Обманка (СИ)

Лишь присмотревшись повнимательнее, я заметила толком не протоптанные, но уже намеченные тропки между упавшими башенками; куски шкур и ткани, занавешивающие пустые окна, и следы погасших костров, прикрытые травой. Здесь действительно жили люди — как-то странно, по-своему, с непонятной мне философией — но жили. Выживали.

— Не так давно общину пришлось переносить, — сообщил таший, мигом раскрыв тайну непротоптанных троп. — Предыдущее стойбище обнаружили имперцы.

— Ясно, — протянула я, не в силах оторвать взгляд от этой постапокалиптической картины. Могло ли мне прийти в голову уйти жить в лес, в древние руины, когда рядом — вполне обжитый, уютный город? А здесь только ядерной зимы не хватает. Зачем им все это? Неужели только из-за страха сокращения площади джунглей?

Но спросить у ташия я не успела — он целенаправленно попер на самый край «поляны», поманив меня за собой.

— Сейчас познакомлю тебя с нашим шаманом, — пообещал Устин, не оборачиваясь. — Он… немного эксцентричен, но так, в принципе, и должно быть.

— Отлично, — пробормотала я. Итак, идем знакомиться с укурками племени ташиев. Ох, узнала бы мама…

В низине на окраине поселения с десяток серебристых ручейков сливался, образовывая небольшую заводь, из которой вытекала шумная речушка. В центре заводи возвышалась башенка, переломленная пополам — основание осталось стоять, по самые окна погруженное в воду, а верхние этажи обвалились; со стороны строение напоминало перегрызенный посередине карандаш. Еле намеченная тропка упиралась прямиком в бережок; ни мостков, ни камней, по которым можно было бы перебраться ко входу, я не заметила. Устин же выглядел совершенно спокойным, наводя меня на не слишком радостные мысли по поводу способов проникновения в башенку.

— Обувь лучше оставь здесь, — подтвердил он мои худшие опасения, снимая медвежью шкуру.

А под ней оказался худощавый паренек немногим старше меня; заметив изучающий взгляд, он тотчас же демонстративно расправил ссутуленные до того плечи, обнаруживая довольно высокий рост. Интересно, каких ж размеров был тот медведь при жизни? Шкура-то ташию практически впору…

— Никогда не выигрывала в конкурсе мокрых маек, — мрачно буркнула я, стягивая сандалии.

— Спорим, ты в нем просто никогда не участвовала? — подмигнул Устин и вошел в воду, мгновенно покрывшись мурашками.

Я смущенно стрельнула в него глазами. Инстинкты замкнутой и благовоспитанной горожанки требовали возопить «Нахал!» и залепить ему пощечину, но вышеозначенный нахал так невинно и вместе с тем пакостно ухмылялся, что не улыбнуться в ответ было невозможно. Он угадал — только вот не участвовала я просто потому, что, собственно, нарочно идти на подобное мероприятие мне бы в голову не пришло, а случайно я на него ни разу не попадала.

Потоптавшись на мелководье, таший глубоко вздохнул и пошел к башенке, где-то в метре от берега перейдя на плаванье. Создавалось впечатление, что Устин твердо решил, что ноги для такого ответственного дела не годятся и до обиталища шамана следует добираться исключительно посредством рук. Попытавшись плыть за ним привычным стилем контуженной собаки, я быстро поняла всю хитрость маневра «медведя»: дно озерца густо покрывали длинные синевато-зеленые водоросли, так и норовящие при неосторожном движении оплестись вокруг щиколотки. Волей-неволей пришлось подстраиваться под ташия — работать руками и стараться держать ноги повыше. Вдобавок вода оказалась ледяной: по всей видимости, где-то выходили наружу подземные родники.

В итоге на порог башенки, скрытый под водой, я приплыла изрядно наглотавшаяся озерной тины, замерзшая, порядком злая и уже основательно засомневавшаяся — а не прикончить ли меня решил спасенный? Впрочем, один взгляд на Устина все прояснил — таший слегка посинел, а мурашки на его руках бродили дрожащими толпами, то и дело предпринимая попытки согреться друг об друга.

— Как ваш шаман вообще там живет? — клацая зубами, поинтересовалась я.

— Понятия не имею, — честно признался Устин, этак привычно и непринужденно залезая в оконную раму, и не глянув в сторону распахнутой настежь двери. — И не вздумай туда входить! — предупредил он, проследив мой задумчивый взгляд. — Там капкан прямо на пороге, специально для тех, кто заваливается без приглашения…

— Какие вы гостеприимные, аж оторопь берет, — заворчала я, карабкаясь в окно, которое, как назло, располагалось довольно высоко, да еще и кровожадно щерилось осколками выбитых стекол. — Там внутри неглубоко хоть?

— Кому как, — усмехнулся высоченный таший, с нескрываемым злорадством наблюдая за тем, как я все-таки сорвалась с окна и плюхнулась назад, в озерцо, чтобы через мгновение с сочными проклятиями начать карабкаться обратно. — Мне по пояс.

— Обрадовал, — буркнула я, представив себе еще как минимум полчаса медленного замерзания у гостеприимного шамана. От отчаяния и желания побыстрее отделаться у меня все-таки получилось забраться на окно, слегка ободрав опорное колено, и я, чертыхаясь, спрыгнула вниз, подняв тучу брызг. — Какого?.. — прошептала я, уставившись перед собой и не обращая внимания на сдавленные ругательства отфыркивающегося ташия.

В светлой каменной башенке, куда почти не проникал солнечный свет, вода оказалась очень теплой, почти горячей. На поверхности, встревоженной моим неуклюжим приземлением, мерно покачивались белоснежные кувшинки и насыщенно-зеленые сочные листья с тоненькими стебельками, теряющимися в глубине. Отсыревшие стены и не думали зарастать — ни мхом, ни лишайником, ни водорослями; они просто оставались холодными, несмотря ни на что, и, казалось, слегка светились изнутри. Первый же шаг вперед подсказал, что бывший пол — и нынешнее дно — так же остался нетронутым, что никак не могло объяснить произрастание кувшинок посреди каменной башни.

— Делоко! — рявкнул таший, заставив меня подскочить на месте от неожиданности. — Хватит уже! Выныривай!

— Выныривай?! — оторопела я.

В окно я карабкалась минуты три и за все это время не заметила ни единого движения внутри башни. Как вообще дышал этот их шаман? Через соломинку, что ли?

Дальше рефлексировать мне не дали.

Знакомство с шаманом племени ташиев началось с оглушительного вопля. Моего.

Я была готова практически ко всему, поскольку нормальный человек в луже селиться не станет. Но вот что мне не пришло в голову — так это то, что их чертову шаману припрет всплыть чуть ли не из-под меня, едва не сбив с ног!

Хотелось, конечно, поорать как следует, чтоб запомнил и больше так не делал даже в страшных снах, но непривычные к такому обращению легкие возмутились раньше, чем того требовали оскорбленные нервы. Пришлось замолчать, судорожно пытаясь отдышаться, и воинственно уставиться на нового знакомца, которому вообще лучше бы оставаться незнакомым.

Шаман (Делоко?) не выглядел сколько-нибудь оглушенным или хотя бы удивленным, будто у него в башне каждый день визжат перепуганные девицы. Зато Устин, казалось, поставил перед собой целью изобразить шокированный смайлик японского типа — если бы только у того нервно подергивался левый глаз, — но мне было не до того.

Шаманом племени ташиев, представлявших основную угрозу религиозному единству целой планеты, вкалывал угловатый темноволосый мальчишка с вечно скучающим лицом. Больше всего он напоминал тех же тилров — только цвет кожи и форма ушей выдавали в нем человека, хотя (чем черт не шутит?!), возможно, и не совсем чистокровного.

Кроме того, шаман очень любил расшитые бисером цилиндры (иначе с чего бы нацеплять один на голову, а второй мять в руках?) и считал нормой не дышать по несколько минут: ни соломинки, ни, тем паче, акваланга я не заметила. Помимо цилиндра на Делоко красовались штаны из грубой ткани, — причем выкройкой никто не озаботился: просто два куска полотнища, вырезанные приблизительно по одной форме и сшитые между собой. Пояс заменял цветущий вьюнок, растущий прямо из бока шамана.

— Господи… — тихо пробормотала я, завороженно уставившись на то место, где зеленый стебелек плавно и естественно врастал в живую человеческую плоть. В горле мигом собрался тошнотворный комок.