Чувство времени (СИ)

— Какое же? — усмехнулся маг, пристально глядя на королеву пустыми, прозрачными глазами. Луретта подумала, что впервые видит такого человека, словно бы без глаз, словно бы в глазницы ему вделали мутноватое, плохо прокаленное стекло.

— Я скажу тебе мое условие, если ты спасешь кобылу, — быстро ответила она.

— Я не люблю бессмысленных игр, королева, — медленно сказал маг, — но я уже знаю, что ты попросишь за жеребенка. Нет, Луретта, ты не вправе просить об этом, ведь мне проще уйти и оставить все как есть. Да, я могу спасти кобылу, жеребенка, и… ее…, но тогда и она и жеребенок будут принадлежать мне.

— Не делай этого, — тихо сказал советник, но королева словно не слышала его. Внезапно оробев, она попросила:

— Скажи мне, Повелитель Драконов, скажи, что она сама поправится!

— А что говорят твои врачеватели? — вопросом на вопрос ответил маг. И, хотя в любом другом случае это посчиталось бы за великую дерзость, никто и не подумал упрекнуть старика в невежестве.

— Они ничего не могут сделать, она угасает, как догорающая свеча, — тихо отозвалась королева.

— Ну вот, ты же знаешь ответ на вопрос, который задала.

Мягко улыбнувшись, словно подбадривая Луретту, маг кивнул и вошел в стойло, откуда неслось пронзительное ржание. Брюхатая кобыла лежала на боку и тяжело дышала — малыш не шел. Маг присел рядом, глядя на породистое животное с красивой головой и длинной, собранной в косы белой гривой. Кобыла, достойная королевы.

— Что ты скажешь мне? — спросил он, поглядев на застывшую у входа в стойло Луретту. Та медлила, глядя на мага слезящимися глазами.

«Так не должно быть, — думала она с тоской. — Кобыла умрет, она умрет, и я останусь… с чем? С жеребенком. Но так у меня не будет ни ее, ни жеребенка, но будет кобыла, и я буду знать, что все живы… Но что страшнее? Эти демонические, прозрачные глаза, или смерть?»

— Сделай это, — тихо приказала Луретта, и по конюшне пролетел испуганный вдох.

Старик не медлил и, потерев руки одна о другую, поднес ладони к боку лошади, а потом вдруг утопил их в ее плоти так, словно не существовало ни кожи, ни мяса, ни ребер. Кобыла задышала спокойнее, и было видно, что мучения ее ослабли, и нет никакого вреда. Вскрикнула королева, ахнули конюхи, отступив назад, а маг, как ни в чем небывало, поводил руками внутри лошади, вынул совершенно чистые, суховатые кисти и встал.

— Она скоро родит, — сказал он, выходя из денника. — Когда жеребенку исполнится три года, отправьте его в Форт. А теперь, королева, я готов помочь твоей сестре.

В покои Каторины они шли куда медленнее. Луретта отослала прочь Салавия, чувствуя его отрешенность и неприятие происходящего. Королева отпустила и своих молчаливых телохранителей, чтобы не мешали. Она понимала, что если маг захочет ее умертвить, никакие воины не помешают ему осуществить задуманное. Теперь, с надеждой глядя на Повелителя Драконов, Луретта рассказывала о давней болезни сестры.

— Это началось в пятнадцать лет, когда она девчонкой бегала босой под дождем. Тогда мы убегали от нянь, чтобы измазаться и наиграться всласть. Нам, конечно, сильно доставалось. А потом у Каторины начался кашель. Он душил ее, когда поднимался вечерний туман и заставал сестру на улице. Врачеватели сразу сказали, что это нелечимая грудная хворь. Ее поили какими-то травами, зимой не разрешали выходить на улицу, и я помню, с какой тоской она смотрела на падающий за окном снег. Сестра могла жить лишь в тепле и сухости, в комнатах, где она училась, всегда было жарко натоплено, и у меня начинала болеть голова от этой духоты. Так шли годы, но две луны назад врачи сказали, что болезнь, которую они сдерживали все это время, с новой силой взялась за Каторину. Сестра стала слабеть, кашель выматывал ее, а потом горлом пошла кровь. Вот уже пятый день она без сознания и плохо дышит.

Луретта остановилась у покоев, которые охраняли двое.

— Скажи мне, ее возможно спасти?

— Я должен посмотреть, — протянув руку, маг отстранил стражницу — рослую горбоносую женщину в кожаной броне внутреннего гарнизона Серетили с золотым и алым теснением на груди, изображавшим стоящего на дыбах коня внутри пятиконечной звезды, — открыл дверь и недобро сощурился. В комнате было совсем темно, густой дымный туман потек белесыми языками на лестницу, причудливо завиваясь вокруг ног. Этот туман в своих плавных токах походил на танцующих в большом зале женщин, чьи мягкие движения передавали эмоции и настроения.

— Они окуривают ее, — пояснила Луретта, — так она перестает перхать кровью и стонать. Должно быть, она испытывает жуткую боль. Эти дурманы, — она запнулась, — сильные наркотики с острова Тур. У нас нет трав с таким действием. Она давно уже дышит ими… но теперь Тур так же далеко, как звезды, и столь же недоступен. И мои запасы дурман-травы подошли к концу.

— Они ей и не помогут больше, — возразил старик. — Пойдем, Луретта, сейчас самое хорошее время для начала новой жизни.

Маг шагнул в темноту, прошел по ворсистым лисьим шкурам, которые редко бросают под ноги, потому что мех лисы слишком недолговечен. Мимо кровати, под легкими пологами которой лежала худая, изъеденная болезнью больная, к высокому закрытому ставнями и задернутому бардовыми занавесями окну. Старик отодвинул портьеру и распахнул окно, в которое тут же ворвался назойливый, предутренний ветер.

— Ей нельзя, — робко напомнила королева.

Напряженно замерли оба стражника, ожидая приказания. Они прекрасно понимали, что с магом обычным оружием не совладать и, в случае приказа, им останется только умереть первыми, давая возможность своей госпоже сбежать.

— Она уже на полпути к миру мертвых, — ровно отозвался маг. — Лишь весна и начало дня могут дать ей новую жизнь. Огонь и вода.

Нагнувшись, он подбросил дров в камин так, что разгоревшееся пламя осветило комнату.

— Думаю, тебе лучше уйти, королева. И проси уйти внутреннюю стражу.

— Я хочу видеть! — отчаянно возмутилась Луретта.

— То, что будет происходить здесь, развеется лишь с первым лучом солнца, королева. Те, кто придут сюда, могут тебя напугать…

— Он призовет демонов и навсегда продаст ее душу некромантам, — прошептала стражница, не справившись с дрожью в голосе. Она застыла в дверях, не решаясь зайти, но и не в силах уйти с поста у кровати своей госпожи.

— Менос, выйди, — властно приказала Луретта. — И уведи Ингуру. Я останусь с магом одна.

— Королева, — взволнованно возразила женщина. — Я не хочу оставлять госпожу Каторину, я служила ей честно все эти годы и вы гоните меня теперь, когда моя помощь может быть…

— Выйдите и закройте двери, — процедила сквозь зубы Луретта, за грозной решимостью скрывая свой собственный страх.

Едва наклонив голову, Менос вышел за дверь и оттеснил Ингуру. В его движениях чувствовалось облегчение, но на пороге он все же замялся, оглянувшись на свою госпожу. Хороший солдат.

— Идите, — Луретта махнула рукой, — вы мне не нужны сейчас.

— Уважаю твой выбор, королева, но не советовал бы, не советовал, — Менос покачал головой и затворил дверь.

Маг присел на край кровати и стал сбрасывать на пол подушки и одеяла, на которых темнели редкие бурые пятна, пока худенькая и бледная Каторина не осталась лежать посреди широкой кровати в одной ночной рубашке. Глаза девушки глубоко запали, очерченные темными кругами; губы побелели, вытянулись в тонкую линию. В левом уголке рта запеклась кровь. Маг поднялся и затушил одну за другой все курильницы. Ворвавшийся в комнату порыв ветра мигом очистил воздух, пробрал Луретту до самых костей, и королева невольно попятилась, чувствуя, что ветер этот вызван магической волей.

— Еще можно уйти, — подходя к камину, напомнил маг.

— Нет. Ты не причинишь ей вреда, ее душа…

— Я волью в ее тело жизнь, но не трону ни сердца, ни душу. Я прогоню огнем хворь из ее легких и разгоню кровь по жилам. Я никогда не нарушаю своих обещаний. Ты помнишь мои слова?