Обязалово

За два дня переточили всё, что от нас убрать не успели. Сделали доброе дело…

«Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным» — международная юридическая мудрость.

Домна с мокрым полотенцем прибежала:

— Уж я вас, паскудники! Кто у меня все ножики на кухне наточил?! Все бабы порезавши, руки у всех по-замотаны! Кухарить — некому, посуду мыть — нет никого!

Мда… В первой моей жизни тесть тоже мне сильно вычитывал. Когда я, по просьбе тёщи, ножи у них в доме наточил. А она, естественно, сразу же и порезалась.

Шесть баб с перевязанными пальцами — уже социальное явление. А если это весь личный состав единственного предприятия общественного питания — такой же кризис.

— Домна, ну так же лучше! Острым ножиком же — работать удобнее! Быстрее, эффективнее, веселее…

— Умный ты, Ванька — спасу от тебя нет. Веселее… Ладно, сегодня на ужин сухарями… веселитесь.

Никогда не следует считать аборигенов дураками. Их взгляд на новые сущности, внедряемые попаданцем, может быть весьма неожиданным.

Жердяич поковырял у себя в ухе, полюбовался накопанным и выдал:

— Это будет тайна.

Я, конечно, согласился: состав смеси для абразивных кругов и в 21 веке — всегда секрет производителя.

Но Жердяич мыслил шире:

— Всякое дело, которое к этому точению применяется — есть секрет. Только для своих. Мы их посвящать будем. И смертную клятву брать.

— Куда посвящать?!

— В сокровенное истину. В секрет точильного ремесла. Всё — секрет. И как точило делать, и станок, и как точить. Только для братьев.

— Для Жердяичей? С чего это?

— Не. Ты не понял. У нас будет братство. Точильщиков. Кто поклялся — того научим. А остальные… пусть лесом идут. Вот.

На мой слух — совершенная глупость. Чего тут скрывать? Вот — нож, вот — точило, вот сюда — рукой, сюда — ногой…

А если подумать? Дети всегда любят тайны. А мне легче детей научить, чем взрослых мужей переучивать. Значит, надо делать как-то… по-детски.

Опять же: концепция сокрытого тайного знания в средневековье повсеместна. Уже имеется куча всяких закрытых и полузакрытых орденов, братств, обществ, гильдий… «Герметики», одним словом.

Я внимательно рассматривал этого паренька. Невысокий, плотненький. Как маленький боровичок. Ничего особенно запоминающегося во внешности. Разве что — цепкий, несколько сумрачный, внимательный взгляд исподлобья.

— Лады. Через три дня приму тебя в точильщики. Тайным обрядом. На старом Велесовом городище, где Велесов медведь волхвов своих погрыз.

— По настоящему?! Взаправду?!

— Взаправду. Ночью, с клятвой на огне и железе.

— И чтоб на крови было!

Наши занятия с точильным станком вызывали зависть у остальной части малолетнего населения:

— Эта… ну… а нам можно? А подержать? А я вот тут ножкой чуток понажимаю…

Точильщик набычился:

— Нельзя! Моё! Поломаешь! Иди отсюдова!

Больше мне точильщиков пока не надо. Пусть парнишка сам разберётся — потом уже к «мастеру» учеников подгоню. А раз детишки хотят дело себе… Есть у меня ещё одна забота.

Странно: пространства на «Святой Руси» — огромные. А системы связи — в зачаточном состоянии. Вечно.

Предвидя татарские набеги, казаки ставили в степи вышки. Когда появлялся враг — запаливали пук подготовленной соломы и тем сигнализировали о нашествии. Как древние евреи подавали сигнал о начале Пасхи кострами на высоких местах. Картинка похожа на «Властелина колец».

Количественная оценка переданной информации — один бит.

В степи человек издалека виден, поговорить — не набегаешься. Сформировался набор жестов, движений. «Пустивши лошадь по кругу, маячить пикой — вызывать на бой».

Кажется, это единственный пример передачи собственно информации в российской истории.

Все остальные — передавали материальный носитель. Княжии гонцы — таскали грамотки, ямская служба — мешки с письмами, фельдъегерь — государев пакет…

Информация — в бумаге, бумага — в сумке, сумка — у человека, человек — на коне… А яйцо Кощея — на дубу в Лукоморье.

Дорого, сложно, медленно. Но как же иначе? Ведь все так делают! С дедов-прадедов…

Я предупреждал, что я — «эксперт по сложным системам»? Так это правда: отделяем сущность от привычного. Получаем голую передачу информации. Без всяких носителей, гонцов, ямщиков… и их лошадей. Которые «в глухой степи замёрзли». Называется: семафорная азбука.

«Своими блестящими победами Наполеон I обязан немало оптическому телеграфу, с помощью которого он имел возможность быстро передавать свои распоряжения на большие расстояния» — нам что, «блестящих побед» не надо?

Флотскую русскую семафорную азбуку имени адмирала Макарова — не помню. Но помню, что руки матроса с флажками следовали по осьмушкам циферблата. У адмирала использовались не все возможные комбинации: только 29 букв и три спецсимвола. Цифры и знаки препинания у адмирала шли буквами: «семь», «зпт».

Здешняя кириллица содержит 43 буквы. Добавляем цифры, знаки препинания, спецсимволы. Восемь положений флажка, два флажка, 64 комбинации. Получаем… что-то вроде «КОИ-6R».

Может, что-то типа любимого мною UTF-8 уелбантурить? Громоздко будет. Да и нужды пока нет. Теперь оптимизируем эргономику сигнальщика с учётом частотного употребления знаков.

Три раза перерисовывал кодовые таблицы, заставил баб до блеска отдраить медную крышку от котла, повесил её в пустом амбаре и начал перед ней флажками махать. Надо же самому попробовать! Всё — сам, всё — личным примером…

Пример оказался впечатляющим: сперва взвыли бабы.

— Ой, беда! Боярича падучая трясёт-корёжит! Акима давайте — пущай владетель ублюдка свого угомонит!

— Не! Марану звать надо! Лекарку — срочно!

— Попа! Попа надоть! Воды! Воды святой! Бесы ж! Прям с преисподней! «И имя ему — легион»…

Домна прибежала, постояла у ворот, на мои экзерцисы глядючи. Потом внятно поинтересовалась:

— Ты вовсе с помороков слетел или так, до вечера только?

— Домна, да ты глянь какую я полезную новизну придумал!

— Охо-хошеньки… От твоих новизней… у половины баб в селище молоко пропало. Ты б хоть изредка, хоть бы и лысой головушкой, а думай.

Как-то бурно народ мой научно-технический прогресс переживает. Реакция в форме изменения удойности — мною не предусматривалась. А вот и мужики подошли, сейчас тоже выскажутся… насчёт опасности для их… яйценоскости.

Мужики повели себя на удивление спокойно. Ивашко, конечно, мне в глаза позаглядывал, голову потрогал, насчёт «мебели» — сегодняшних стула и стола поинтересовался.

А Чарджи посмотрел-послушал, подёргал себя за чёрный чуб и, ткнув в таблицу кодов, бросил Алу:

— Выучишь. Как «отченаш». Проверю.

Кроме ханыча в обучение набежала ещё куча мальчишек. Из старшей голяди и детей беженцев — дети местных крестьян отцам помогают: корчёвка продолжается, сев не закончен, рыба на нерест пошла…

Вот и получается, что и не моей волей, а просто «силою вещей» мне на службу идут не нормальные, типичные, общераспространённые особи, а маргинальные. Хоть и дети, а — «Десять тысяч всякой сволочи».