Визави (СИ)
Визави (СИ) читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
- Нет-нет-нет. Только не ты, брат.
Савва хочет взять брата за плечи, но тот хватает зонт из кованной зонтицы и ограждается им от Саввы.
- Брат. Умоляю. - Конец зонта упирается Савве в живот, и Лаврентий давит вперед.
Савва сгибается, подается назад и, спотыкаясь о порог, падает на пол.
- Проваливай и больше не возвращайся! - сказал Лаврентий перед тем, как захлопнуть дверь.
У Саввы были ключи от квартиры брата (а у Лаврентия соответственно от комнаты Саввы), он мог запросто открыть дверь, но вместо этого воззвал к брату:
- Брат? Брат? - Ни слова, ни звука в ответ.
"Это всё ты, - обратился Красовский к клещу, - из-за тебя я потерял брата". Но клещ как бы ответил неслышимым эхом: "из-за себя ты потерял брата".
Время на думы Красовскому не дали: он услышал, что кто-то поднимается по лестнице; звук шагов заставил его мигом укрыться капюшоном. Он стрекозой прошмыгнул мимо господина в сером пальто - тот моргнуть не успел.
"Больше мне не к кому пойти. Ни друзей, ни знакомых, никого. Куда? Куда мне податься? Может, ты знаешь, мой недруг, а?".
***
Красовский не думал куда идёт, ноги сами привели его. За всю свою жизнь в храме он был от силы пару раз. Первый - еще младенцем, когда крестили, а второй раз с братом - на проводы души, сороковой день после смерти родителей. По собственной воле Красовский тут не появлялся. "Всё бывает в первый раз" - подумал он, входя в собор.
Родители Красовского не были богобоязненными людьми, поэтому поначалу Савва растерялся. Он заприметил церковную лавку и направился туда; приобрёл свечи. Он чувствовал себя здесь стеснённо, не в своей тарелке. К батюшке обратиться Красовский побоялся. Он подошел к самой большой и красивой (по его мнению) иконе и...застыл.
"Я купил свечу. Отдал за неё деньги храму, ведь это уже добрый поступок, так? Теперь нужно зажечь её и помолиться. Испросить духовной помощи".
Савва Красовский не был дураком или простаком, он понимал, что ставить свечу с холодным сердцем, как бы формально, нельзя - грех. Стоя пред Святым ликом, он несколько раз покрестился. Затем зажег с помощью лампадки свечу (при этом следя, чтобы не накапать туда воском) и закрепил её таким образом, чтобы она не соприкасалась с рядом стоящими. Вслед за тем, он начал молиться; своими словами, но благоговейно, не скупясь; обращая все свои помыслы к Богу.
Молитва вышла сбивчивой, но искренней (по мнению самого Красовского), даже выступили слёзы. После обряда, он неторопя перекрестился, поклонился и освободил место для других людей.
"Быть может, я сделал всё не совсем правильно, но что мне оставалось? И что мне остается еще? Грехи? Мои грехи, они отпускаются только на Исповеди...".
Красовский посмотрел на священника. Лицо у того было мягкотелое, полное, с женственными чертами: мясистый нос, ярко-красные щеки и маленькие глаза с жидкими, едва заметными бровями. "Подумать только, как будто он эти свои брови выщипывает. А бородка то вообще никуда не годится, совсем реденькая" - подумал Красовский. Облачённый в рясу шафранового цвета, он выглядел как наполненный под завязку бочонок. "Не похож он на образованного и прилежного священника". Молитвенное настроение развеялось как дым. Савва Красовский покинул церковь.
***
Вернувшись в свой кубрик, Красовский почувствовал, что голодный, как сто муравьёв. Завтрак, обед и ужин были его излюбленными делами и тянулись у него так долго, как только возможно; он всегда наслаждался каждой ложкой, каждым кусочком, каждым глотком, с неприкрытым самозабвением и упоением.
Переодевшись в домашнее, он взялся накрывать на стол. Через некоторое время перед ним уже стояла тарелка супа, от которого обильно шел пар, жирные умасленные ломти хлеба, вволю натёртые чесноком, блюдце с ломтиками трёх разных колбас, а также огурчик и стакан компота.
Откусив кусок, он принялся жевать, затем зачерпнул ложку с тарелки и вот тут клещ оживился.
- А! Что ты творишь, садист несчастный? - Клещ сжимал голову Саввы; сжимал на секунду, ослаблял хватку и снова сжимал.
- Ты что? Есть хочешь? - Красовский не видел, как клещ подрагивал своими сяжками, но почувствовал это.
Он взял кусок хлеба и поднёс к челюстям клеща. Вскоре на ресницы и нос Красовского посыпались крошки. "Ты отнял у меня всё. Даже радость трапезы".
В итоге поздний обед превратился в сущую пытку. Красовский думал сперва накормить клеща и потом спокойно поесть самому. Не тут-то было. Клещ отказывался наедаться. И пошло всё так: Красовский съедает ложку, затем даёт откусить хлеба клещу, в противном случае, сотрапезник наседает на голову, доводя Красовского чуть ли не до тошноты. Пол тарелки - это самое большее, что выдержал Красовский. Вкус еды перестал ощущаться к четвёртой ложке, а к шестой - гадливость к еде в целом.
Помыв за собой тарелку, Красовский расположился за столом. (К слову чтение классической литературы - единственное, что любил сильнее всяких вкусностей Красовский и посвящал этому занятию немало времени). Включив лампу, открыв пред собой книгу, погрузился в роман. Он попытался. Переворачивая страницу, клещевые лапки впиваются в седые виски. Надо думать, что клещ тоже читает. И читает больно уж медленно. "Ты отнял у меня всё. Даже радость чтения".
Красовский не знал, что ему делать. Он метался из угла в угол, нет-нет, да и поглядывая на себя в зеркало.
"Я просил помощи у людей, они обращались со мной, как с прокаженным; родной брат, не раздумывая отрекся от меня; даже для Бога я стал окаянным, в конце-то концов. Никто не помог. Своё одиночество я считал свободой. Но ты, чёртов клещ, ты отнимешь у меня всё. Даже радость одиночества". Красовский злостно посмотрел на отражение клеща:
- Да гори ты синем... - острая естественная нужда прервала его тираду.
Красовский пошел облегчиться по большому. И тут, посреди испражнения он ощутил, как по затылку, а следом и спине пробежали мурашки, ползя всё ниже и ниже. Заведя руку, потер поясницу, нащупал что-то непонятное; пальцы вымазались не пойми в чём; озадаченный, он разглядывал какую-то жижу, похожую на расплющенную мякоть абрикоса. Осознав, что это такое и откуда взялось, он встряхнул ладонь. Частички испражнений клеща разлетелись и ударились градинками о стены и пол.
Тщательно вымывая руки, Красовский не злился, нет. Горечь и безысходность заблестели в его глазах.
"Совсем меня доконать собираешься. Собачью жизнь устроить мне хочешь. Ты не остановишься, пока не выпьешь меня до последней капли" - не вопрошал, утверждал Красовский. И был прав...
***
Неделю назад клещ явился из кошмара Саввы Красовского и воссел на его голове. И ему пришлось жить с этим. Но разве это жизнь? Холодильник наполнен съестным, но жилец голодает. Он может только глядеть на еду, но кушать на пару с клещом - несносная мука. Противно до дрожи. Особенно, когда вспоминаешь, что последует за приёмом пищи. Отчего он постепенно исхудал и исчах.
"Лишь жить в себе самом умей -
Есть целый мир в душе твоей... "
Читать и само развиваться Красовский тоже не мог. И оттого потихоньку тупел и впадал в маразм; денно и нощно перебирая стихи у себя в голове.
"Кто гордость победить не мог,
Тот будет вечно одинок... "
Общаться было не с кем; унижать и упрекать отныне он мог лишь собственное отражение. Отъявленный самолюбец теперь был не в силах смотреть в зеркало. Ухаживать за собой он перестал. К нечёсаным усам присоединилась колкая щетина, переросшая в бороду. Грузный клещ вечно давил на голову, так что шея скрипела как ржавая труба. Уборку он не проводил (силы покинули его) и жилище его запылилось, наполнилось неприятной сыростью.
