Дорога

— «Доверие мое к Вашей опытности, давнее наше знакомство и уверенность в компетентности уважаемого корреспондента…» — Иеронимус оторвался от письма, перевел взгляд на Фихтеле. Тот сидел в кресле напротив, настороженный, точно в любую секунду готов выскочить в окно и дать стрекача.

— Ты, небось, сочинил? — спросил его Иеронимус.

— Я.

Иеронимус бросил письмо в угол.

— А что, собственно, просил передать граф Лотар?

— «Так передай Мракобесу, говнюк: всех недоебанных дур доебать жизни не хватит. Пусть в Страсбург едет. Нужен».

Выпалил единым махом и на Мракобеса посмотрел испуганно — не сердится ли.

Иеронимус только и сказал:

— Завтра выезжаем.

До Страсбурга путь неблизкий, а Иеронимус — скучный попутчик; либо спит в телеге, зарывшись в солому, либо молча смотрит на дорогу. Лошадью правили по очереди то Бальтазар, то Ремедий. Оба вооружены; коме того, в телеге лежала аркебуза.

Часть пути до Клостерле проделали без помех; дважды ночевали в деревнях, под крышей, и трижды — в телеге. Спасибо, ночи в августе еще не слишком холодные.

На шестой день пути Бальтазар Фихтеле резко натянул поводья и сквозь зубы вымолвил:

— Дождались!

Большое дерево простирало тяжелый сук над лесной дорогой. На этом суку болтался повешенный. Когда телега остановилась, босые ноги мертвеца с синими лунками ногтей ткнули Бальтазару прямо в лицо.

Мертвец был богато одет — красный камзол с прорезными рукавами, штаны желтого бархата. На лбу черное пятно — видно, перед тем, как повесить, оглушили дубиной. С убитого сняли только сапоги. Видно, очень понадобились кому-то.

В телеге зашевелился Иеронимус. Высунулся, поглядел.

Ремедий спрыгнул на землю, прикинул так и эдак и полез на дерево, желая перерезать веревку и снять мертвеца. Бальтазар заметно нервничал, подергивал поводья, озирался по сторонам. Он не верил, что разбойники далеко ушли.

— Очень уж похоже на засаду, — сказал он, поймав взгляд Иеронимуса.

— А это и есть засада, — отозвался Иеронимус.

Он тоже выбрался из телеги и успел как раз вовремя — подхватить тело повешенного, чтобы не упало на землю. Ремедий, сидя на ветке верхом, сунул нож обратно в ножны и начал спускаться. Труп уже закоченел. Иеронимус точно полено поддерживал.

Из-за куста вылетела гизарма, пропахала острием мягкую почву, упала у ног Иеронимуса. Тот отступил на шаг, поглядел, шевельнул бровью.

— Вылезайте, ублюдки, — сказал отец инквизитор.

Кусты зашевелились, на дорогу вышли шестеро. Все как на подбор заросли бородой до глаз, облачены в жуткие лохмотья, на шее — тяжелые железные кресты — с могил, что ли, сковырнули? Вооружены причудливо и разнообразно: от катценбальгеров, коротких мечей, любимых ландскнехтами, до алебард. Мародеры мародерами. Только у одного ружье.

Он и выступил вперед, смерил путешественников надменным взором. Заговорил, обращаясь к Иеронимусу, — признал в нем старшего:

— Оставь то, что тебе не принадлежит.

Иеронимус поглядел на разбойника поверх головы трупа.

— Человеку в этом мире не принадлежит ничего.

Разбойник звучно шмыгнул носом.

— Мертвеца брось.

Иеронимус подчинился.

Тем временем Ремедий был уже на земле. Щуря глаза, оценивал силы разбойников, прикидывал, как ловчее добраться до аркебузы. О том же, судя по беспокойным взглядам по сторонам и на телегу, размышлял Фихтеле.

Выказав изрядную сноровку, один из грабителей неожиданным ударом оглушил Ремедия — более опасного, чем тощий Фихтеле. Второй с удивительной ловкостью обыскал его, отобрал нож, сорвал с пояса рожок с порохом, после чего отошел — рожа постная, смиренник и праведник.

Ремедий остался лежать на земле в неловкой позе. Через секунду шевельнулся, простонал, оперся на локти. Потом поднялся на четвереньки.

— Помогите ему! — сказал Иеронимус. Так властно сказал, что один из лохматых бородачей закинул длинный меч в ножнах за спину и наклонился над Ремедием, подхватил его, помог встать на ноги.

Двое других были заняты — выпрягали лошадь и потрошили телегу. Бальтазар Фихтеле мрачно смотрел на них.

— Кто вы такие? — спросил Иеронимус с любопытством.

— Читать умеешь? — поинтересовался предводитель шайки.

— Да.

Тот сунул ему под нос кусок плохо выделанной телячьей кожи. Разбойник явно не был знаком с письменностью, поскольку продемонстрировал документ — вернее, то, что считал документом, — вверх ногами. Иеронимус осторожно взял грамоту, перевернул ее надлежащим порядком и прочел:

«Сим удостоверяется, что легат Ордена нищенствующих богомольцев и христотерпцев уполномочен действовать во имя прославления веры Христовой и во благо дела ордена по своему усмотрению, против злоупотреблений, злоказ и разврата богачей, а также для наставления невежественного люда на путь истинный путем показа личного примера и примера на других. Варфоломей Лихтенбергский, наместник».

Чернила, которыми было написано воззвание, были плохими, и буквы кое-где расплылись от едкого разбойничьего пота.

Внимательно прочитав воззвание несколько раз, Иеронимус возвратил его разбойнику, который торжественно осенил себя крестом, после чего спрятал свою драгоценность под дерюжной рубахой.

— Понял? — торжествующе сказал разбойник.

Иеронимус кивнул.

— Расскажи мне об этом Варфоломее.

Разбойник тут же стал очень серьезным.

— Святой человек, основатель нашего Ордена, — заговорил он торжественным тоном. — Он принадлежал к богатой семье и сам был изрядным богачом, занимался же торговлей и на том наживался, забыв завет Иоанна Златоуста, говорившего: «Ремесло купца неугодно Богу». И вот однажды, вместе с другими богачами-купцами, Варфоломей сел на корабль и отправился в далекое путешествие, а именно — в Константинополь, где собирался продать свой товар и купить другой, чтобы здесь опять продать и получить еще больше денег. Так плыли они день и другой, а на третий разразилась буря. Если бы корабль не был так нагружен товарами, он бы выдержал стихию. Но алчность купцов погубила их жизни. Все пошли ко дну, спасся один лишь Варфоломей. И когда боролся за свою жизнь, то слышал, как одна волна кричит другой: «В пучину купцов, в пучину их!» И звезды на небе переговаривались: «В ад пойдут, в ад!» И морские гады смеялись в глубине: «В геенну их, в геенну!» И тогда понял он тщету богатства, осудил все, к чему стремился прежде. С превеликими трудами и лишениями добравшись до дома, Варфоломей раздал имущество нищим и основал свой Орден. Теперь мы спасаем других от страшной пагубы иметь имущество, а тех, кто не желает спасаться, предаем мученической смерти, чтобы хотя бы так они могли загладить свою вину перед Господом и избежать страданий ада…