Корпорация Лемнискату. И начнется отсчет

– Это просто безобразие! Как будто нам это больше всех надо. Хотя это возвысило бы…

Голос мамы был очень расстроенным.

– Не нужно. Ничего страшного ведь не случилось, – успокоил ее отец.

– Да, мама, вы с папой можете гордиться мной.

– Светлана, выйди… – сказала мать.

Но дальше я уже не слушала, я бежала вверх по лестнице, и слезы текли по моим щекам.

Я подвела своих родителей, и они теперь никогда не будут мной гордиться… Я – самая обычная и бесполезная…

Только удалось скрыться в своей комнате, как в нее вломилась сестра.

– Что ты сделала…

Я столько лет терпела ее злобный характер, что теперь просто сорвалась. И, не дав ей договорить, закричала:

– Вон!

– Ты что, еще будешь мне прика…

Схватив вазу, я размахнулась и со всей силы запустила ею в Светлану. Та, взвизгнув, успела скрыться за дверью. Послышался топот: побежала жаловаться родителям.

А я, закрывшись в комнате, упала на кровать и громко зарыдала, не в силах остановиться.

Приходили родители, пытались меня успокоить и уговорить их впустить. Но я была неумолима. Так прошла ночь, а утром меня отослали в имение, находящееся недалеко от города.

В сумерках большой дом смотрелся уныло, а каменная лестница, ведущая к парадному, слишком высокой и печальной. Внизу на постаментах стояли небольшие статуи, я привычно провела по ним ладошкой. Холодные. А огромные буки, нависающие своими кронами над ступенями, выглядели пугающе.

Прибыв в наш загородный дом, я уселась на веранде и смотрела вдаль невидящим взглядом. Была середина октября, на дворе стояли последние теплые деньки. Вокруг меня хлопотала няня, которая заботилась о нас с сестрой с пеленок. Видимо, получила от матушки инструкции по уходу. Она тяжко вздыхала и то суетливо подносила горячего чаю с печеньками, то пыталась поправить на моих плечах сползающую шаль. Но мне было все равно.

В голове звенела пустота. К вечеру в глазах стало двоиться, начала болеть и кружиться голова, тело заломило так, что мне казалось – даже кости ноют. Было очень тяжело.

К вечеру поднялся сильный жар, и я начала бредить. Слышала только, как няня отправила гонца с письмом моим родителям, и помню, что приходил врач. Потом меня поили лекарствами и бульоном, но, судя по всему, ничего не помогало. От бессилия я плакала – так мне было плохо.

Когда боль стала практически невыносимой, я вспомнила то, чему меня учила мама, когда я в детстве получала раны и было больно. Это, конечно, не разбитая коленка, но вдруг поможет?..

Попробовав бороться с болью с помощью глубокого дыхания и постаравшись расслабиться, я почувствовала, что мне стало легче: боль уменьшилась, ушел звон из ушей. Но только я прекратила попытки подчинить себе свое тело, как все началось снова.

Собравшись с силами, я вновь начала сражение за свою жизнь. И когда мне казалось, что я уже схожу с ума, реальность сместилась у меня перед глазами – и я упала на снег!

С трудом поднявшись, я огляделась по сторонам, не понимая, где нахожусь.

Придя в себя от холода и сильного ветра, я начала осознавать, что сейчас стою в том же месте, где располагается наше имение, но ни дома, ни каких-либо построек поблизости нет. На улице мороз, а я босая, в ночной рубашке до пят, и мои голые ноги быстро замерзают. После борьбы за свою жизнь и температуры рубаха вся пропиталась потом и неприятно холодила спину.

Когда я уже практически перестала чувствовать ноги и, обхватив себя ладонями, еле удерживала в теле последние крохи тепла, догадка пришла ко мне сама собой. Я совершила прыжок во времени! У меня получилось! Несмотря ни на что, я – особенная!

Но эйфория быстро сменилась осознанием жестокой реальности. Как мне попасть обратно? Из рассказов родителей я знала, что творцы бывают трех степеней. Вдруг я – творец второй степени и смогу вернуться домой только через год, обычным человеком?

Присев на корточки и сжавшись в дрожащий комок, я закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на том, чтобы вернуться туда, откуда прибыла.

Изо всех сил сконцентрировавшись на нужной мысли, я почувствовала, что мое тело становится легким, и, открыв глаза, увидела, как мир опять словно смещается и резко приобретает привычную четкость – а я падаю на каменный пол в подвале. Резкий удар о камни и вспышка боли. И шум падающих вещей, которые я задела при перемещении.

Следом наверху открылась дверь и появился наш слуга.

Послышался его неуверенный, быстро приближающийся голос:

– Барышня, что вы тут делаете? Вы же должны быть наверху!

Подняв меня с пола на руки, слуга удивленно добавил:

– Да вы совсем замерзли!

Потом меня отнесли наверх, где я выслушала от няни целую лекцию о том, как нужно себя вести и что, когда болеешь, не нужно убегать в сырые подвалы.

Первое, что я сделала, это рассказала обо всем произошедшем со мной. Няня посмотрела на меня и назвала выдумщицей. Но самым противным было то, что после своего первого прыжка я заболела настоящей простудой – без температуры и кашля, а вот сопли текли рекой. И меня снова принялись лечить.

За все это время от родителей не пришло ни весточки, и только гонец сообщил письмом, что наше послание передал, но его уволили и обратно он не вернется.

После этого я больше не хотела ничего слышать о родителях: обида на них за то, что они меня отослали и не приехали ко мне, когда я была практически при смерти, была очень сильна. Поэтому я уговорила няню написать о случившемся в саму корпорацию. Не знаю, как со мной произошло то, чего не должно было быть, но внутри жил страх, что все может повториться вновь.

Вот через день после этого и приехали родители, и были они в ярости. Их вызвали в Лемнискату, чтобы попросить призвать свою прислугу и дочь к порядку. В корпорации был жуткий скандал, вследствие чего родители собирались уволить няню и сделать мне серьезный выговор.

– Ольга, я очень недовольна тобой! Как ты могла поставить нас с отцом в такое положение? Теперь ему вынесут выговор по службе, уже перевели в другую группу изыскателей!

Посмотрев на отца, я увидела, что он сидит, отвернувшись к камину, и молча смотрит на огонь. Тот папа, которого я знала, держал меня на коленях и часто играл со мной. Но это было тогда, когда я не была «особенной», а сейчас…

Ничего хорошего мне эта «особенность» не принесла, и я чувствовала себя обманутой.

– Ты должна пообещать, что больше не будешь совершать таких опрометчивых поступков! – продолжала отчитывать меня матушка.

– Но мама…

– Я все сказала!

– Хорошо, я пообещаю больше не совершать глупостей и стараться быть хорошей дочерью, но прошу вас – не увольняйте няню. Она ни в чем не виновата, и поддалась на мои уговоры, ибо любит меня. К тому же кто-то должен быть здесь со мной, чтобы составлять мне компанию.

Поджав губы и помолчав некоторое время, мама все же согласилась.

– Хорошо. Но помни: еще одна выходка – и няня окажется на улице, а тебя мы отправим в учебное заведение!

– Наталья, – одернул ее папа.

Первый раз я слышала, чтобы он разговаривал таким тоном. Потом, так и не повернувшись в мою сторону, отец утешающе сказал:

– Поверь, Ольга, это для твоей же пользы.

Я ничего на это не ответила, но, уже выходя из комнаты и замерев на пороге, посмотрела на родителей. Те молчали, занятые своими мыслями. И во мне что-то умерло.

Уже потом, возвращаясь мысленно назад, я понимала, что именно в тот момент мое детство ушло и я стала взрослой. Взрослой десятилетней девочкой, которая осталась один на один со своей «особенностью».

После этого визита родителей не было месяц, а затем они приехали снова. Мама желала поговорить со мной на тему моего будущего.

– Дочь, нам пора подумать о твоем образовании. Ведь благовоспитанные барышни должны многое уметь. И значит, мы с отцом обязаны нанять тебе учителей для занятий танцами, рисованием, музицированием и многим другим. Подробнее…