Воины Сатаны (СИ)

Таким образом, после войны остались дети, потомки демонов, обладающие силой, но не знающие, что с нею делать. В Советском Союзе, в обществе атеистов, эти дети выросли, все отрицая и приписывая свои видения ангелов к галлюцинациям. Постепенно, они обзавелись семьями и детьми, а породив детей стали сходить с ума. В современной психиатрии, как раз и появилось понятие — оккультная болезнь, когда стукнул семидесятый год. Некоторым потомкам демонов исполнилось тогда по десять лет. На их родителей, законченных атеистов и откровенных дурней напали бесы. Нападение было не просто так, оно было спровоцировано самим поведением родителей.

Так случилось в семье Роберта. Мать, вся из себя атеистка и коммунистка, ничего не понимая, бегала по квартире, уворачиваясь от малых ангелов, а ангелы, улюлюкая и путаясь у нее в ногах, прыгали перед нею и кривлялись. Когда они подбежали к десятилетнему Роберту, он просто показал им кукиш. Малые сразу округлили глаза и обиделись, а он строго, без возражений приказал им покинуть квартиру и не показываться, пока он сам их не призовет, что они и проделали, угрюмо подчиняясь ему.

Тоже самое случилось в семье у каждого в отряде. Даже новички, из семидесятых и восьмидесятых годов рождения твердили о нападении малых, которые, как бы подвергали испытаньям людей.

Происходило у всех все одинаково, кто-то из родителей подвергался атаке невиданных существ, а дитя сурово защищало родителя, вступая, иногда в бой, с риском для жизни.

Карлсон в свои десять лет, кинулся на защиту отца, и малые вынесли его на улицу, в воздух, на высоту девятиэтажного дома, он крутился в их руках, как мог, ненавидя их и одновременно стремясь уничтожить.

Ангелы радостными волчками кружились вокруг него, заглядывали ему в глаза и вообще вели себя, как озорные дети и он, постепенно понимая, что прежняя информация, полученная им от разных людей, что бесы — это зло, просто полный бред, отбросив от себя, словно ненужный хлам все, что знал, стал вести себя с ними также, как они вели себя с ним. Ангелы ругались на него и Карлсон ругался на них. Они требовали что-то от него, голося на разные голоса настолько неразборчиво, что он не понимал ни словечка и он ругался на них на чепуховом языке, так и не придя к соглашению, они вернули его на балкон квартиры, где в страхе, стуча зубами, стоял его отец и следил за всем происходящим блестящим, как гладко отполированный камень, остекленевшим взглядом.

Гипотеза имела свое окончание. Для чего все это было нужно? Столько сложных пируэтов, появления посреди человечества демонов, сражений и пряток, столько возни с какими-то людишками? Ответ последовал неожиданный, для этого предлагалось подумать и написать на листе бумаги свою версию любому из отряда, независимо друг от друга. Спрашивали буквально каждого. Какова цель? И каждый, немного подумав, писал без смущения. Цель одна — подготовить потомков демонов для войска Сатаны. Люди слабы и каков бы ни был колдун, он всего лишь ворожей и без заклинаний часто не может абсолютно ничего, а воины сильны и заклинания им не нужны, они сами, как ангелы...

Они знали, что перейдут со всеми накопленными в человеческом обществе знаниями в Преисподнюю и присоединятся к битвам с адонайцами, тем более, все в отряде испытывали какое-то необъяснимое чувство подозрения к ангелам Бога...

У Роберта были друзья по отряду и в обыкновенной жизни, в которой они притворялись обычными людьми, они выглядели вполне мирно и объяснимо.

Один сам себя величал Карлсоном. Он очень любил летать, ныряя в дымчатую туманность облаков. Карлсон — законченный циник и шизофреник, шизофрению ему поставили еще в детстве весьма «умные» психиатры. Так вот, Карлсон вечно скалил зубы, издевательски подсмеивался. Особенно доставалось от него новичкам, изредка поступающим и поступающим в отряд. Новобранцы, как правило, были уже восьмидесятых и девяностых годов рождения. Их вычисляли службисты из отдела государственной безопасности.

Карлсон особенно любил подтрунить над ними, во время обеда, например, задумчиво глядя в миску, он рассуждал вслух, как желудок будет расправляться с помощью кислоты с этой кашей, как она слипшаяся, вся в слизи, будет исторгнута желудком в кишечник и пойдет извиваться по бесконечным трубам кишечника, постепенно превращаясь в коричневую дурно пахнущую колбаску, чтобы потом, оказаться на дне унитаза.

Слабовольные новобранцы, зажимая рты, выпрыгивали из-за стола, бегом, где-то там вне стен столовой опорожняя свои желудки. Ну, а более сильных Карлсон продолжал методично доводить. Он извращал в глазах новобранцев все, даже природу. Про женщин он обязательно говорил, вздыхая не притворно и тяжело, не как они хороши и фигуристы, а как они рожают, извиваясь от боли, как выворачивает все их внутренности толстый младенец, сделанный тем же новобранцем. Живописал кровь, крики и опять-таки ту же слизь.

Новобранцам снилась слизь. Она медленным потоком ползла по полу казармы, а Карлсон стрекоча на пропеллере, подвешенном к спине, встревожено говорил откуда-то из-под потолка: «Вот я же говорил, слизь, видишь, слизь!» И указывал вниз.

И новобранец с криком просыпался, с испугом глядел на чистый пол, вздыхал облегченно, но заснуть уже не мог. А Карлсон удовлетворенно улыбался, лежа тут же, рядышком, на своей кровати, понимая, что к чему.

Впрочем, скоро к его замашкам привыкали и уже обращали не больше внимания, нежели к жужжанию мухи...

Другой друг Роберта, по прозвищу Дьякон, огромный детина с задумчивым взглядом небесно-голубых глаз, в свободные часы мечтал. А, когда его спрашивали, о чем он мечтает, Дьякон всегда отвечал одно и то же. Он мечтал, не более и не менее, как стать патриархом России.

«Вот послушайте, братцы!» - восторженно шептал он своим сослуживцам, - «открою я, этак, царские врата, весь такой красивый, в золотой митре. Выйду на амвон и осеняя народ крестом, возглашу...»

И тут Дьякон, воображая себя патриархом, вставал, широко расставив ноги и вдруг, ревел громоподопобным голосом, от которого тоненько дребезжали стекла окон, а у слушателей закладывало уши: «Призри с небесе, Боже, на нас грешных. Прииди и помилуй нас!»

И замолкал, торжествующе оглядывая своих друзей, повалившихся кто куда, от хохота.

Мечты у Дьякона были одни и те же, но с вариациями, иногда он воображал белых ангелочков, которые машут крылышками у него над головой и почему-то при этом держат веера, которыми обмахивают новоявленного Патриарха. Но тут, непременно, в фантазии Дьякона встревал циник Карлсон и дополнял картину, наделяя ангелочков вентиляторами огромной мощности, живо описывал, как мечутся перепуганные толпы прихожан по храму, как прячутся в алтаре, залезают в гробы к святым и при этом трещал зубами, изображая хруст костей несчастных святых угодников. В красках описывал, как летят в двери многочисленные служки Патриарха, подметая мантиями и длиннополыми рясами узорчатый пол церкви. Обязательно останавливался на проеме двери, где застревает в пробке орущая и визжащая масса верующих, а потом, делая паузу и красноречиво глядя на всех, дополнял, вдруг, как сам Дьякон, огромный мужик в сверкающем облачении, в золотой митре, несется по воздуху, осеняя крестным знамением всех и вся направо и налево, а потом налетает на пробку из народа, и бьет по головам трикирием и дикирием, возглашая: «Дорогу Патриарху! Аминь!»

А злобные ангелы летают по всему храму и выдувают тех, кто спрятался. И под куполом летают рассерженные старухи с клюками и костылями, которыми они так и норовят стукнуть раздухарившихся ангелочков. Заканчивались фантазии Карлсона обидой Дьякона и заливистым хохотом сослуживцев, которые держась за животы, расползались кто куда, лишь бы передохнуть от смеха. Тем не менее, и Карлсон, и Дьякон оставались друзьями. Иногда, они вместе ходили в ту же церковь и вполне скромно простаивали всю службу, истово крестясь да кланяясь, им обоим нравился сам процесс церковной службы, а не служение Богу.

Изредка, по знакомству с церковнослужителями, Дьякона приглашали на Пасху, на Крестный ход. И он с Карлсоном обязательно брался нести хоругви. Оба друга, огромные, выше двух метров ростом, широкоплечие, облаченные в белые одежды, рубашку и брюки, вышагивали перед всей процессией, будто два грозных архангела. А за ними вослед шествовали дьяконы и псаломщики с иконами, следом семенили в праздничных одеждах священники с крестами. Шествие замыкала толпа наряженных в светлое, верующих, тогда под облака уносились слова молитв, выпевающих певчими, в обыкновении, студентами музыкальных училищ. Им вторили басом дьяконы. Многие голоса звучали настолько прекрасно, что крупные слезы сыпались из глаз и улыбки умиления надолго поселялись на лицах всех, кто это слышал.