Голос в моей голове (СИ)

— Н…нет.

— То есть вы готовы заплатить мне два золотых сейчас, а остальную сумму потом?

— Сейчас? А может быть, я отдам вам всю сумму после выполнения?..

— Я не умру, и не надейтесь, — отрубил я. — Деньги, будьте любезны. Или я просто иду спать. Мне плевать, что вас сожрут упыри. Меня‑то они не тронут.

— Хорошо — хорошо! — дернулся вслед за мной староста, заметив, что я делаю шаг вперед. — Вот деньги!

Бравон протянул мне мешочек с деньгами. Я сразу же приоткрыл его. Серебряные. Ну, хотя бы меди не насыпали. Пересчитывать не стал. Им же хуже, если хотя бы монету не досыпали. Я засунул мешочек во внутренний карман черной куртки.

— Идемте, — я прошел мимо старосты и его 'охраны'. Они двинулись следом за мной.

Ничего дополнительного я с собой не брал. Все самое необходимое я всегда ношу с собой. А именно: чернила Некритты, с помощью которых рисуются руны, метательные ножи из нескольких видов стали, кривой ритуальный кинжал в сапоге и синий стилет — в другом. И, конечно, знания некромантии в голове. Которые теперь действительно стали лишь знаниями, а не наполненными ужаса воспоминаниями. Все‑таки один плюс от разделения души был — мне не снились жуткие сны — воспоминания.

В деревню мы пришли только через час. Я забыл, что обычные люди в темноте не видят, и движение замедлилось как раз из‑за моих спотыкающихся спутников. Уже на подходе к деревне мой обостренный к запаху нежити нюх уловил знакомое зловоние.

— Дальше я сам. Расходитесь по домам и не высовывайтесь.

Старосту и его сопровождение не пришлось просить дважды. Миг — и они скрылись среди светящихся огоньками свечей домов. Так бы они по лесу шли. А то расслабились, поняли, что со мной с ними в лесу ничего не случится.

Не теряя больше ни минуты, я пошел в сторону запаха. Да, наши учителя натаскивали нас на нежить, как обычных собак — ищеек, с той только разницей, что мы должны были не указывать хозяину месторасположение объекта, а сразу уничтожать его. Опять же по запаху я понял, сколько конкретно упырей развелось с того времени, как я последний раз был в деревне. Оказалось, довольно много. Три недели назад упыри жили, не тужили компанией в тридцать 'голов'. Сейчас же их количество перевалило за сотню. Зараза распространяется довольно быстро. Упыри не только выпивали из своих жертв кровь и энергию Жизни, частично поедая и плоть, но и превращали остатки своей 'еды' в подобие себя. Больше всего их было в стоящем на отшибе домике, недалеко от леса. Скорее всего, там жила моя утренняя гостья с матерью. Надеюсь, она последовала моему совету и уговорила мать перебраться на время к соседям. Иначе мне придется иметь дело с двумя новенькими, голодными упырями. Хотя на общем фоне я их даже не замечу.

По пути я отломал ветку осины длиной в три локтя, остановился, содрал с нее лишние веточки и листья, потом достал из‑за пазухи красные чернила и парой взмахов кисточки нанес на тонкую, в мизинец, веточку несколько рун, которые тут же вспыхнули. Палочка стала прочнее, а на месте слома появился светящийся столб белого огня. Лучшего оружия против нежити не стоило и желать.

Домик встретил меня темнотой окон и горящими возле него потусторонним светом зеленых глаз упырей. Передо мной сидели уже не мертвые животные, а однообразно уродливая нежить размером с месячного теленка, с длинными задними ногами и когтистыми передними лапами. С удлиненной пасти с внушительными клыками капала слюна, а кошачие уши с неожиданными кисточками на кончиках быстро — быстро шевелились, улавливая малейшее шевеление живого тела. Упырь он и на другом конце света упырь. И не важно, кем он был при жизни. Я покрутил в руке уже не осиновую палочку, а длинный шест, названный некромантами анэкром. Нежить завыла от боли, когда в их глаза полетели искры от белого огня, и попытались оказаться от него как можно дальше. Врешь, не уйдешь! Я шепнул пару слов, и упыри замерли у невидимой границы. Чувствуя, как по жилам побежало жаркое пламя, а зловоние, исходящее от нежити, превратилось в дивный аромат, я рванулся вперед.

Анэкр вертелся в моих руках, белым пламенем задевая нежить, заставляя ее осыпаться кучкой сероватого пепла. Я довольно улыбался. Последний раз мне доводилось работать те самые два года назад. И, чего уж скрывать, я скучал по этому состоянию единения с силой Некритты. Даже разделение души не смогло окончательно убрать эту тоску. Но хотя бы ее приглушило. Раньше единение было для меня как сильный наркотик.

Через десяток минут все было кончено. Около пятидесяти упырей рассыпалось пеплом от прикосновения анэкра. Следующее большое скопление нежити располагалось у кромки леса. Туда я отправился чуть ли не бегом, стараясь не потерять состояние единения. Эту горстку упырей я застиг за ночной трапезой. Извините, друзья, доедите в гостях у Некритты. Еще несколько взмахов, пинок в морду подкравшегося сзади упыря, затем пара тычков белым пламенем прямо в морду — и еще два десятка упырей осыпалось на землю. Прежде чем идти искать следующих, я таким же образом разделался с полудоеденной тушей коровы.

Дальше дело продвигалось также монотонно. Найти остальных упырей не составило труда. Уничтожить их — вообще детская забава. Самое интересное началось потом, когда я принялся выслеживать их 'родителя', который оказался немного умнее своего 'потомства' и поэтому старательно избегал встречи со мной. Пришлось пожертвовать парой капель своей крови, чтобы создать мертвую петлю. Иначе я бегал бы за ним всю ночь, а с рассветом вообще потерял бы его след. А оставаться в деревне и на вторую ночь в мои планы не входило.

Оглашая криками всю округу, упырь медленно, пядь за пядью, приближался ко мне. Я дернул невидимую петлю сильнее, и нежить оказалась прямо передо мной. Этот оказался в два раза крупнее своих 'деточек', с большими кожистыми крыльями… и стойкостью к пламени анэкра. О последнем я узнал, когда попытался расправиться с ним также как с его потомством. Бесполезно. Тьма! Раньше анэкр уничтожал любую нежить!

Пока я лихорадочно раздумывал над другими доступными мне сейчас способами умерщвления, упырь дернулся в петле, оборвал ее и бросился на меня. Понял, падла, что я пока безвреден. Я отскочил назад, отбрасывая бесполезный анэкр в сторону, упал на траву, перекатился, доставая из‑за голенища ритуальный кинжал и шепча слова заклинания. Упырь вновь прыгнул на меня, целясь своей пастью в мою шею. Я дернулся назад и попытался вогнать кинжал ему в шею. Он дико завопил, отскочил в сторону и замотал головой. А кинжал‑то остался в шее!

Эффект от него был, но совсем не тот, на который я надеялся. Ему было больно, но он был жив. Что‑то его питало, поддерживало в нем подобие жизни. Но что?! Что?! Думай, Эрстин!.. Тьма! Я — дурак и это не лечится! Ну конечно, это была его мать! Да, ребенка убили после единогласного решения всех жителей деревни, но мать продолжала его любить, несмотря на 'не тот дар'. Недаром она вернулась за его телом в лес и похоронила поближе к себе. И даже после смерти любила его и поддерживала жизнь в упыре. Тьма! А ведь без мага жизни я не смогу с ним справиться! Оборвать эту нить, которая связывает мать и ребенка, да так, чтобы не причинить вреда самой матери, сможет только он! Единственный в этой деревне, кто имеет хоть какое‑то отношение к магии — это жрец. Но не думаю, что он откроет дверь посреди ночи полувменяемому некроманту, который с воплями о помощи будет ломиться к нему в дом. Скорее пошлет обратно в жаркие объятия упыря.

А тот, тем временем, как будто почувствовав, что я думаю о нем, резко остановился недалеко от меня, полыхая зелеными глазами.

'Кинжал мой потерял' — машинально отметил я.

Из раны нежити текла не кровь даже, а какая‑то непонятная слизь. Упырь медленно наступал на меня. А в его глазах я увидел отблеск мысли, которая мне совсем не понравилась. Он знал, что я уже не могу ему противостоять, и поэтому не спешил.

'Стоило два года скрываться от заслуженного наказания, чтобы потом погибнуть так бездарно? — риторически спросил я сам себя. — А ведь я действительно хочу жить. И не так, как жил последние два года, а с искрой. Чтобы каждый день чем‑то был примечателен…'