом классной дамы сообщила:

— Молодой человек! Викинги плавали в Гренландию, где картофель в те времена в принципе не произрастал!

Воцарилось всеобщее молчание. Народ напрягся, пытаясь понять смысл загадочной истории, в которую Виктор когда-то вляпался.

— Вот тут-то я и решил, что оказался в Черновике, — медленно, с расстановкой сообщил Виктор. — Да еще вспомнил, как раньше, в середине романа, одна пленная саксонка, раздеваясь, с себя трусики начала стаскивать… Я сразу-то на это внимания не обратил, а тут до меня дошло: такой женской одежды в одиннадцатом веке тоже не существовало…

— Всё равно не понимаю, — жалобно сказал сообразительный первокурсник. — Если это был не Черновик… Как в Лондоне одиннадцатого века могла оказаться картофелина, да еще в трусиках?

Виктор драматически тянул паузу.

— Не томи, Триада! — прорычал тигр.

— Давай колись! — снизу поддержали его львы, а сверху — змея.

— Всё предельно просто, — невозмутимо сообщил он. — Это был не исторический роман, а… женский! Попал в котел по ошибке.

Нецензурные выражения в академии разрешается произносить только в составе строго определённых заклинаний из очень узкого списка и только имея для этого спецдопуск. Во всех остальных случаях попытка озвучить их приводит к более или менее длительной икоте, громкость и продолжительность которой прямо пропорциональна не только количеству пресловутых слов и выражений, но и их выразительности.

Быстрее всех пришла в себя болонка.

Экзамен начинается!

На кафедре литературы процесс шел полным ходом. Все нужные составы были давно сварены и охлаждены. Ветер кружил под потолком, лишь иногда спускаясь ниже, чтобы приподнять подол мини-юбки у Леночки-лаборантки. Она каждый раз привычно взвизгивала и отмахивалась.

Заведующий кафедрой Амадей Гофманович обвел довольным взором помещение и, взяв в руки кофейную чашку, отпил из нее глоток чего-то прозрачного и мало похожего на кофе.

— Недурственно, — оценил он напиток, — и послевкусие неплохое. — Отхлебнув еще глоток, Амадей Гофманович вздохнул и с деловым видом распорядился: — Ну что же, давайте следующих! Начнем эксперимент, так что приглашайте третий курс! Елена Борисовна, записывайте: сегодня, 22 февраля 2002 года…

Доцент Медуза напряглась. Она, разумеется, не забыла нанесенного ей сзади оскорбления, а главное того, что в результате столкновения ее лба с волшебным зеркалом то оказалось непоправимо испорченным. А оно было единственным на всей территории академии, провозглашающим ее прекраснейшей женщиной на свете. Простить такое было невозможно, как — увы! — и найти виновника преступления. Он/она/оно бесследно исчез. Но в том, что он/она/оно было с третьего курса и шел/шла/шло на пересдачу по литературе, Медуза была абсолютно уверена благодаря остаточной эманации пси-поля. И вот час настал.