Гроза над Дремучим Миром (СИ)

Южная граница Дремучего Мира проходила по Афганистану и Ирану, огибала Каспий и сворачивала к Сирии. В древнем Дамаске, одном из тех немногих городов мира людей, которые существуют одновременно в двух измерениях, Гавр, наконец-то, позволил себе краткий отдых. Здесь он обязан был посетить средиземноморского наместника, чтоб предупредить о том, что должен пересечь его территорию.

Умар не слыл миротворцем и миролюбцем, скорее, наоборот. Но его жадные глаза смотрели лишь на юг и уж никак не на северный Дремучий Мир, утопающий в лесах и болотах. В отличие от других наместников, он не был изгоем у Демиурга, но алчность помешала ему спокойно пребывать в лучах его милости. Он не принял Новый Закон и со спокойной совестью перешел на службу к Лютому Князю, который и передал ему освободившийся после смерти Соломона и давно пустующий трон обширного Средиземноморского наместничества. Умар любил роскошь, как и следовало того ожидать от арабского нефтяного магната. Он был одним из тех наместников, кто имел самые тесные финансовые контакты с Тварным миром.

Гавр вошел в душные палаты и произнес приветствие на древнем языке, но не отвесил обязательный при этом легкий поклон, потому что утонувший в шелках и парче Умар даже не удосужился встать, а лишь лениво кивнул в ответ головой.

— Когда ты окончательно заплывешь жиром, тебе некуда будет повесить оружие, — холодно сказал Гавр, оскорбясь таким приемом.

— А зачем мне оружие, — все так же лениво молвил Умар. — Неужели я стану сам кого-то убивать? Для этого есть верные слуги, не боящиеся испачкать руки в крови.

— А если тебе нужно будет защитить свою жизнь? — спросил наместник Дремучего Мира, начиная злиться.

— Мне-то нечего бояться, уважаемый Гавр. Впрочем, что это я. Присаживайся, ты верно устал с дороги? Не сомневайся, тебе будут оказаны все необходимые почести.

Гавр присел, нахмурясь, на пышное кресло, подозревая пока еще неясный намек в словах Умара.

— Можешь не беспокоиться о "необходимых почестях". Я спешу, — сказал он недовольным тоном. — Я здесь лишь затем, чтоб предупредить тебя о том, что должен пройти по твоей территории.

— Нет, нет! Ничего не хочу слышать об этом! Ты непременно должен отужинать у меня сегодня вечером и как следует отдохнуть! — неожиданно настойчиво возразил Умар.

Гавру показалось странным внезапно проснувшееся гостеприимство южного наместника, но этикет не позволял отказываться. Впрочем, что для Гавра этикет? Просто его интуиция что-то подсказывала ему. Он согласился.

Его проводили в тихие покои, увешанные тяжелыми бархатными шторами, где сама атмосфера: темные тона, благовония, почти полное отсутствие дневного света, располагали к безмятежному отдыху и сну. Но Гавр не собирался отдыхать. Ему было не по себе, хотя он был в гостях у Умара не впервые.

Пришли гурии и остановились у порога, замерев в поклоне. Гавр растерянно смотрел на них и теребил свой подбородок, раздумывая и пытаясь глубже понять свои смутные предчувствия. В конце концов одна из трех гурий, состоящая, конечно же, из плоти и крови, не выдержала долгого стояния в наклонной позе и чуть пошевелилась, пытаясь размять затекшие члены. Ее подруга, заметившая это движение, шикнула на нее и что-то гневное едва слышно сказала по-арабски. Это выдернуло Гавра из забытья.

— Что вам? — спросил он на том же языке, хотя, конечно, знал, зачем здесь гурии.

Те переглянулись, не поняв, а та, что посмела шевельнуться, озорно хихикнула и тут же зажала рот рукой после толчка в бок старшей подруги. Ответа от них не последовало.

— Не надо, — все так же рассеянно произнес Гавр. — Уходите.

Он махнул рукой и отвернуться, чтоб снова сосредоточиться на своих мыслях, но они бесследно исчезли. Он не смог даже вспомнить, о чем только что размышлял. Кажется, он нашел какую-то ниточку, но теперь она была безвозвратно потеряна. Он обернулся на дверь. Гурии все так же неподвижно стояли у порога. Только та, что хихикала, украдкой поглядывала из-под шелкового покрывала.

Много повидавший за свою жизнь красавиц, Гавр остался равнодушен к пышным прелестям гурий, но эти озорные глаза цвета зеленого чая напомнили ему другие. Их взгляд был таким же диким и упрямым, как у Беатриче, только другого оттенка.

— Ну, хорошо, — сказал он снисходительно. — Вы можете идти. А ты останься.

Сам пока еще не понимая, зачем, он указал на ту, что стреляла глазами. Но она, по-видимому, сама все отлично поняла. Как только ее подруги скрылись за дверями, маленькая гурия подлетела к Гавру и, усевшись рядом с ним на диван и подобрав под себя ноги, обвила его длинными руками.

— Постой-ка. Не спеши, — опешил наместник. — Скажи, как тебя зовут?

— Айшгур, — нежно молвила дива и снова кинулась его обнимать.

Гавр не хотел изменять Бет. Не потому что это было нехорошо или он был связан каким-то обещаньем, просто он уважал ее и посчитал бы себя предателем. Если бы еще… Он обладал сильной волей и незаурядным терпением, но рядом с ним была гурия, само обольщение во плоти. А он был мужчиной. И он не устоял, в последний момент решив послать к чертям матримониальные предрассудки, так характерные для людей.

А вечером Умар устраивал пир, ибо это был именно пир, а не ужин. На нем присутствовала прорва разномастного народа, большая часть которой и не подозревала, с кем сидит за одним столом. Гавру было уготовано место рядом с Умаром по левую руку, а по правую сидел незнакомец с черным лицом и странным взглядом. Гавр мог поклясться, что он его знал и видел, но, пожалуй, лишь однажды и потому не мог вспомнить, когда и при каких обстоятельствах.

— Позволь представить тебе: Бейшехир. Тоже мой гость, — сказал Умар Гавру, заметив подозрительный взгляд наместника Дремучего Мира на своего визави. — Он прибыл сюда раньше тебя, и потому, прошу покорнейше простить меня, не смотря на мое безграничное уважение к тебе, я посадил его по правую руку.

Странный гость при этом встал и почтительно поклонился Гавру, который сделал то же в ответ. Когда с церемониями было покончено, Бейшехир принялся равнодушно пить вино, обводя скучающим взглядом кутящую толпу. При этом Гавру показалось, что он старательно избегал его взгляда.

В большом белом зале стоял невообразимый шум из-за сливающихся в одну монотонную какофонию голосов гостей, звона бокалов и фарфора. Мысль тонула в этом гуле, словно в топком болоте. И все же Гавр прислушивался. Он обладал сверхчутким слухом, одним из тех дарований, что достались ему в наследство от его преподобного отца. Одним углом рта он посылал ответную апатичную улыбку Умару, краем глаза следил за сидящим напротив чернолицым незнакомцем и сквозь шум толпы пытался разобрать уловленный им случайно разговор двух нукеров, стоящих у входа в палаты.

Это были слуги Бейшехира. Они стояли в стороне от пиршества, тихо переговаривались и ждали, когда их хозяин вспомнит о них и велит покормить на кухне.

— Я не привык к такой жаре, — говорил один другому, отдуваясь. — Когда в горах тебя постоянно продувает ветер, то к такому пеклу нелегко приноровится.

— Ничего. Потерпи, не долго осталось, — отвечал ему второй. — Как только хозяин уладит здесь дела, мы отправимся домой.

— И что за дела у него здесь могут быть?

— Тише ты! Поменьше спрашивай лучше, пока голова цела.

— Да я просто так, любопытно.

Тут пришел слуга Умара и пригласил нукеров на кухню. Гавр не мог их больше слышать.

"Они пришли с гор. Это ясно. Но зачем? — думал наместник. — Неужели…"

— Почему ты такой невеселый? — спросил Умар, прервав его размышления. — Или наши гурии тебя плохо веселили?

При этом его круглое лицо расплылось в сладкой улыбке, как студень на солнце. Гавр не в силах был ответить ему тем же, глядя на эту гримасу, а лишь сжал зубы, чтоб не сказать что-нибудь злое. Ему вспомнилась ласковая Айшгур, и кошки заскребли на душе. Беатриче… Надо поскорей выбираться отсюда.

— Ты, конечно, останешься еще погостить? — спросил Умар, все так же улыбаясь.