Волчица и пряности. Краски мира 3 (ЛП)

Но женщина явно ни о чем не беспокоилась, и Хозяйка серьезно кивнула в ответ.

– Могу ли я их обоих навестить?

– Хмм? О, конечно. Его святейшество был занят своими священными обязанностями, но все равно несколько раз спрашивал о тебе, – сказала женщина и, посмотрев на меня, добавила: – И о твоем черном рыцаре тоже.

Должно быть, именно поэтому женщины не боялись смотреть на меня. Я был доволен, но Хозяйка почему-то смутилась, когда меня назвали рыцарем. Хозяйка, ты не гордишься мной, когда меня хвалят?

– Энек – рыцарь? Это, ну…

– Нет-нет! Нам сказали, что деяния этого маленького черного рыцаря очень помогли принести свет надежды в наш город. И, конечно, то же самое сказали про юного ангела, путешествующего вместе с ним.

– Ангела? О… н-нет, я не… – Хозяйка залилась краской до ушей и опустила голову. Ей уже доводилось слышать, как ее зовут духом или феей, но это всегда было с ноткой подозрительности. К похвалам она была совершенно непривычна.

Смущение Хозяйки начало смущать и меня; я гавкнул и потерся носом о ее ногу.

– Ха-ха-ха! Видишь, даже твой маленький рыцарь считает, что такая скромность вовсе не нужна!

– …

Хозяйка не могла облечь свои мысли в слова, но, заглянув в ее опущенное лицо, я увидел, что оно отнюдь не недовольное.

– В общем, можешь смотреть на Его святейшество, сколько хочешь. У них обоих такое блаженство на лицах, когда они спят.

Женщина говорила таким тоном, будто хвасталась собственными детьми, и я вполне понимал, почему. Те два человека вернули городу надежду, а значит, ими можно было гордиться. Со мной и Хозяйкой тоже хорошо обращались благодаря этой надежде.

Конечно, это только естественно, что работа должна быть оплачена; поэтому мы должны стоять гордо и принимать почести. Но что бы стали делать все эти люди, если бы узнали, что Хозяйка была пастушкой?

Я молился богу, который вроде как живет в этой церкви, чтобы женщины не стали интересоваться, какая связь между мной и Хозяйкой.

– Сюда, пожалуйста.

Я оставил молитвы, когда женщина повела нас с Хозяйкой в глубь церкви.

Человек, на которого мы работали пастухами, тоже был церковником, так что нам и раньше доводилось иногда заходить в церкви. Эту назвать большой было никак нельзя, даже из лести.

Она была из прочного камня, но за ней давно не ухаживали, и это было очень заметно. Ниши в стенах, где свечи давно никто не зажигал, заросли паутиной; интересно, сколько вообще времени прошло с тех пор, как этими стенами кто-то занимался?

У деревянной двери комнаты, где лежал епископ, петли, видимо, вконец проржавели: дверь была прислонена к стене, а ее обязанности выполнял кусок ткани, висящий в проеме.

Даже если город сохранял веру, без священников церковь была в запустении.

– Сюда, – произнесла женщина гораздо тише, чем прежде. Отведя ткань в сторону, она жестом пригласила Хозяйку войти. Я подумал, что меня она не пустит, но женщина улыбнулась и разрешила мне пройти.

Я стал о ней чуточку лучшего мнения.

– …Всего один день, а он так…

Хозяйка хотела закончить фразу словом «исхудал»?

Женщина кивнула, и с ее губ впервые за все время сорвался озабоченный вздох.

Полумрак в комнате не помешал нам правильно понять, в каком состоянии епископ. Такой раны может вполне хватить, чтобы человек ослабел и умер – а ведь епископ был еще и немолод.

Хозяйка сцепила руки, закрыла глаза и начала молиться. Едва ли я когда-нибудь забуду, как Церковь обращалась с ней прежде, и потому в церквах мне всегда неуютно. Я сел и стал ждать. Джузеппе, по крайней мере, не виноват в страданиях Хозяйки. Более того, он и мне выказывал должное уважение, и потому я надеялся, что он поправится.

– …И да пребудет с вами благословение Господне, – тихо закончила Хозяйка, потом протянула руку и прикоснулась к одеялу, под которым спал Джузеппе. Потом повернулась к женщине. Люди очень хорошо умеют обращаться со словами, но в подобных ситуациях часто взгляды оказываются более красноречивы. Женщина кивнула, положила руку Хозяйке на плечо, и они вместе вышли из комнаты. Я встал и развернулся, чтобы направиться за ними, но напоследок еще раз посмотрел назад.

Быть может, это лишь мое воображение – мне показалось, что я почувствовал на себе взгляд Джузеппе.

Но его тело лежало на кровати все так же неподвижно.

Я пастуший пес; я привык спать под звездами и ощущать дыхание земли. Я чувствую движения земли и неба. И я рад, что не умею говорить, что не владею всем богатством выражений лица, каким владеют люди. Иначе я не смог бы скрыть от Хозяйки свои чувства.

С другой стороны, спящее лицо Джузеппе было таким мирным, значит, возможно, и на душе его тоже царил мир.

А значит, и печалиться не о чем.

Я вышел из комнаты и последовал за Хозяйкой.

***

Когда встречаются два воробья, поднимается шум.

Ничего удивительного, что, когда вместе собираются люди (а они куда разговорчивее воробьев), всегда начинается суматоха.

Хозяйка пришла всего лишь навестить Джузеппе и его спутника, которого, похоже, звали Рудо Дорхофф, но местные жители явно не собирались просто так отпустить ее в постель.

– А, так ты из Рубинхейгена, да?.. Кстати, а где это?

– Я слышала о нем! Говорят, там собор милостью Господа освещен всю ночь.

– Точно, точно. А я еще слышала, там дубят кожи на камнях из чистого золота.

– Из золота?! Ну конечно, это ж Рубинхейген. Так где он находится?..

Так оно и продолжалось. Одни поливали градом вопросов Хозяйку, другие болтали между собой.

Лежа рядом с Хозяйкой, я лениво зевнул. По мне, все эти слова ничем не отличались от овечьего блеяния.

– А вроде Отец Нико рассказывал, что главный собор в Рубинхейгене достает до самого неба?

– Рассказывал, точно. Он говорил, собор такой высокий, что ангелы пролетают мимо окон и прерывают молитвы!

– Скажи, это все правда?

Разговор наконец переключился на Хозяйку. Я кинул на нее взгляд; она улыбалась, но улыбка эта была болезненная.

– Думаю… может быть, и правда.

Правда заключалась в том, что собор был достаточно высок, чтобы приходилось задирать голову, если хочешь его весь увидеть; а пролетающих мимо окон ворон и воробьев, может, принимают за ангелов.

Но если бы Хозяйка так сказала, то выставила бы лжецом Отца Нико. У Хозяйки было достаточно жестокого опыта, чтобы это понимать.

Как бы тяжелы ни были обстоятельства, обвинять служителя Церкви во лжи – плохая идея.

– Ну конечно! Помню, Отец Нико говорил, что хотел бы еще разок увидеть Рубинхейген перед смертью.

– Но Его святейшество Джузеппе был там много раз, и когда направлялся сюда, он тоже через него проехал. А сюда его провела госпожа Нора, которая раньше работала в церкви Рубинхейгена. По-моему, Господь услышал молитвы Отца Нико, – сказала одна из женщин, и остальные закивали.

Они все пытались пожать Хозяйке руку и бесконечно твердили «спасибо, спасибо».

От всего этого Хозяйка не находила себе места – то ли потому, что не привыкла, что ее благодарят, то ли ее смущала даже маленькая ложь про «работу в церкви».

Мукомолы, пастухи, скорняки – этих людей презирают так же сильно, как палачей и сборщиков налогов. Если бы Хозяйка сейчас сказала чистую правду, все эти улыбки стали бы очень натянутыми, и от теплоты их не осталось бы и следа.

Так или иначе, Хозяйка не солгала, сказав, что работала в церкви. Она просто не сказала всей правды.

Нельзя назвать неправдой и то, что ее надо благодарить за приезд сюда Джузеппе. Я считаю, что, если город обращается с нами так признательно, мы должны это с гордостью принять… но Хозяйке это тяжело.

Что касается меня – поскольку я тоже участвовал в разговоре, меня угостили свиной колбаской, правда, уже с душком. Благодарность куда приятнее, когда она сопровождается чем-то вещественным.

Расспросы уже поутихли, и тут одна из женщин спросила: