Воин мрака

– Я люблю тебя, прекраснейшая из богинь и богиня среди красавиц! – искренне сказал Середин и сделал шаг вперед, с трудом сдержав желание обнять и поцеловать повелительницу смерти.

– Ты думаешь, я пришла предупредить тебя об опасности? – удивилась Мара, и платье ее стало легким, ситцевым, полупрозрачным и усыпанным алыми цветами, на голове же остался только платок, из-под которого свисала длинная толстая коса.

Ведун лишь улыбнулся, не рискуя согласиться вслух.

– Речи твои, как мед, мой ведун, – опять приблизилась ледяная богиня.  – Они ласкают мое сердце и тревожат душу, щекоча в ней что-то забытое и странное. И я никак не пойму, чего желаю больше: смерти твоей или жизни?

Мара оказалась совсем рядом, коснулась ладонью его лица, губ, прошла мимо, задев щекой его щеку, а телом – руку. Щека, конечно же, сразу онемела, а рука отнялась, повиснув бесчувственной плетью. Ведун повернулся вслед за гостьей – но та уже исчезла, растворившись в морозном воздухе.

– Забудь обо мне! Я больше не приду! – донеслись из пустоты прощальные слова прекрасной богини смерти.

– Разве можно о тебе забыть? – покачал головой Олег.  – Только ради тебя я в этот мир и пришел…

И, подтверждая его слова, плеснула рыба в реке, прокатился ветер меж вершин и призывно зачирикали встревоженные птицы.

Ясное небо продержалось над чащобами еще несколько дней, но морозы с каждым днем становились все ядренее и крепче, заставляя жалобно потрескивать деревья, а реки укрывая все более и более толстым ледовым панцирем. Ведун, ежедневно обходя свои снасти и ловушки, больше не встречал промоин ни на реке, ни на старице над бьющими со дна ключами. Прорубаться к раскиданным в омутах вершам становилось с каждым разом все труднее.

Однажды, выглянув на рассвете из своего низкого уютного шалаша, Олег увидел, как с угрюмого низкого неба густо валят крупные снежные хлопья. В этот день, совершая привычный обход, он снял лесные ловушки и выкинул на берег верши, а вечером запек в костре на ужин не пару карасей, а сразу десяток. И на рассвете, взнуздав отдохнувших лошадей, что все это время щипали вдоль берега густую, пусть и промороженную, осоку, поднялся в седло.

Под тяжестью трех выехавших лошадей лед на реке неуверенно затрещал. Однако ведуна это ничуть не обеспокоило. Он знал, что толщина ледяного панциря везде тут никак не меньше трех пальцев, и скакунов такой щит должен держать надежно. Теперь все – до первых весенних оттепелей за дорогу можно не опасаться. Олег вытянул из кармана вороново перо, положил на ладонь.

– Надеюсь, ты не по азимутам работаешь, – шепнул он, – путь удобный выбирать умеешь.

Середин дунул на перо. Оно взвилось ввысь, закружилось, словно в неуверенности, просело перед мордой его скакуна и стремительно порхнуло вверх по реке. Старый Карнаух был мудрым чародеем. Даже перо из его крыла знало, что прямой путь – далеко не самый близкий. Ломиться через буреломы не заставило.

Снег падал и падал, превращая всадника и двух его заводных лошадей в живые сугробы, но ведун упрямо продолжал свой путь – час за часом, размеренным шагом, никуда особо не торопясь, но и времени понапрасну не теряя. Он даже поел, не спешиваясь, прямо в седле, благо два запеченных ввечеру карася были с собой, спрятаны за пазухой.

Перо тоже не знало усталости, успешно петляя между снежинками, летело и летело вперед, минуя одни протоки и сворачивая в другие, иногда очень широкие, а иногда и совсем неказистые. И каждый такой отворот приводил ведуна на все более узкие ручейки. Уже в сумерках самый тощий из них в конце концов растворился среди густого высокого рогоза, означавшего, что путник попал в болото.

Летом здесь, конечно, было бы тяжело: влажность, навки, грязь, тина, криксы и комары, лихоманка и болотники. Но зимой вся эта нежить спала вместе с кровососами, а потому Олег спешился без колебаний – толстые стебли рогоза были для лошадей хорошей пищей. Перо, словно соглашаясь, сделало круг и опустилось в подставленную ладонь.

Новым днем Олег тронулся в путь только после полудня, позволив скакунам досыта набить брюхо. Вслед за пером путник пробрался через болото и вошел под густой ельник, уходящий круто вверх по склону холма. Ведуну даже пришлось спешиться, ведя лошадей в поводу, и медленно пробираться, огибая толстенные стволы рухнувших то ли от старости и ветхости, то ли от давней бури деревьев. Помучиться пришлось немало, убив на путь в полверсты не меньше трех часов, но дальше природа смилостивилась над гостем. Земля стала ровной, а лес – редким и малорослым. Скорее всего, под снежным одеялом лежало каменистое основание с тонким слоем почвы, разрастись на котором ни ели, ни сосны не могли: корням было не за что цепляться, а влага не задерживалась.

К сумеркам перо привело путника в ложбину с ивняком и осокой, а следующим вечером, миновав еще один редколесый перевал, ведун оказался на берегу очередного болота. Здесь он остановился на два дня, давая лошадям возможность отдохнуть и подкрепиться, а дальше – вслед за пером выехал на узкий ручеек, который влился в чуть более полноводный, а тот – во вполне приличную протоку. Это означало, что ведун, скорее всего, уже попал в верховья Печоры. Теперь, куда перо ни поверни – ломать ноги на камнях и перевалах более не придется. Путь по рекам будет ровный и спокойный.

Два дня Олег двигался вниз по протокам, которые становились все шире и шире. На третий, когда путник выбрался на довольно широкую, саженей в сто, реку, перо неожиданно повернуло вправо, круто на юг, снова заманивая путника в верховья, но уже по другую сторону водораздела.

Между тем снег все валил и валил, набравшись на льду выше чем по колено. Лошади двигались уже с изрядным трудом, а снегопад и не думал прекращаться. Выручали заросли рогоза, что часто попадались на излучинах или в местах впадения ручьев – высокие стебли не нужно было отрывать из снега, а потому несчастные скакуны набивали брюхо без особого труда. В таких местах ведун и старался остановиться на ночлег, порою переходящий в длинную дневку. Дорога становилась трудной, и если не давать лошадям отдыха – они могли запросто пасть.

Ведун понимал – если снегопад не прекратится, кони вскоре все едино завязнут в сугробах, не в силах пробить себе тропу. Несколько раз он даже пытался разогнать тучи наговорами. Увы, здешняя природа не желала подчиняться его шепоту. А для серьезной ворожбы у Олега не имелось с собой нужных свечей и трав. Как-то не пришло в голову запастись. С одной стороны – менять в пути погоду он не собирался, с другой – вьюнков и мать-и-мачехи завсегда несложно собрать прямо возле тропы…

Кто же знал, что зима их столь быстро на такую глубину закопает?

Ну, а колеса дорожного, на которое снегопад «намотать» можно, тут и вовсе верст на триста в любую сторону не сыскать.

Пятый день принес сюрприз – Олег ощутил запах дыма. В здешних безлюдных местах, особенно зимой, это была такая же неожиданность, как ездовой слон на автостраде, а потому ведун натянул поводья, поймал удивленно вернувшееся перо и повел носом, пытаясь определить, откуда доносится столь манящий для усталого путника аромат. Ведь где дым – там и жилье. А где жилье – там теплый дом, баня, мягкая постель. После месяца в седле Олег был готов отдать за все это половину оставшихся денег.

Двигаясь на запах, он свернул с реки, углубился в одну из проток и уже за второй излучиной увидел впереди, над белыми копнами, в которые превратились деревья, опасливо уползающую между макушками сизую пелену. Судя по поведению дыма, снегопад должен был закончиться еще очень не скоро. Ведун свернул к берегу, проехал меж двух кустов, облепленных снегом так плотно, что они походили на стену, свернул влево вдоль деревьев, скорее угадывая, чем различая, тропинку, и наткнулся на несколько островерхих холмиков, из макушек которых и тянулись дымы.

– Вулканы, что ли? – усмехнулся Олег неожиданному сходству, спешился, сразу провалившись почти по пояс, сделал несколько шагов вперед и выбрался на относительно ровную площадку, снега на которой было всего по щиколотку. Громко произнес: – Доброго вам дня, хозяева! Мир вашему дому!