В сердце роза

Ему указали дорогу и проводили в сад.

Атхафанама сидела у фонтана, там же, где — и часа не прошло, — Эртхиа здоровался с женами. И тремя дорогами сразу побежали мысли Эртхиа, когда он увидел сестру.

Во-первых, была она с его старшей женой Джанакиярой — одно лицо, одна стать. Ведь Джанакияра им приходилась родственницей и по отцу, и по матери. Только раньше Атхафанама, вдосталь накочевавшаяся по степи, была смуглее, стройнее, вольнее в движениях и речах. А теперь казалась почерневшей и иссохшей, и Эртхиа, никогда особенно не заботившийся о сестре (самовольно ведь пошла за Ханиса, без спросу и благословения!), испугался, как он раньше не замечал, что какая-то злая хворь изводит сестру. Ведь одни они были здесь родные друг другу, и вместе пережили бегство из Хайра и войну в степи. Джанакияра — не то. Общность судьбы сильнее общности крови и ложа.

Во-вторых, сидел на руках у Атхафанамы маленький Ханис, а тетка, глядя жалобно ему в макушку, гладила воспламененные солнцем рыжие кудри, такие же, как у ее мужа. Сама-то она не могла ему родить. И Эртхиа, еще корчась внутри от старой, старой обиды, понял, какая мука источила сестру. Но, нахмурясь, одернул ее:

— Избалуешь мне мальчишку!

Атхафанама вздрогнула, сорвала руки с головы Ханиса, смяла пальцы, виновато улыбнулась брату.

— Он еще маленький, не избалую.

Эртхиа нахмурил брови, повел взглядом по сторонам, откашлялся строго. Тут же с галереи сбежали няньки, подхватили рыжего Ханиса с теткиных колен. Увидев Эртхиа, Ханис потянулся к нему руками, растянул улыбку: крупные белые зубы еще не все выросли у него и такой забавной была его улыбка, точь-в-точь как у Кунрайо, что мысли Эртхиа, побежавшие по третьей дороге, наконец добежали, и он прикусил губу, и прокусил, спасаясь от стыда. Это Ханис-то маленький — ублюдок? Да я горло любому… Эртхиа протянул руку. Ханиса поднесли к нему. Трепанув его по волосам, подняв и подбросив, но так и не заставив себя посмотреть малышу в глаза, Эртхиа ничего лучше не нашел, как отправить его к Рутэ. Матери все равно сейчас не до него. Посмотрел, как няньки пробежали в арку, за которой стояла нарядная юрта. Рутэ не станет жаловаться. Много детей — счастье в доме. Даже Джанакияра, устав от воплей своего царевича, частенько отправляла его к степнячке в гости.

Эртхиа вздохнул.

— Что ты такая, сестра? — обернулся к Атхафанаме.

Атхафанама и глаз не подняла.

— Разве сам не знаешь, брат?

Сговорились они, что ли?

— Знаю. Иди к Ханнар, плачь вместе с ней. Но ты ведь ей завидуешь.

Атхафанама покачала головой.

— Чему завидовать? Разве он ей ребенок? Он ей — выполненный долг, и победа, и стыд, и вина, и долг невыполненный, потому что…

— Замолчи, прошу, я знаю, только не говори этого еще и ты, сестра, не говори, мне что — убить ее? За что? По своим законам она во всем права, только эти законы не по людям кроены, вот мы с тобой и пропали, сестра.

Атхафанама согласно выслушала всю его скороговорку. Он посмотрел на нее внимательно, удивился:

— Почему я с тобой раньше не говорил?

— В голову не приходило.

— Да.

Он взял ее за руку, повел по саду, все не решаясь начать. Непривычно как-то было о самом трудном говорить с женщиной. Вдруг вспомнил, что безнадежно опаздывает в Дом Солнца. Но ведь и Ханиса сейчас видеть — поперек души.

Атхафанама заговорила так внезапно и так страстно, что он вздрогнул.

— Ты был в Долине. Эртхиа, ты побывал в Долине, с тобой произошло чудо. Не может ли быть так, что ты заразился чудесным? Что рука милостивой Судьбы оставила след на твоем плече? Не может ли это передаваться через тебя тем, кто с тобой рядом, кто дорог тебе? Эртхиа?!

Эртхиа помотал опущенной головой.

— К чему об этом говорить? Нет, сестра, чудесного во мне нет ничего. Если бы было… Разве мы так встретили бы сегодняшний день?

Он помолчал, гладя ее руку.

— Пора мне.

— Сделай что-нибудь! — Атхафанама повалилась к его ногам, обхватила колени.

Эртхиа рассердился, схватил, потащил ее вверх.

— Что ты, женщина! Так просят только мужа. И… он у тебя бог. Может быть, он может что-то сделать для тебя?

Атхафанама, шатаясь, отошла от него, захлебываясь рыданиями.

— Да почему ты просишь меня? — возмутился Эртхиа. — Я — просто человек, как и ты. А Ханис…

— Не может он ничего сделать. Не может. Я и говорить с ним об этом не смею. Знаешь ли, почему он так мало участвует в делах правления и почему проводит все время в библиотеке? Да он ее еще в детстве всю наизусть выучил. Но он ищет… Искал. А вчера он пришел весь черный и не разговаривал со мной. Но я-то его понимаю, о, как я понимаю все, чего он мне не говорит!

— Он что-то нашел? — нахмурился Эртхиа.

— Нашел. И это — не то, на что он надеялся.

— Так мне надо спешить, — встрепенулся Эртхиа. — Сегодня — Великий Совет, а Ханис там один.

— Если кто-то и может сделать невозможное, это только ты.

Эртхиа кивнул, повернулся и бегом бросился к парадному крыльцу. Недалеко пробежав, замер как вкопанный.

— Почему это я?

— А кто же? — Атхафанама вытирала лицо рукавом. — Ты всегда делал то, что невозможно.

Эртхиа открыл было рот, чтобы возразить. Но вспомнил, что торопится, упрекнул себя за долгий и, кажется, бессмысленный разговор с женщиной, не велел себе тратить время зря — и пустился бежать.

О брате

Ханис ждал его не в зале Совета, а в затемненном маленьком покое в глубине дворца, куда и проводили Эртхиа.

На торопливое приветствие он ответил рассеянным взглядом, махнул рукой.

— Не отменил же ты Совет из-за моего опоздания? — испугался Эртхиа.

Ханис покачал головой.

— Не из-за тебя, нет. Новые новости. Невозможно собирать Совет сейчас, пока удо не помирятся с купцами.

— Что еще случилось?

— Удо перекрыли караванные пути.

Эртхиа придвинул поближе к Ханису кресло, уселся удобно, расправил полы кафтана на коленях.

— Действительно, новые. В чем дело?

— Проходивший через земли Черных Лисиц караван увез девушку-степнячку. Из хорошего рода. Троюродная, что ли, племянница Урмджина.

— Аэши? — Эртхиа не мог отделаться от привычки звать вождя Девяти племен прежним именем. — И что он — решил меня отрезать от родного Хайра? А девушка? Ее украли?

— К ней сватались, и не раз. Родители не соглашались. Ну и…

— Кто сватался? Купец?

— Сын купеческий.

— И что Аэши? Сам ведь увозом женился.

— Сейчас не война. Главное слово за женщинами. А они против.

Эртхиа оттопырил губы. Да с чужими обычаями не поспоришь.

— Чей сын? — уточнил он для порядка.

— Атакира Элесчи. Первый купец в Аттане — и такой скандал! Сыну он, конечно, объяснит, что к чему. Да поздно.

— А вернуть девушку?

— Уже спрашивали. Не примут. Сама, говорят, сбежала, родителей ослушалась.

— Ах вот оно что… А то другие спросившись бегали! Ну так выкуп за невесту, да и дело с концом! Что, у Элесчи денег и товара не най…

— Не берут.

Минуты три Эртхиа говорил безостановочно, на одном дыхании, но ничто из предложенного им не годилось, чтобы помирить кочевников с купцами.

— … и купцов тех и кочевников!

— Знаешь, что теперь говорят в Аттане? — осведомился Ханис, когда соправитель выдохся.

Эртхиа помотал головой, не выказывая, впрочем, особого желания узнать.

Ханис счел необходимым все же просветить его.

— Пусти, говорят, кочевника в степь. А потом поди выгони…

— Но Ханис же! Ведь у нас не было выбора! То есть, у вас — это вообще не я придумал. Теперь понятно, почему твой отец не согласился взять в союзники удо. Но ведь надо теперь договориться…

— Надо. Я думаю, ты сам поедешь? Элесчи уже пытался уладить дело переговорами и подарками.

— А что? — обрадовался Эртхиа. — Вдвоем с Аэши мы этих старух еще как уломаем. И мне бы… проветриться не мешало. А послушай! Если предложить им взамен их невесты — другую, из хорошего рода, из купеческого сословия? Может быть, возьмут?