Полцарства за принцессу

— Больше, чем я есть, меня возвеличить нельзя!

Вы так думаете? — Генрих хитро улыбнулся. — Но вы ошибаетесь. Я понимаю, что ваше могущество неоспоримо, и понимаю, что умом и знаниями вы превосходите всех людей мира, даже таких знаменитых колдунов, как Бальгевирхт, Зи-гурд и Фрисгульд…

Эти ученые крысы, сточившие все свои зубы на старых книгах, по сравнению со мной — пыль, — презрительно фыркнул Безевихт.

Конечно! — согласился Генрих. — Но есть одно «но»…

Какое «но»? — заинтригованно спросил колдун.

История есть история, господин Безевихт. Вы можете разрушить старый и построить новый мир, но это совсем не значит, что вы попадете в историю. В нее ведь попадают только истинно великие люди, и уж если вы действительно хотите возвыситься над всеми…

Что, что я должен сделать? — нетерпеливо спросил колдун.

В замке Реберика Восьмого есть старинное кресло. Очень древнее кресло. На нем сидели в свое время все великие люди Берилингии, даже короли. Так вот, я хочу сказать, что если вы желаете вознестись над всей-всей историей, так вы могли бы сесть в это кресло и… Вы могли бы, к примеру, заставить глюмов лизать ваши башмаки…

Подумаешь, я могу и без кресла заставить их…

Глюмов — да, — перебил колдуна Генрих. — Но представьте, если сапоги вам будет лизать сам Реберик Восьмой! Сам король Берилингии, король, чьих предков короновали на этом кресле, — и вдруг лижет грязные сапоги! — Генрих рассмеялся. — И потом, если бы принцесса увидала вас в кресле властителей…

Что за кресло? — спросил колдун. Судя по голосу, он уже сгорал от нетерпения.

— Да вот оно — кресло властителей… и героев! — Генрих указал на кресло, изготовленное Рамхой Ши Четвертым Одноглазым.

Принцесса Альбина приоткрыла дверь, внимательно посмотрела на Генриха. Мальчик подмигнул ей. Бурунькис поднялся на ноги и задумчиво почесал в затылке. До маленького глюма вдруг начал доходить смысл игры Генриха.

Не смей кого попало сажать в это кресло! — разыгрывая возмущение, крикнула Альбина Генриху. — Только истинно великие люди удостаиваются чести сидеть в нем! Это очень важно, потому что того, кто в него хотя бы разок усядется, сразу начинают любить все в мире.

Да?! — вскинул брови колдун. — Мне все больше нравится это кресло. Кресло властителей… кресло героев… я действительно что-то слышал об этом кресле… но что?..

Безевихт, прихрамывая, подошел к креслу и задумчиво уставился на него.

— Что же я мог про него слышать?

Горбун внимательно осмотрел кресло со всех сторон. Стер пыль, потрогал пальцем глубокие трещины.

— Старое оно какое… Но ведь обыкновенную рухлядь не стали бы держать в замке? — размышлял он вслух. — Что ж, поглядим, удобно ли сидеть на месте великих.

Колдун развернулся и стал медленно опускаться в кресло. Генрих, Альбина и Бурунькис застыли в напряжении. Капунькис оставил в покое решетку, притих.

— Что же я мог слышать про это кресло? В голове у меня так много знаний, что они все перепутались. Трон Фердинанда, трон Бонифация Третьего, кресло герцога Розенберга фон Холдя, кресло Берилингии… Вспомнил! — вдруг крикнул колдун и замер в нескольких миллиметрах от сиденья. — Ах вы, подлые мошенники, вздумали меня обмануть?! — гневно насупился Безевихт. Он начал подниматься, и тут Бурунькис, поняв, что план Генриха вот-вот сорвется, бросился стремглав к колдуну.

Безевихт был стар и не мог двигаться быстро, с глюмами же в скорости не мог соперничать никто. За какое-то мгновение Бурунькис пересек комнату, подпрыгнул и ударил старого колдуна двумя ногами в живот. Безевихт охнул и всем своим весом опустился на кресло.

Все, кто был в комнате, перестали дышать.

— Врут легенды, — с облегчением сказал колдун. — Ошиблись вы. Ха-ха!..

И вдруг кресло затрещало, зашаталось, точно собралось развалиться на куски. Подлокотники вытянулись, согнулись и так крепко сжали талию Безевихта, что тот не мог пошевелиться. Кресло между тем увеличилось, стало похоже на разомкнутую пасть. В самом центре этой пасти оказался Безевихт. Кресло издало змеиное шипение, и вдруг из костяных подлокотников выскочили огромные желтые клыки. Они, словно мечи, проткнули Безевихта насквозь. Колдун дико вскрикнул. Кресло опять затрещало, пасть захлопнулась, поглотив колдуна и его посох. Доски кресла какое-то время двигались, пережевывая жертву, а потом все стихло — кресло опять приняло безобидный вид.

В комнатах замка засвистело и заухало, точно во всех закоулочках и уголках прятались невидимые существа. Послышались шарканье множества маленьких ножек, крысиный писк. Все окна и двери замка разом распахнулись, по коридорам и комнатам, завывая волком, промчался ветер. Он смел и вынес розовый газ. Всем сразу стало легче дышать. Бурунькис закричал:

— Воды мне, воды, у меня все лицо печет от пыльцы одуванчика!

С улицы донесся рев, послышалось хлопанье крыльев. Капунькис, клетка которого стояла у окна, закричал:

— Улетает! Розовый дракон улетает!.. Гляньте только, он, оказывается, не один состоял на службе у колдуна! Еще два ужасных зеленых дракона летят с ним рядом. И как странно летят: один зеленый держится зубами за хвост розового дракона, а второй за хвост своего зеленого собрата. Прямо как дети какие-то…

Все кончилось? — ни к кому не обращаясь, спросила Альбина.

Кончилось! — подтвердил Генрих и радостно улыбнулся. — А я-то чуть не потерял надежду. Хорошо, что легенды не врут.

Альбина вдруг пошатнулась, и, если бы Генрих не подхватил принцессу, она упала бы на пол.

— Ну, Генрих, ты даешь! — вздохнул Бурунькис. — Хоть бы предупредил о своем плане. Я чуть

было не решил, что ты нас предал… сдался…

Генрих улыбнулся и пожал плечами.

Но разве ты не знал, что Герои не сдаются? Ведь ты мне сам когда-то говорил: каждому ребенку известно, что Герой — это на всю жизнь.

Генрих, братец Бурунькис, когда же вы выпустите меня из этой ужасной клетки? — захныкал Капунькис.

Сейчас выпустим, — сказал Генрих. — Только уложу принцессу на диван. Бедная, она столько пережила, что на ногах стоять не может.

Через пару минут Генрих подступил к решетке.

— Сможешь перерубить? — спросил он Блеск Отваги.

«Смогу», — уверенно ответил меч.

— Капунькис, ляг, будем рубить клетку.

Малыш покорно улегся. От удара волшебного меча магические прутья со звоном разлетелись. Оказавшись на свободе, Капунькис бросился к Генриху и обнял мальчика за ноги.

Прости меня, — пробормотал он и всхлипнул. — А я засомневался в тебе, готов был даже убить… Как я мог сомневаться в друге?.. Раньше я таким не был. Это все слава — она испортила меня. Но я больше никогда, никогда не буду зазнаваться…

Ах, братец, — сказал Бурунькис, обнимая Капунькиса за плечи. — Как я рад, что все закончилось и ты жив.

Ты, Бурунькис, тоже мена прости. Ведь я выгнал тебя из своего дома! — Капунькис горько зарыдал. — Никогда не вернусь больше в тот проклятый дом! Буду жить в деревне с маменькой и папенькой. Ах, сколько времени напрасно потеряно… Сейчас я мог бы уже быть настоящим художником…

Генрих тем временем хлопотал возле принцессы. Он поднял выроненную Альбиной книжку и принялся махать ею перед лицом девочки, будто веером. Мальчику стоило огромных усилий побороть соблазн раскрыть книгу и посмотреть, что за тайный рисунок рассматривала Альбина в плену у колдуна. Но это было бы некрасиво и бесчестно, а тем более мальчика и без того мучила совесть: ему не нравилось, что для победы пришлось прибегнуть к обману.