Тринадцатая стихия (СИ)

– Ублюдок… ублюдок… ублюдок, – шептала девушка, глотая слезы. Ей было обидно за насмешку, за то, что она действительно не понимала происходящего, и совершенно по-детски пряталась за злыми оскорблениями. А он всё видел и знал. И наслаждался этим.

– Не самая высокая плата за то, что ты останешься жить, – меланхолично произнес Аш, укладываясь рядом на траве и наблюдая, как девушка сворачивается клубком, пытаясь закрыться от него.

– Зачем мне теперь жить? – рука Тари потянулась по траве, нашарила там кинжал – подарок отца, который всегда носила с собой, и который теперь валялся рядом с разорванной туникой. Крепкая рука друида схватила хрупкое девичье запястье:

– Даже не думай. Если я кому-то оставляю жизнь, то только я имею право ее отнять. Такое у меня правило, – холодно произнес Аш, глядя в глаза эльфийке.

– Да что ты за чудовище такое? Дай хоть умереть, выродок! – воскликнула в сердцах Тари.

– Умереть? В этом мире ты всегда успеешь умереть. Иди и умри. Только нет в этом ни доблести, ни чести. Найди в себе силы жить. Ненавидь меня, убей, если сможешь. Живи столько, сколько потребуется, чтобы стать настолько сильной, чтобы убить меня. Живи и каждый день становись сильнее, чтобы не опозорить того, кто подарил тебе этот кинжал. Чтобы смыть кровью то, что я с тобой сделал, если считаешь, что я совершил что-то плохое, – глаза сумеречника были холодны, как лед.

– Жить, чтобы ненавидеть?

– Не самая плохая цель. Научись ненавидеть, – Аш усмехнулся и накрыл губы девушки поцелуем. Это был самый первый поцелуй. От него.

Сопротивляться было бессмысленно. Она и не сопротивлялась, позволяя эльфу делать с ее бесстыдным телом, предавшим ее, всё, что угодно, цепляясь за новое рождающееся чувство. И ненавидела каждое прикосновение, каждый поцелуй, заставляющий вздрагивать от неправильного удовольствия. Счет времени был потерян, Тари тонула в волнах наслаждения и жгучей ненависти и злилась на собственное бессилие, на невозможность запретить телу чувствовать эту нежность, эту страсть, эту ласку. Сходила с ума, не в состоянии прекратить это, вновь и вновь выгибаясь в экстазе под умелыми действиями сумеречника. И копила в себе ненависть, желая увидеть тот день, когда уничтожит чудовище, так надругавшееся над ней, заглушая тихий голос, говоривший, что всё не так.

Вечерние сумерки сгустили воздух, когда Аш всё же решил прекратить любовную игру, за которой незаметно промелькнул день. Вытянув шнурок из ворота туники девушки, он захлестнул петлей рукоять кинжала и, как подвеску, нацепил себе на шею.

– В тот день, когда сможешь снять это с меня, ты будешь свободна.

– Зачем тебе это?

– Да незачем вообще-то, но иногда становится скучно жить в одиночестве, – спокойно ответил эльф, одевшись и повесив лютню девушки за плечо. К музыкальным инструментам Аш испытывал уважение, поэтому не собирался оставлять их на поляне. Собравшись уходить, он подхватил на руки эльфийку.

– Ты не сможешь идти, ведь так?

– Я никуда с тобой не пойду! – запоздало попыталась протестовать она.

– Хм, а я тебя и не спрашиваю. Я сам решаю, что мне с тобой делать. Смирись с этим, – равнодушно хмыкнул сумеречник и понес девушку на руках, удаляясь от поляны по тропинке, которая сама стелилась ему под ноги.

Дом Аша показался вскоре – то ли он был недалеко от поляны, то ли сумеречник шел слишком быстро, то ли Тари вовсе потерялась во времени и не заметила, как они пришли сюда. Внешне строение и на дом-то не походило: густо оплетенные плющом стены, поросшая мхом крыша, деревья, столь тесно обступившие хижину, что ее и вовсе не было заметно, если не знать, куда смотреть. Эльфийка невольно поежилась, представляя, как жилище должно выглядеть внутри. Друид неслышно произнес заклинание, и дверь открылась. Крепкая дубовая дверь со стальной оковкой.

Наступило время удивляться. Дом сумеречника оказался внутри не просто пригодным жильем – нет, там было очень уютно. По-простому, без изысков: небольшая чистая кухонька, более просторная спальня. Аккуратный очаг, добротная кровать, кованый сундук. Полки с магическими книгами, дверь в кладовую. Скромное, но очень приветливое убежище отшельника. Тари была в изумлении. И только сейчас обратила внимание на то, как был одет Аш: зелено-серая легкая льняная туника с вышивкой по краю, серые штаны тонкого и явно дорогого сукна, мягкие сафьяновые сапоги. Висящие на стене изящные клинки эльфийской ковки дополняли общую картину, говоря о том, что друид вовсе не беден – и не такой бирюк, каким показался изначально. Сумеречник был не чужд утонченности и красоты в вещах, которые носил. Да и дом его был опрятней, чем у многих жриц. Простота не указывала на бедность – скорее, на неприхотливость хозяина.

– Как же так? – не сдержав удивления, произнесла Тари: она-то была готова к медвежьей берлоге. И вдруг – такой уютный дом. Жилище может многое сказать о своем хозяине, и в голове девушки не укладывалось, как это чудовище, насильник, мог жить в таком приятном во всех смыслах доме. С другой стороны – насильник ли, ведь в своем праве? Да и не чудовище вовсе. Но этот слабый голос снова был задавлен.

– Как-то так, – пожал плечами Аш, снял лютню с плеча, удерживая девушку одной рукой, положил инструмент на постель и унес эльфийку из спальни.

– Что ты опять надумал? – обреченно спросила Тари.

– Да ничего особенного, помыть тебя малость надо, – сумеречник был воплощением спокойствия, казалось, он вообще делал нечто привычное.

– И скольких ты уже… мыл? – неожиданно вспыхнула девушка, щеки залились румянцем. Казалось бы, после происходившего на поляне стесняться уже не имело смысла, но почему-то от мысли, что почти двухметровый увалень будет ее мыть, эльфийке стало не по себе.

– Ты первая. Не волнуйся, я буду осторожен, – насмешка вернулась во взгляд эльфа. Поставив девушку на пол и удерживая одной рукой, чтобы не упала, Аш зачерпнул воды из большого чана, стоявшего в очаге, и принялся поливать тело эльфийки. Вода была теплая, чему Тари порадовалась. И снова вспыхнула, закрыла глаза, сгорая со стыда, когда осторожная ладонь заскользила по мокрой коже, смывая пыль и крошки земли, оставшиеся после поляны. Потому что эти прикосновения были слишком приятны. Тело отреагировало мгновенно, а сумеречник, казалось, издевался, выглаживая все потаенные места, словно опять лаская, словно соблазняя. Когда ловкие пальцы проникли в ее лоно, девушка не выдержала и застонала.

– Проклятье, только не снова, – неслышно прошептала она. И услышала смех в ответ.

– Святые небеса, ну что за девица, стоит притронуться – уже горит желанием, – Аш откровенно хохотал, заканчивая мыть свою пленницу.

– Скотина! – возмутилась Тари.

– Да-да, пой, птичка, пой, мне голос твой приятен, – не унимался эльф, продолжая смеяться. Завернутая после мытья в пушистое полотенце, девушка была доставлена обратно в спальню.

– Как зовут тебя? – неожиданно спросил друид.

– Тебе зачем?

– Не могу же я тебя девкой звать.

– Тари, – огрызнулась она: быть постоянно называемой девкой ее вовсе не радовало.

– Соловей? И вправду, птичка, – усмехнулся сумеречник. – Лежи здесь и не чирикай, птичка, – наставительно произнес он, всё еще давясь смехом, стоило взглянуть на разъяренную раскрасневшуюся эльфийку, туго спеленатую полотенцем, и развернулся.

– Ты куда собрался? – спросила Тари, безуспешно пытаясь выпутаться.

– Уже соскучилась? Не волнуйся, вернусь скоро, – усмехнулся эльф и вышел из комнаты. Послышалось шуршание одежды и плеск воды.

– Да кому ты нужен? – возмутилась девушка, но вышло неубедительно и как-то по-детски обиженно.

Сумеречник вернулся посвежевшим, переодетым. И с подносом в руках. На большом подносе аппетитно громоздились фрукты, овощи, нарезанное ломтиками вяленое мясо, сыр, лепешки и два кубка. Всё это дополнял кувшин, от которого исходил запах тонкого вина, настоянного на травах.