Алмазный венец севера

Духа хоть земляного, хоть огненного или воздушного, можно зачаровать или купить — а вот обмануть никак. Да и они тоже не в состоянии лукавить, уж такими их боги сотворили… Ларка тогда, выбирая в каменоломнях подходящие цветом и размером глыбы мрамора, разговорился с хозяином тамошних недр, благо тот сразу почуял родственную душу настоящего мастера да открылся пришлому без опаски…

— Ну, спасибо, — всё же он улыбнулся. В самом деле, первый же скол обнажил тёмно-зелёную, почти чёрную поверхность, в которой словно еловая веточка красиво разбегались прихотливые прожилки и завитки яркого изумрудного цвета. — Тут долго думать надо, чтобы сделать что-то путное, а не ту обычную халтуру для продажи, что только денег и стоит.

Удивительно — в долгом и нудном ворчании духа слышался едкий упрёк, что они, человеки, слишком много уделяют помыслов так называемым деньгам, когда истинное богатство вот оно. Уж он сразу приметил, что молодой кузнец уже прикидывал нетерпеливо, подходит ли медь и серебро оправой или вставками к этому полудрагоценному малахиту.

— Тебе хорошо, ты в еде или одежде не нуждаешься, дети тоже, — Ларка всё же попытался оправдаться. — А мне и другим есть-пить надобно, одеваться или всяко другое — вот деньга для обмена да накопления и придумана умными людьми…

В животе у него очень кстати забурчало. Потому человек проворно расстелил прямо на нагретом валуне тряпичный свёрток, что извлёк из заплечной сумы. Немного хлеба, обрезок сыра да полупрозрачный по жаре шмат сала. Чистейшая вода вон в ручье, почти под ногами — что ещё проголодавшемуся парню надо?

Дух весело хохотнул, наблюдая как кузнец со вкусом, жизнерадостно подкреплялся.

— О, на можжевеловых веточках копчёное, с дымком, — он согласился попробовать ломтик нежного, с прожилочкой сала. Аккуратно прикопал корочку меж камушков, пошептал что-то. И Ларка не сомневался — на следующий год на этом месте вырастет если не разрыв-трава, то лохматый, в серебристой шубке цветок или горный папоротник.

Против такого, мелкого чародейства парень не имел ничего. Да и вообще относился к магикам да ведьмам с уважением, не как все — правда, мысли таковые благоразумно держал при себе. Уж хороший кузнец дураком быть никак не могёт…

— Про Василису-кузнечиху слыхал чего? — и дожёвывающий последние куски парень усердно закивал — уж историю о том, как легендарная мастерица чинила Луну, когда ту кто-то из паладинов Света повредил, он любил больше всего. Даже сильнее чем ту, где Василиса на спор да после чарки зелена вина ударом обёрнутого лишь в рогожу кулака насквозь пробила любимую кирасу графа Витгейта. Правда, на следующий день после пира сама же и чинила…

— Знавал я её, — задумчиво прошептал бестелесный дух, глядящий не столько куда-то в сторону, сколь вглубь времён. — Она ведь нашенская, из здешних краёв. Там, за рекой, когда-то богатая ваша деревня стояла.

Замерший Ларка едва не поперхнулся, да так и сидел, дожидаясь пока смешавшиеся мысли не перестануть скакать в голове заполошными белками. Вот те раз — оказывается, не всё байки в старых сказах! Кроется и за ними что-то такое… эдакое.

— Так вот, когда пришёл срок её — завещала она нам искать мастеров хороших да привечать помаленьку. Если кто ко всему ещё и чист окажется… в общем, смотри.

Словно ледяной туман ожёг руку своим прикосновением — то непостижимым образом сгустившийся дух уцепил парня ладонью и принялся водить ею над куском сломленной высохшей ветки. Не сразу, не вдруг Ларка осознал, что ощущение текущей из пальцев Силы ему не мерещится — дерево почернело, задымилось, а затем и занялось едва видимым на солце огоньком.

— Запомнил? Повтори! — строго нахмурив кустистые брови, потребовал маленький бестелесный учитель.

Со второго раза забывший даже вытереть губы парень таки сумел воскресить в ладони это чувство — ветка снова занялась, а потом вмиг прогорела дотла.

— Силён, — то ли уважительно, то ли неодобрительно проворчал дух и посмотрел вверх, на солнышко. — Ладно, до остального сам допетришь, Ларка — кузнецы навроде тебя завсегда и магики, потому и редки несказанно. Что ж, тебе пора уже. Ступай.

И совсем уж неожиданно оказалось скомканно простившемуся огорошенному кузнецу чувствовать в спине провожающий его задумчивый взгляд. А когда дух еле слышно и как-то совсем непонятно выдохнул прощай же, парень от неожиданности споткнулся и едва не растянулся на склоне. Это с чего бы не до свиданья? Никто тут вроде помирать не собирался…

Эх, знать бы тогда, и понять бы — что дух просто тянул время! Задерживал парня возле себя, вдали от родной деревни…

— Да что же это такое? — шёпот белого от ужаса Лёнчика ввинтился в ухо едва ли громче шелеста травы под ленивым ветерком, но Ларка лишь крепче стиснул зубы и сильнее прижал встреченного почти на околице охотника к земле.

Вернее — на бывшей околице. От крепкой и справной деревни Каменка теперь осталось только едко курящееся пепелище. Нелепо торчали чёрные от жирной копоти печные дымари, да на воткнутом в колодец посреди площади бревне висел в назидание всем казнённый староста.

— Паладины… — с ненавистью выдохнул кузнец и вновь прижал дёрнувшегося было куда-то бежать и кого-то спасать охотника.

Да уж, тут если кого и надо спасать, то только себя — дрянное копьецо Лёнчика только на молочного кабанчика или косуль страху навести и могло — а уж свой старый серебряный нож Ларка при желании мог попросту на палец намотать. Куда уж тут, без оружия из укрытия выскакивать. Но даже если бы и было что сурьёзного — как вдвоём против почти сотни? Да и то, один кузнец, другой охотник на пушного зверя.

Они оба краем глаза, искоса проводили взглядом скрывшийся за лесом отряд святого воинства. Ускользали, плыли восприятием — неровен час, почуют те, уж обучены на совесть.

Эх, боги — и ты, барон — как же вы попустили?

По засыпанной шевелящимся, словно живым пеплом деревне тут и там виднелись нелепые ослепительно-белые пятна — там святым словом прищучили какого-нибудь не успевшего удрать духа. В любом поселении-то их завсегда много. Не токмо всякого рода домовых да овинников. И водяные, и огненные, иной раз лукавые духи воздуха в селе приживаются как свои — люди и бестелесные испокон веков жили тут дружно, уж больно тяжело без поддержки друг другу. А людей эти светлые мерзотники угоняли в своё рабство — да не цепями приковывали, а святою молитвой душу отравляли, та крепче любых оков вяжет…

— Слышь, Ларка — пошли краем леса, через лог? Опередим да присмотримся, — в сузившихся от ненависти и страха глазах охотника наконец мелькнуло что-то осмысленное. — Вызволить наших навряд ли удастся — но быть того не могёт, чтоб хоть несколько светленьких не оплошали, не отошли от своих — по нужде или по дурости. Они ж от победы хмельные нонча.

Стоило признать, что поданная тощим и жилистым Лёнчиком идея выглядела весьма заманчиво для просто пылавшего от боли сердца. Потому Ларка нехотя согласился — хоть клок шерсти выдрать обидчикам, а там видно будет…

— Да тише ты! — уже на полпути шуганул его бесшумно скользящий меж деревьев охотник, когда они по бездорожью срезали через старое ущелье свой путь.

— Я только по камням бесшумно хожу, — кузнец виновато пожал плечами.

Лёнчик с тихим вздохом забрал чуть выше по склону, где из-под тонкого слоя почвы то и дело выныривали валуны, и дело пошло веселее. Словно две тени бесшумно скользили меж камней и покрученных сосен. Краем глаза Ларка ещё приметил особо искривившуюся рощицу с каким-то печальным оттенком коры и иголок — наверняка под низом в недрах что-то интересное есть. Затем горько поморщился, не пуская пока в сознание мысль, что многое теперь не будет по-прежнему. Если вообще будет — даже вдвоём заломать крепкого опытного солдата, это дело не для слабых духом или телом.

Впрочем, Лёнчик хоть и выглядел тощим доходягой, однако на самом деле был жилистым, тягучим. Ларка умаялся бежать за тем по малознакомым здесь горкам и крохотным долинам. Он сам если и проходил тут, большей частью прислушивался и присматривался — что же там внизу? А охотник как раз наоборот, верхний…