Тринадцатая стихия (СИ)

– Конечно. Это закон природы, я просто следую ему. Всякий зверь убивает ради пищи. Кто-то убивает траву и плоды, кто-то рыбу и птиц, а кто-то и зверей.

– Но ты же… – Тари запнулась, так не договорив.

– Не зверь? Да нет же, зверь. Я волк, и моя святая обязанность – убивать слабых, оставляя жизнь сильным, чтобы они смогли дать сильное потомство. Это баран был настолько глуп, что позволил сопернику загнать себя на край утеса. Зачем нам глупые бараны? У них и молоко будет глупое, – рассмеялся сумеречник, и девушка вдруг начала понимать, что он всё-таки прав. Опять прав.

– Зверь.

– Угу. А в твоих краях разве нет охотников, они зверей не убивают, и вы мясо не едите? – внезапно озадачил вопросом девушку друид. К такому повороту разговора она была явно не готова. И призадумалась. Были у них охотники, и мясо они тоже ели. Просто она никогда не размышляла о том, как появляется это самое мясо на их столах. Не считала важным. Потому и огрызнулась:

– Откуда ты такой умный взялся только?

– Да оттуда, откуда и все. Просто прожил много, много видел. И при этом – жив до сих пор, – Аш откровенно смеялся над девушкой.

Жаркое из барана было вкусным, и Тари больше не задавала глупых вопросов, понимая, что ее опять высмеют. Всё, о чем говорил друид, было закономерным и принималось эльфами как нечто само собой разумеющееся. Они отрицали лишь вид охоты ради удовольствия, когда зверей уничтожали бездумно, не ради еды. Таких «охотников» эльфы карали безжалостно, и что-то подсказывало девушке, что так происходило во всех мирах. И в каждом дети лесов следили за тем, чтобы равновесие не нарушалось.

– А есть миры, в которых нет эльфов? – неожиданно спросила Тари.

– Наверное. Хотя не наверное, точно есть. Я видел выходцев из таких миров, где о нашей расе слыхом не слыхивали. И тех, в чьих мирах мы остались лишь в легендах.

– А кто же там оберегает леса, поддерживает равновесие?

– Хотел бы я это знать. Иногда мне кажется, что миры, в которых никто не держит равновесие, – неправильные. И обречены на самоуничтожение.

– Это как-то… слишком неправильно. Как же без лесов? В ответ Аш лишь пожал плечами: он и сам этого не понимал.

Весенняя звонкая капель весело барабанила по подтаявшему насту, растапливая иней на ветвях. Солнце улыбалось. Улыбалась и Тари, присев на корточки и рассматривая робкий подснежник. Зимние холода отступили, лес просыпался на глазах, засвечивая редкие проталины первыми цветами.

– Нравится? – спросил Аш, склоняясь над улыбающейся девушкой.

– Ага.

– Тогда держи, – и не успела Тари опомниться, как хоровод светлых искорок спустился ей на голову венком подснежников.

– Ой, – только и смогла ответить эльфийка, осторожно ощупывая живое украшение.

– А так нравится?

– Ага… но они же завянут, не надо было.

– Эти не завянут, – рассмеялся друид.

Снег давно сошел, и Аш снова начал петь по ночам, сидя на просохшей крыше, обнимая свою медовую девочку, как он привык называть Тари. Ей нравились эти ночи, и песни ей нравились. И даже иногда забывалось, кто обнимает ее плечи и кто поет эти красивые песни. Иногда она брала в руки лютню и тихонько подыгрывала, осторожно касаясь струн, чтобы случайно не испортить чарующую мелодию голоса эльфа.

Эта ночь была обычной – и всё же не такой, как все. Молодой месяц не затмевал своим светом звездных россыпей. Таких далеких и чужих звезд, к которым Тари почти привыкла за столько месяцев в этом мире. Только Аш сегодня был не таким, как всегда. Притихшим. Эльфийка даже удивилась, когда в ночной тиши зазвенел его серебряный голос.

Нестройные, непривычные строки песни гулкими ударами сердца отзывались в груди Тари. Эта песня, такая неправильная, была слишком непохожа на те, что Аш пел раньше.

– Почему? – шепотом спросила девушка, не понимая сама, из-за чего выбрала именно этот вопрос. Что-то неправильное происходило, что-то необратимое. И от этого становилось больно. Аш поднялся во весь рост и, осторожно удерживая за плечи, помог подняться Тари.

– Потому что я люблю тебя.

Эльфийка вздрогнула и подняла взгляд, всматриваясь в глаза сумеречника. Непривычно-серые глаза. Невозможно-грустные.

Она понимала, действительно понимала: он только что произнес приговор. Не ей, себе. Но разве дело в том, что слова сказаны вслух? И всё же ей было бы легче, проще, если бы она их никогда не слышала. От него. Легче ненавидеть. Он стоял совершенно беззащитный, такой непривычный и чужой, без насмешек, без дикого звериного взгляда. Почему его глаза стали серыми? Она молчала, так ничего и, не сказав в ответ. Лишь спрятала лицо на его груди. Чтобы больше не видеть этих глаз, не видеть того, что читала в них. Защититься от него, от этого взгляда. Потому что на него она могла ответить.

– А если она сорвется, ответит ему взаимностью? – Время, Саз.

– Тогда он станет непробиваемой скалой, – Огонь, Рин.

– Не сорвется, у меня не сорвется, – Воздух, Риз.

– Да уж, ты сплел хорошую иллюзию, – Земля, Тар.

– Угу, он у нас мастер на такие штуки, – Сущность, Кир.

– Мастер лжи, – Вода, Син.

– И всё-таки, что скажет ифирин? – Свет, Йей.

– Ты только о нем и беспокоишься, – Металл, Тил.

– Мы все о нем беспокоимся, – Вероятность, Сел.

– Ага, особенно Риз, – Молния, Зар.

– Он только о себе волнуется, – Путь, Арк.

– Нет, всё же мы что-то упустили, – Итог, Йут. Но его опять никто не услышал.

Острые, как лезвия, когти рвали ее на части, клыки впивались в тело, высасывая кровь. Она кричала, надрывая голосовые связки, но ни единый звук не прозвучал. Тогда она начала задыхаться, продираясь сквозь липкий туман, пытаясь убежать от этих когтей и клыков, от оглушающего рева. Поскользнулась, упала. И падение стало бесконечным, пропасть затягивала ее, омерзительные рожи корчились в ядовитом смехе по стенам. Склизкие руки тянулись к ней прямо из этих стен. Она снова закричала.

– Проснись, это просто сон, просто кошмар, проснись же, – такие знакомые теплые руки выдергивали Тари из вязкой мути сна. Она очнулась, всхлипывая, пытаясь надышаться, вздрагивая всем телом.

– Это просто сон. Не бойся. Просто сон.

– Страшно, очень страшно…