Дорога Короля

У него не хватило ума просто спросить себя: «А почему, интересно, женщины предпочитают мне других? Чему я должен научиться, чтобы женщины и в меня влюблялись? Как мне преодолеть собственный характер и стать лучше и умнее?»

Вместо этого он задавал себе только один вопрос: «Кто может помочь мне наладить отношения с этой женщиной?»

Надо сказать, подобный вопрос задавали себе и многие его приятели — тоже, в общем-то, изрядные дуралеи. Короче говоря, Джиллет оказался пятым или шестым в той череде парней из Предмостья, которые один за другим представали перед самым знаменитым в графстве алхимиком, что жил на окраине их селения. И все эти молодые люди просили об одном: изготовить для них приворотное зелье.

Говорят, что главное отличие одного мага или алхимика от другого заключается в том, насколько у кого-то из них больше возможностей для одурачивания людей и насколько безопасны те средства, которыми они при этом пользуются. Упомянутый выше алхимик отличался достаточно большим выбором средств для обмана клиентов. Как известно, сквайры и графы обычно обращаются за советом к магам, а простые крестьяне и арендаторы — к алхимикам. Разумеется, тот тип, к которому заявился со своей просьбой Джиллет, был сущим шарлатаном. Между прочим, он, не будучи глупцом, вполне соглашался с подобным мнением о себе — но только в обществе людей, достаточно умных, таких, которые никогда не стали бы ничего у него просить. Но такому дуралею, как Джиллет, он никогда бы не открыл своего истинного лица.

В общем-то, каким бы шарлатаном он ни был, ему уже порядком надоела бесконечная вереница юнцов, требовавших изготовить для них зелье, способное приворожить вдову Гюшетт. Один сраженный любовным недугом деревенский олух — скажем, раз в полгода — это еще куда ни шло; да и выгоду какую-никакую приносило. Три олуха подряд — это забавно, хотя и попахивает неприятностями. Но пять или шесть за лето — это уже утомительно и очень опасно. Алхимику грозили большие неприятности, если бы в Предмостье обнаружилось, что все пять или шесть любовных напитков, сваренных им, оказались бездейственными.

— Домой ступай! — прорычал алхимик, когда Джиллет сообщил, что ему надобно. — Состав такого зелья слишком сложен и дорог. Тебе не по карману. Уходи, я ничего не стану для тебя готовить.

Но Джиллет, никогда не умевший видеть и на два шага вперед, заявил:

— А мне все равно, сколько это будет стоить! Я заплачу, сколько попросишь. — Вопрос о том, где взять деньги, ему даже в голову не приходил; он был уверен, что вполне сможет раздобыть нужную сумму. В конце концов, у вдовы Гюшетт золота сколько угодно!

Однако уверенность Джиллета алхимика отнюдь не окрылила. Шарлатан ведь по природе своей не в силах отказаться от денег. Но этот шарлатан уже успел раздать свое приворотное зелье слишком многим и понимал, что если Провидение не вдохновит вдову выбрать кого-то из первых четырех-пяти поклонников, то его репутация алхимика будет безнадежно подорвана, а соответственно исчезнут и все доходы.

И алхимик, желая обезопасить себя, назвал Джиллету такую сумму, от которой на любого крестьянского сына столбняк бы напал.

Но не таков был наш Джиллет! Он был готов выплатить любую сумму, ведь он даже и не помышлял о том, чтобы сделать это самому.

— Отлично, — спокойно согласился он. А затем, желая показать, какой он умный и деловой, прибавил: — Но если твое зелье не подействует, ты вернешь мне всю сумму с процентами!

— Ну конечно! — согласился алхимик, поняв, что у него нет сил отказаться от таких денег. — Хотя до сих пор все изготовленные мною любовные напитки приносили удачу, иначе я давно бы уж сменил их состав. Ладно, договорились. Приходи завтра с деньгами.

И он поспешил закрыть дверь, чтобы Джиллет не успел передумать.

А Джиллет пошел домой, размышляя по дороге и только теперь начиная понимать, что сам себя поставил в весьма неловкое положение. Что правда, то правда: любовь вдовы Гюшетт могла здорово поправить его финансовые дела, однако звонкой монеты она пока что явно не сулила. А Джиллету позарез нужна была именно звонкая монета; без денег нечего было и рассчитывать воспользоваться капиталом вдовы. Но вот денег-то как раз у Джиллета и не было. Во всяком случае той суммы, которую назвал алхимик. Если честно, Джиллет ни разу в жизни даже не видел такой кучи денег.

И у него не было ни малейшей надежды раздобыть такую сумму. Да и особыми умениями, которые позволили бы ему столько заработать, он не обладал. И никакой собственности, которую можно было бы выгодно продать, у него не имелось…

Где же такой бедняк, как Джиллет из Предмостья, мог раздобыть столько денег?

Ну, где же еще?

Конечно у ростовщика! И Джиллет, поздравляя себя со столь хитроумным решением, отправился к ростовщику.

Он никогда еще не имел дела с ростовщиками, но кое-что все же о них слышал. Некоторые из лихоимцев, по слухам, три шкуры с должников не драли и не слишком строго требовали уплатить точно в срок. Впрочем, строгость Джиллета особенно не пугала, хотя он, естественно, предпочитал иметь дело с людьми доброжелательными. И прямиком от «честного» алхимика отправился на поиски «доброго» ростовщика.

К сожалению, такие нестрогие ростовщики могли себе позволить быть добренькими только потому, что подвергали свой капитал весьма небольшому риску, требуя непременных дополнительных гарантий, без которых не желали рискнуть и медным грошом. Однако и это требование ничуть Джиллета не смутило. Он, в общем, вполне способен был понять, что такое дополнительные гарантии, но никак не мог уразуметь, почему в качестве гаранта не может выступать вдова Гюшетт. Он же все рассчитал: он возьмет у вдовы денег, чтобы расплатиться с алхимиком; затем волшебное зелье завоюет ему сердце вдовы, а уж потом из ее богатств можно будет заплатить и ростовщику. Где здесь мог таиться подвох?

Но ростовщик моментально почуял в стройном плане Джиллета слабое место. И с видом скорее печальным, чем сердитым отослал просителя прочь.

Впрочем, и другие лихоимцы точно сговорились. По-разному проявлялось лишь их сочувствие к Джиллету, но отнюдь не их нежелание давать ему деньги взаймы.

Ну что ж, подумал Джиллет, без приворотного зелья мне вдову ни за что не заполучить. Значит, я должен купить это зелье во что бы то ни стало!

И он, прекратив поиски «доброго» ростовщика, устремился искать счастья в мутной воде, точно потерявшая голову рыбешка: он решил заключить сделку с таким ростовщиком, который всех на свете презирает, потому что всех на свете боится. А боятся такие ростовщики потому, что постоянно рискуют. Они не требуют никакой дополнительной гарантии, зато требуют совершенно немыслимый процент при возврате суммы.

— Пятая часть! — возмутился Джиллет. Такой процент даже ему показался чересчур высоким. — Да ни один ростовщик в Предмостье столько не запрашивает!

— Так ни один другой ростовщик в Предмостье так сильно и не рискует, — прохрипел лихоимец, справедливо опасаясь за свои денежки.

Это верно, подумал Джиллет. И потом для этого дуралея что одна цифра, что другая — разницы почти никакой, а он твердо надеялся, что быстренько завоюет сердце вдовы и процент слишком сильно не вырастет.

— Хорошо, — сказал он, — я согласен на твои условия, раз ты не требуешь дополнительных гарантий. Я же не могу допустить, чтобы мой замечательный план рухнул. Одна пятая суммы через год — это, на мой взгляд, не слишком много, если учесть, сколько я выиграю… — И он с достоинством откашлялся, чтобы подчеркнуть важность момента, а потом прибавил: — Тем более мне твои деньги понадобятся самое большее недели на две!

— Какой там год? — Ростовщик чуть не потерял дар речи. — Ты должен возвращать мне двадцать процентов от взятой в долг суммы каждую неделю! И то я слишком сильно рискую. А не хочешь, так отправляйся просить денег у таких же олухов, как ты сам!

Итак, двадцать процентов он должен будет уплатить уже через неделю! Джиллет остолбенел. Возможно, на какое-то мгновение в его душе шевельнулись сомнения. Возможно, ему даже захотелось отказаться от своего драгоценного плана. Одна пятая долга в неделю, и это каждую неделю… А что, если приворотное зелье не поможет? Или же просто будет действовать слишком медленно? Ему ведь никогда таких процентов не выплатить — ни первых двадцати процентов, ни вторых… Не говоря уж о самой исходной сумме. Нет, это настоящий грабеж!